Кэтрин Хоу - Дочери Темперанс Хоббс [litres]

– Мандрагоры здесь повсюду, – сказала Грейс. – Этот сад любит мандрагоры. И мандрагоры любят этот сад. Любят, – добавила она, обращаясь к Томасу. – Понимаете, о чем я?

Тот, всхлипывая, закрыл лицо ладонями.

– Как же выкопать его так, чтобы не повредить? – спросила Конни. Сок белены разъедал ее руку и раскрасневшийся уголок глаза. – Теперь у нас нет… Арло. – Последнее слово Конни выдавила с особой горечью в голосе.

Грейс склонила голову на бок и ответила:

– Держу пари, этот юноша с удовольствием нам поможет. Правда, Томас?

Тень бывшего студента Конни с несчастным видом обтерла ладони о брюки.

– Я всегда мечтал увидеть мандрагору, – тихо ответил картонный Томас.

– Тогда копайте, – велела Грейс.

Голубоватое свечение вокруг Томаса становилось все интенсивнее, словно в нем скапливался свет луны. Он послушно вытянул руки вперед и начал рыть землю у своих колен. Когда кончики пальцев картонного Томаса коснулись почвы, тоненькие искорки вокруг него вспыхнули, словно светлячки.

– А они правда кричат, когда их вырываешь из земли? – тихонько поинтересовался образ Томаса.

– Копайте, – мрачно бросила Конни.

Сэм с Зази подошли к остальным и остановились позади. Девушка дрожала, а ее кудри наэлектризовались. Дыхание Сэма образовывало у его рта бледное сияние.

– Вон, – указала Грейс. – Теперь тяните.

Томас ухватился за основание кустика с бледно-фиолетовыми цветками, что наряду с клевером, одуванчиками и ползучим сорняком образовывал садовый «ковер».

– Простите меня, Конни, – сказал Томас.

Электрическое поле вокруг него задрожало и затрещало, и он выдернул растение.

Уши Конни пронзил резкий звук, и она закрыла их ладонями. Однако это не помогло. Он словно застрял в ее голове и теперь звенел внутри черепной коробки, бесконечно отражаясь от стенок. Конни согнулась пополам и зажмурилась, не в силах совладать с пронзительным визгом. Неизвестно, как долго это длилось, возможно, всего лишь мгновение, но оно тянулось вечностью. Звук пронизывал все тело и заставлял мозги вибрировать. Конни открыла рот, чтобы завопить…

Но звон оборвался также внезапно, как и возник. Словно его и не было вовсе.

Зази и Сэм тоже сгибались, прикрывая уши, а Грейс стояла перед ними, безмятежная и улыбающаяся, держа в облаченной в перчатку руке маленький грязный человекоподобный корешок.

Образ Томаса исчез, словно выключили телевизор.

– Мама, что здесь… – начала Конни.

Сэм и Зази отняли ладони от ушей и принялись раскрывать рты, как пассажиры самолета, старающиеся избавиться от заложенности.

– Черт, – выругалась Зази, активно шуруя пальцем внутри уха, – это было невероятно.

– Куда он исчез? – потребовала объяснений Конни.

– Кто? – мягко спросила Грейс, беря мандрагору за листву.

Разветвления корня торчали, словно коротенькие пальцы. Это выглядело довольно мерзко.

– Томас! – пронзительно воскликнула Конни.

Грейс поплелась к дому вдоль тропы из плитняка, и жабы умолкли.

– Ты в порядке, Корнелл? – спросил Сэм. Он понюхал лапчатку и фыркнул.

Конни с трудом сдерживалась, чтобы не кричать.

– Он только что был здесь! Томас!

Но на месте, где Томас мгновение назад на коленях рыл землю, зияла яма. Где-то в ее глубине сверкали жабьи глаза.

– Томас? – удивилась Зази, следуя за Грейс со списком ингредиентов.

– Что за чертовщина, мама? – возмутилась Конни.

Хозяйка дома остановилась перед входной дверью и взялась за ручку.

– Диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить, – сказала она. – И он способен принимать любое обличье, когда мы его призываем.

Цветок белены в руке Конни постепенно увядал. Она медленно двинулась вдоль каменной тропки к двери, которую придерживала Грейс. Первыми в дом вошли Сэм и Зази. Когда к порогу подошла Конни, Грейс шепнула ей на ушко:

– Но не обличье невинного, конечно же.

Зелье в кастрюле кипело вовсю, а большая часть дневного тепла покинула дом через окна, рассеявшись в холоде ночи. Грейс подкинула в маслянистое варево корень мандрагоры, и оно выплюнуло в воздух пурпурное облачко. Затем добавила ветки тсуги, медленно проталкивая их в кастрюлю по мере того, как они размокали – прямо как спагетти. Конни ощутила хвойный запах и еще какие-то пронзительные и опьяняющие нотки.

– Давай, Сэм, теперь ты, – велела Грейс.

Тот подошел и подбросил в кастрюлю маленькие желтые цветки лапчатки. Мгновение они кружили на поверхности, сбившись вместе, а затем утонули. В дымоход устремилось светло-желтое облачко, напоминающее пыльцу.

– А теперь, – обратилась Грейс к Зази, указывая на завернутые в шарф темные фиолетовые соцветия, – почему бы вам не добавить волкобой, дорогая?

– Да, конечно. – Зази взяла цветки обеими руками и, смеясь, бросила в зелье.

Желтоватый дым раскрасился пурпурными и золотыми струйками.

Конни наблюдала за происходящим с нарастающим чувством, что все это нереально. Время для нее замедлилось, когда Грейс попросила Сэма встать у камина и поставила Зази напротив него. После этого мать перевела радостные и сверкающие глаза на дочь.

– У нас все готово, – объявила она.

Конни подошла к очагу. Ей казалось, будто она парит над полом.

Густое и маслянистое зелье в кастрюле блестело, как расплавленный деготь. Поднимающийся дым был насыщенным и пурпурным. Конни склонилась ниже. Испарения странно пахли – смесью ароматов океанического бриза и расщепленных молнией гнилых бревен.

– Ладно, – сказала она. – Моя очередь.

Конни вытянула руку с увядшим цветком белены над бурлящей жижей.

– Возьмите меня за руки, – попросила Грейс Зази.

Женщины соединили руки вокруг Сэма, словно дети, водящие хоровод вокруг елки.

Конни разжала пальцы. Пока цветок белены медленно опускался в варево, вращаясь и дрейфуя на вздымающихся испарениях, она старалась прочесть заклинание, которое Темперанс спрятала в стене почти два столетия назад.

– Как заполняет он собою море…

Слова эхом отзывались в голове Конни, но она не могла понять, то ли это сказывалось психотропное действие пасленовых, то ли Грейс с Зази повторяли за ней строку. Цветок белены исчез в вареве, дым приобрел стальной оттенок и сгустился до такой степени, что перестал вмещаться в дымоход и частично улетал под потолок.

– Так затвердеет в небесах, – продолжила Конни.

Затем потянулась к торбе, достала фотографию Клодетты и глянула на нее в свете танцующего пламени.

Несмотря на то что Конни стояла у камина, у горячего огня, ей вдруг стало холодно. Словно она находилась не здесь, в столовой, а где-то далеко. Чем дольше Конни глядела на сомкнутые веки малышки и крошечные кулачки, тем холоднее ей становилось.