Анна Дашевская - Лицо под маской [litres]

– Ужас какой, – сказала она. – Мне все-таки было уже двадцать, и я росла среди мальчишек, умею за себя постоять.

– Да, а я в пятнадцать лет отлично знала все формулы алхимического превращения металлов, водяной плетью могла бы, наверное, слона убить, а такого вот старого развратника испугалась.

– И что ты сделала?

– Пошла к дяде и все ему рассказала. Я не сказала, это было на ежегодном праздничном обеде в Ка’Контарини, а на этот обед приглашают только нобилей. Поэтому мне кажется, что истории наши про одного и того же человека. Вот только герб такой мне незнаком, он не венецианский… – Чинция протяжно выдохнула, встряхнула головой и улыбнулась. – На следующий день я уехала учиться в Медиоланум, в магическую школу-интернат. Там было, конечно, довольно строго, но здорово.

– И кто был этот… нобиль, удалось выяснить? – поинтересовалась я.

– Не спрашивала. Тогда не спрашивала, а вот сейчас непременно спрошу.

– Погоди минуту, – я позвонила в колокольчик и попросила синьору Пальдини принести нам по бокалу охлажденного белого вина. Ну и что, что нет еще полудня? Кажется, нам всем нужно остыть.

Вино было нужной температуры, несколько кусочков острой горгонцолы с медом окончательно подняли мне настроение, и, отставив бокал, я предложила:

– Давайте так, дорогие мои: вечером мы все при любых обстоятельствах увидимся с Пьетро. Вот и обсудим с ним и эту историю, и все прочие вопросы. А сейчас, я думаю, тебе, Беатриче, предстоит встреча с маникюршей, косметологом и прочими кудесницами.

– А зачем мне косметолог, если я буду в маске? – удивилась девушка.

– Ну, хотя бы просто для удовольствия! – фыркнула Чинция. – И потом, сама подумай, в маске ты будешь два или три часа, а лицо тебе всю жизнь носить! Его беречь надо, а мне что-то подсказывает, что в монастыре у тебя со смягчающими масками было плоховато. И знаешь что? А попробуй пока до салона и после него побыть в маске! Может, тебе моретта не подойдет категорически, тогда надо будет другую выбрать. Кстати, проверим, можешь ли ты в ней говорить…

Проверка показала, что говорить моретта не мешает, но тембр голоса изменяет. У меня засигналил коммуникатор, и я махнула девушкам рукой, выпроваживая их. Слава светлым богам, звонила Альма!

– Ну наконец-то! – воскликнула я, увидев ее лицо на экране. – Я тут без тебя просто как без рук! Где ты?

– Совсем рядом, у меня оказалась оказия до Медиоланума, так что сейчас я сяду в поезд и буду в Венеции через три с половиной часа, – невозмутимо сообщила моя секретарша.

– Прекрасно! Я встречу тебя на вокзале.

Отключившись, я готова была от восторга сплясать джигу, если бы умела. Конечно, синьора Пальдини с домом управляется прекрасно, все происходит будто бы само собой, но вот деловые вопросы тоже требуют решения… На радостях я связалась с Родерико Ди Майо и сообщила, что, весьма вероятно, проблема наша будет решена к концу следующей недели. Пообещав держать его в курсе, я отключилась и вдруг поняла, что ужасно хочу спать, вот просто сил нет держать глаза открытыми. Попросила синьору Пальдини разбудить меня через два часа и еле добрела до спальни…

Венеция встречала Альму Хендерсон мелким дождичком и довольно сильным ветром. Массимо подхватил ее чемоданы, я взяла шляпную коробку, и мы почти побежали к стоянке гондол. На причале Альма затормозила, и ее лицо, обычно невозмутимое, приняло встревоженный вид.

– Это что, мы на этом будем добираться?

Я обернулась: рука в серой перчатке указывала на мою гондолу. Ну, обычная же гондола: черная, узкая, длинная, с высоким носом и кормой, с черной же кабиной и красными бархатными подушками на сиденьях.

– Ну да, конечно. На чем же еще?

– Там вода! И ветер!

– Альма, – я заговорила чуть громче, чем следовало, чтобы заглушить непочтительное фырканье Массимо. – В Венеции всюду вода. И транспорт здесь только такой. Даже «скорая помощь» и городская стража передвигаются на лодках. В этом нет ничего страшного, поверь мне.

Она мученически вздохнула.

– Ты же знаешь, меня укачивает!

– Первый раз об этом слышу, – пожала я плечами, подталкивая ее ближе к лодке. – И Массимо управляет гондолой гораздо лучше, чем Райан, который пытался водить экипаж.

Этот аргумент должен был ее сразить: Райан, предмет последнего недолгого романа Альмы, сумел разбить три экипажа, прежде чем понял, что дешевле нанять более или менее постоянного водителя.

Моя секретарша мученически вздохнула и полезла в гондолу.

Когда Массимо вывел лодку на простор лагуны, ветер разогнал тучи и выглянуло солнце. В золотой дымке перед нами покачивалась на волнах Венеция, Серениссима, прекраснейший город мира. Сияли купола церквей Единого, нестерпимо блестели острые шпили храмов Великой Матери, возвышалась над площадью Сан-Марко красная кирпичная Кампанилла, сверкали волны лагуны и парили над ними чайки. Обе мы словно завороженные не могли отвести глаз от силуэта города, ждущего нас впереди.

Синьора Пальдини и Альма Хендерсон смотрели друг на друга без удовольствия. Да что там: глядели они так, будто готовы были немедленно схватиться, словно два пса за мозговую кость. С трудом прогнав из головы образ почтенных дам, вырывающих одна у другой полуобглоданный мосол, я строго сказала:

– Значит, так! Синьора Пальдини, дом и все хозяйство остаются на вас; лучшей домоправительницы я в жизни не видела! Синьора Хендерсон будет заниматься только и исключительно моей работой. Альма, насколько я помню, для тебя всегда было загадкой, откуда берутся яйца и картошка и как обновлять заклинания уборки, поэтому к домашним делам ты все равно непригодна. Это всем понятно?

– Да, синьора, – экономка присела в реверансе, мазнула по Альме чуть высокомерным взглядом и спросила: – В какую спальню селить синьору Хендерсон?

– В голубую. Пожалуйста, попросите Джузеппину подать ужин не позднее семи. Мы с Беатриче сегодня идем на прием в Ка’Торнабуони, а Альма захочет пораньше лечь спать.

Повторив реверанс, синьора Пальдини ушла, а я повернулась к секретарше.

– Что это было, Альма? – поинтересовалась я самым суровым тоном, на какой была способна. Как-то раз от такого тона моя операционная сестра упала в обморок, и большой ее удачей было то, что шлепнулась она на пол, а не на пациента. Подействовал этот тон и сейчас: женщина вздрогнула и опустила глаза.

– Прости. Что-то я и в самом деле устала, со вчерашнего дня все еду и еду. Да еще лодка эта… – она потерла глаза. – Действительно, поужинаю и лягу пораньше, разберу вещи завтра.

– Завтра мы с тобой займемся работой, а вещи разберет горничная, – отрезала я. – Все, иди, устраивайся, а я приведу в порядок внешность. Как справедливо сказала Чинция, это лицо мне еще всю жизнь носить.