Дарья Андриянова - Девятка

– Почему он просто не мог забрать ее у меня? – спросил я, чувствуя, как стул потихоньку начинает уезжать от стола под хваткой черта.

– «Правду» нельзя забрать силой. В таком случае Сеир бы не являлся настоящим держателем. Ее обязательно нужно передать из рук в руки. Или сделать так, как поступил ты.

– Как все глупо, – сказал черт, ослабляя хватку.

– Да, глупая война по глупой причине.

Я взял зеленое яблоко. Гладкая кожура отражала солнце, которое низко висело за окном. Я поднес яблоко к губам и вдохнул его аромат. Здесь вообще редко можно почувствовать запахи, потому что почти нигде нет воздуха. А уж аромат спелых яблок я и при жизни не ощущал давненько. Широко раскрыв рот, я с хрустом откусил и почувствовал, как кисловато-сладкий сок брызнул на язык. Кусок, сдавленный задними зубами, превращался в комок, выдавливая из себя остатки свежего сока.

– Скоро вдоволь наешься, – услышал я голос Аода и едва не подавился.

Я обернулся, стараясь проглотить не совсем пережеванный кусок. Аод стоял в дверях. Я, конечно, обрадовался, увидев его здесь. Но раньше мне что-то подсказывало, что он никогда впредь не заговорит со мной. После того, как получил четвертое клеймо…

Аод подошел ближе. Он счастливо улыбался, как будто светясь изнутри. И я увидел причину этого счастья. На его лбу было не четыре клейма, и даже не три. Одно! Гортей снял три клейма за раз.

Я раскрыл рот. Яблочный сок пощипывал потрескавшиеся губы.

– Поздравляю, – сухо проговорил черт.

– Сам в шоке, – сказал Аод, весело глядя в мое лицо. Мне даже показалось, что взгляд этот немножко веет горделивостью.

– Это Гортей тебе так? – спросил я.

– А то! Правда, чтобы снять четвертое, пришлось к Богу идти. Слишком уж оно криво легло. А остальные – сам! Как рукой снял.

Вассил рассмеялся, и по моему телу тоже прошлась его радость в виде мелких мурашек. Как будто меня окутало теплое облако счастья.

– Гортей! Как всегда, сухим из воды, – сквозь смех сказал Вассил. – Он сделал так, чтобы вы с чертом сами решили отправиться в Рьяд. А с Аодом схитрил – дал ему единицу. Ведь единицы живут в Рьяде в качестве личных слуг, а в Ньяд практически и не заходят. Разве что по каким-нибудь важным делам. Поэтому ему ничего не будет за то, что вы здесь собрались.

– А нам? – спросил искуситель, и архангел замолчал.

Теплое облако исчезло. Вокруг появилась ядовитая горечь. Рука расслабилась, и яблоко глухо стукнулось о гладкий пол.

– Скорее всего, умрете все, – Вассил приник губами к стакану и залпом выпил воду.

В тишине, нарушаемой лишь моим дыханием, прозвучал тихий голос искусителя:

– Не все.

Сказал он это спокойно и уверенно. Сказал так, как говорил бы Гортей, глядя в глаза Сеиру. Тихо, медленно, но твердо.

– Не все, – согласился Вассил и поставил пустой стакан на стол.

Я поднял с пола яблоко, которое остановилось подле ножки моего стула, протер его ладонью и надкусил, чтобы как-то занять рот, найти причину для молчания.

– Ладно, – сказал Вассил и поднялся. – Разрешаю переночевать у меня. А утром, как и просил Гортей, но вы не осмелились сказать, отправлю вас в Алкеон.

Мы пошли за архангелом по большому дворцу, кишащему душами и ангелами. Я зевнул. Последнюю ночь путешествия пришлось провести на ногах, так что сон на сутки забылся. А теперь меня немножко штормило, глаза склеивались. Если честно, даже подняться со стула, выйти из столовой было лень. А уж жевать это сочное яблоко, которое уже пожелтело в месте укуса, так совсем неохота.

В комнате, куда привел нас Вассил, стояло три кровати. Архангел неловко улыбнулся, будто бы даже виновато (хотя я не почувствовал вину в воздухе), и извинился, что спать придется в одной комнате.

Но мне так будет только лучше. Не могу находиться в таких местах один. Не то чтобы я не любил роскошь, просто меня внутри охватывает какая-то нарастающая паника. Подозреваю, что это связано с событиями моей смерти. Мне, как девятке, запрещено было ступать за порог хозяйского дома. Но я пошел.

Я мог бежать в лес, я мог скрыться в городе, выжечь себе лоб, оставив там непонятные шрамы, и жить спокойно. Но нечто потянуло меня в этот дом. Ожидая вспомнить детство и юность, поймать волну прошлого, я пошел в роскошь. Это было ночью. Я влез через окно первого этажа, оставляя на чистеньких белых полах черные следы грязных ног. Я почувствовал запах этого дома. Каждый, даже роскошный дом по-своему пахнет. В этом витал аромат свежести.

Старуха в болотно-зеленом платье, клейменная четырьмя клеймами, махала половой тряпкой. Керосиновые лампы теплыми полутонами освещали ее морщинистый лоб. Она щурилась, глядя на меня, а я стоял как истукан рядом с открытым окном. Старуха раскрыла было рот, видно, разглядев, кто проник в дом, но я подставил палец к своим губам и пригрозил кулаком. Пожилая женщина кричать передумала.

Я пошел по чистенькому коридору мимо старухи, стараясь идти как можно тише. Но тишину эту нарушало мое неукротимое возбужденное дыхание. Я уже догадывался, что умру. Я подозревал это, еще когда выбирал направление – в лес или в дом. Да, собственно, и жить-то было уже незачем. Детей нет, в моем возрасте жениться невозможно. Тем более, с опороченным лбом. Что бы я делал? Прятался по лесам и городам, каждый день боясь за свою жизнь? Лучше уж не жить совсем, чем жить в страхе.

Так я считал до тех пор, пока не умер.

Я бродил по дому, чувствуя, как сердце то подпрыгивает, то падает под землю. В каждой тени и предмете я видел надсмотрщика. Я осторожно поворачивал за углы, выглядывая из-за них в темный коридор. А старуха подтирала за мной следы, обеспечивая безопасность на какое-то время.

Я зашел на чистенькую кухню, где над длинным блестящим столом висели огромные ножи разной формы. Мне вдруг захотелось схватить один из них и прямо здесь перерезать себе горло. Я уже взял нож и представлял, как над моим телом будут копошиться, как будет недоволен хозяин, узнав, что на кухне, с которой его кормят, умер низший из рабов. Потом это желание вытеснил страх перед смертью, и я вернул нож на петлю.

Выйдя из кухни, я поднялся на второй этаж, проводя загрубевшими пальцами с черными ногтями по резным деревянным перилам. Второй этаж – жилые комнаты. Я это помнил еще с тех времен, как был четверкой. Тут и живут все эти уборщицы, надзиратели и толстые поварихи. Тут же находится и библиотека, заставленная дешевой литературой. Эти книги для рабов и гостей.

Войдя внутрь, я зажег лампу и прошелся вдоль полок. К великому ужасу я заметил, что практически разучился читать. Буквы вроде выглядят знакомо, но приходится вспоминать каждую, прежде чем прошептать ее вслух. Мой шепот змеиным шипением расползался по библиотеке и звучал как какое-то заклинание, выброшенное искусным магом. К слову, в колдовство я слабо верил, еще смутно держа в голове младшую сестренку.