Вадим Панов - Скопление неприятностей [litres]

Ефим поморщился, бросил взгляд на Эбби, которая спасовала еще раньше Толстого, тяжело вздохнул, но ставку Кузнеца уравнял.

– Что у тебя?

– У меня твои деньги! – заржал Кузнец, открываясь.

– Опять выиграл?

– Кузнецу сегодня прет…

– Не знал бы я, что ты не умеешь мухлевать, давно бы обозвал шулером!

Все, кроме Толстого, рассмеялись, после чего Колотушка стала собирать колоду: пришла ее очередь сдавать.

– Откроем еще бутылку? – спросил Эрсиец.

– Нет, – коротко ответила Эбби. – Увлекаться не будем, возможно, завтра нам потребуются свежие головы.

– А что будет завтра? – тут же спросил Горшок.

– Еще не знаю.

– Нужно было взять в игру Фелди, – хмуро пробурчал Толстый, разглядывая свои карты. Судя по всему, ему опять пришла ерунда. – Он у нас богатый, вот и пощипали бы.

– Нехорошо завидовать человеку, которому повезло чуть больше, чем тебе, – произнес Горшок, делая ставку.

– Ничего себе: чуть больше! – Толстый коротко выругался.

– Я что-то пропустил? – осведомился Кузнец, двигая в банк пару фишек. – Когда Фелди успел разбогатеть?

– Если он поможет отыскать научный центр, Компания выплатит ему сто тысяч цехинов.

– Неплохо, – присвистнула Эбби. – Я знала, что предательство хорошо оплачивается, но чтобы настолько…

– Сто тысяч! – Толстый бросил карты и вновь выругался.

– Сомневаюсь, что он их получит, – понизил голос Эрсиец.

– Что?

– Что?

– Судя по тому, что нас курирует парень из руководства Компании, и по нервному поведению Орнеллы, можно сделать вывод, что операция очень важная, – произнес Эрсиец, упиваясь всеобщим вниманием. – А все секретные операции на моей памяти заканчивались тотальной зачисткой свидетелей. Ставлю цехин против серебряной марки, что Фелди не жить.

– Звучит резонно, – протянул Горшок и вновь поднял ставку.

Они говорили негромко, но недостаточно тихо для того, чтобы их слова не долетели через вентиляционное отверстие в соседнюю комнату. Где разговор с ужасом слушал Фелди.

– Мы договорились? – с нажимом повторил ИХ, глядя собеседнику в глаза. В упор. И глядя так, что тот не мог отвернуться. Прижатый к стене, он смотрел на ИХ не отрываясь, но попытался если и не обратить разговор в шутку, то хотя бы снизить накал. Ухмыльнулся и спросил:

– Как ты собираешься увезти с планеты столько золота? Мы не в Пограничье, дружище, мы на Тердане, а наши власти зорко следят за тем, чтобы золото не покидало планету.

– Золото – моя проблема, – с прежним напором продолжил Бабарский. – Мы договорились?

Собеседник бросил еще один взгляд на разложенные на столе сапфиры, покосился на консультанта – ювелира, явившегося на сделку, дабы подтвердить подлинность камней, увидел, что тот кивнул… не в первый, надо отметить, раз кивнул, вздохнул и протянул:

– Ну… – пытаясь изобразить, что еще не принял решения, хотя в действительности мгновенно, едва увидев товар – идеально ограненные сапфиры, – понял, что сделка состоится.

– Ты получишь сто процентов прибыли, не меньше, я получу сто процентов прибыли, местные красавицы получат шикарные анданские камни, и все окажутся в выигрыше.

– Не надо меня уговаривать.

– И не пытайся поднять свою прибыль за мой счет – я знаю положение на рынке.

– И не надо мне угрожать.

– Я не уговариваю и не угрожаю, но мы оба знаем, что я с легкостью отыщу покупателя на сапфиры, а к тебе пришел по старой памяти, чтобы сделать приятное надежному другу.

– О какой дружбе ты говоришь? – удивился Пернатый. – Мы работали всего один раз, шесть лет назад.

– Но ты сразу меня вспомнил.

– Это да, – не стал отрицать Пернатый. – Тебя трудно забыть.

И в очередной раз удивился про себя тому, что человечек с такой внешностью умел вести себя столь напористо.

Потому что во внешности ИХ Бабарского напрочь отсутствовали сколько-нибудь героические черты. Рост? Едва-едва наберется сто шестьдесят сантиметров. В представлении мужественных терданов: уже не карлик, но до полноценного члена общества недотягивает. При этом полненький, округлый, откуда ни погляди: округлый животик, округлые плечи, в целом фигура округлая – керамический горшочек на ножках. И физиономия соответствующая – округлая, с носом картошкой, маленьким, едва читающимся подбородком, надутыми щечками и губками бантиком. А завершали картину черные волосы до плеч, которые это округлое недоразумение зачесывало назад.

И при всем при этом матерый контрабандист Пернатый видел, как невзрачный Алоиз – под этим именем он знал Бабарского, – давил на очень серьезных людей, и очень серьезные люди поддавались. И на себе ощутил невероятное умение кругленького коротышки вести дела.

– Пожалуй…

– Пожалуй, что? – тут же уточнил Бабарский.

– Пожалуй, мы договорились.

Пернатый откинулся на спинку стула и кивнул помощнику. Тот молча выставил тяжелый металлический ящик и открыл крышку. Внутри приятно желтели полновесные герметиконские цехины.

– А теперь – самое интересное! – ИХ потер ладошки. – Люблю золото.

– Может, все-таки возьмешь векселем?

– Я не настолько силен в алхимии, чтобы оценить подлинность печатей.

– Ты на себя наговариваешь, – улыбнулся Пернатый, разглядывая один из сапфиров. – Я видел, как ты с двух шагов, не беря документ в руки, определил, что стоящая на нем печать Первого Верзийского банка – фальшивая.

– Это было давно и получилось случайно – я просто угадал, – отозвался Бабарский, проверяя на подлинность выбранную наугад монету. – К тому же в последнее время я стал значительно хуже видеть. Боюсь, зрение падает из-за того, что приходится часто бывать в Пустоте, и скоро я окончательно ослепну.

– Пустота влияет на зрение? – удивился Пернатый, откладывая выбранный камень в сторону, решив сделать из него элегантный кулон Розалии, своей любовнице.

– Пустота влияет на все, – сказал ИХ, проверяя вторую монету: он никогда не ограничивался одной. – К примеру, после прыжка на Тердан у меня жутко разболелись колени, и я с трудом доковылял до твоей берлоги.

Стоящий у стены Аксель покачал головой: Бабарский взялся за старые песни, слушать которые ему надоело еще полгода назад. Всем надоело, если быть откровенным, но все терпели, потому что нытье ИХ было такой же частью «Пытливого амуша», как суеверия Бедокура и выходки Галилея.

– Признаюсь, я сначала удивился тому, что ты с легкостью согласился встретиться у меня, – негромко произнес Пернатый. – То, что сделку прикрывает слово Честного Зума, конечно, весомо, но стопроцентной гарантии не дает.

– Знаю, – протянул Бабарский, припомнив анданийские неприятности.

– Но когда я увидел твоего спутника, то понял причину твоего бесстрашия, – Пернатый помолчал. – Бамбальеро?