Кассандра Клэр - Королева воздуха и тьмы [litres]

– Когда ему станет лучше, скажи, что я в пещере на пляже с лестницей. Скажи, Рагнор шлет привет.

Рагнор Тень? Если есть бог, раздающий удачные имена, этого беднягу он обошел по широкой дуге, подумал Кит.

Он направился к тропинке, ведущей обратно на шоссе. Песок мерцал полумесяцем, вода отливала серебром…

– Кристофер…

Кит замер при звуке имени, которым его больше никто не звал.

– Твой отец… – Тень начал, но не договорил. – Он был не Эрондейлом.

Кит застыл. Значит, все это ошибка: он не Сумеречный охотник, ему тут не место… Его сейчас заберут отсюда – от Тая и всех остальных. Ледяной ужас прокатился по спине.

– Твоя мать была Эрондейлом, и очень необычным. Тебе бы стоило знать ее историю.

Облегчение накрыло Кита такой волной, что Кит едва не упал. Еще несколько недель назад он был бы счастлив услышать, что не принадлежит к нефилимам. Сейчас вести хуже он и представить себе не мог.

– Как ее звали? Тень, как звали мою мать?

Но колдун уже шел по песку прочь. Шум волн заглушил слова Кита, и Тень даже не обернулся.

Куклы-убийцы, зловещие лесники, безглазые упыри и затянутые туманом кладбища – все это Дрю охотно включила бы в список любимых деталей фильма «Психушка: ледяной ужас», но на Кьерана они особого впечатления не произвели. Он валялся на другом конце кушетки и выглядел угрюмо – даже когда люди на экране начали истошно орать.

– Это моя любимая часть, – заметила Дрю.

Часть ее разума была занята пакетом с попкорном, а другая прикидывала, где сейчас носит Кьерана – наверное, в каком-то другом, более мирном месте… на пляже. Не совсем понятно, каким образом она оказалась с Кьераном после собрания – возможно просто им двоим только и не досталось никакого специального задания. Она потихоньку смылась к себе в логово, а через пару минут там объявился Кьеран, упал рядом на диван и выудил откуда-то календарь с пушистыми котиками, который кто-то – ну, ладно, она сама – бросил валяться на виду.

– …вот тут, когда он наступает на вуду-куклу, а она вся взрывается кровью и…

– Этот способ отмечать течение времени – это просто чудо. Покончил с одним котенком и вот тебе уже следующий. К следующему зимнему солнцестоянию у тебя уже будет двенадцать полных котят – и один из них даже в стакане!

– В декабре три котенка в корзине, – заметила Дрю. – Но я про кино – смотри, там…

Кьеран отложил календарь и в некотором недоумении уставился в экран.

– Нет, не понимаю, – вздохнул он через некоторое время. – Я люблю их обоих, но они, кажется, этого не понимают. Как будто это пытка такая или оскорбление.

Дрю выключила звук пультом. Наконец-то кто-то разговаривает с ней как со взрослой. В целом Кьеран все равно говорит глупости, но тем не менее…

– Сумеречные охотники не слишком торопливы в любви, – сказала она. – Зато когда полюбят, это навсегда.

Хелен сказала ей это, кажется, на собственной свадьбе.

Кьеран заморгал и посмотрел на нее, словно она сказала нечто необычайно умное.

– Это правда. Я должен верить в любовь Марка. Но Кристина… – она ни разу не сказала, что любит меня. А сейчас они оба так далеко.

– Сейчас все так далеко. – В последние несколько дней и правда было ужасно одиноко. – Но это потому что все очень переживают. Когда люди нервничают, они уходят внутрь себя и иногда вообще забывают о твоем существовании. Но это не значит, что ты им безразличен.

Она грустно посмотрела на свой попкорн.

– Что же мне делать, Друзилла? – он уперся локтями в колени.

– Гм, – солидно сказала Друзилла, – не молчи о том, чего хочешь. А то можешь никогда этого не получить.

– Ты очень мудра, – совершенно серьезно сказал Кьеран.

– Ну, на самом деле, – созналась Друзилла, – я только что прочла это на пакете с попкорном.

– Пакеты с попкорном в этом мире отличаются удивительной мудростью, – кивнул Кьеран.

Дрю не была уверена, улыбается он или нет, но по тому, как он откинулся на спинку и сложил руки на груди, поняла, что с вопросами на сегодня покончено.

Она снова включила звук.

Эмма вытащила кнопки, смотала разноцветные нитки и принялась одну за другой снимать со стены старые газетные вырезки и закрученные по углам фотографии. Каждая была ключ – или то, что она считала ключом – к тайне смерти ее родителей. Кто убил их? Почему они умерли именно так?

Теперь у нее были все ответы. Какое-то время назад она спросила Джулиана, что ей делать со всей собранной информацией, но он сказал, что решать это исключительно ей. Он всегда называл эту экспозицию Стеной безумия, но сама Эмма сказала бы, что это, скорее, Стена-здравого-рассудка: именно она помогала ей сохранить вменяемость в минуты бессилия, тоски по родителям и острой нехватки их любви и поддержки.

Это все было для вас, думала она, рассовывая последние снимки по обувным коробкам. Теперь я знаю, что с вами случилось, а тот, кто вас убил, уже мертв. Возможно, дальше все будет по-другому, а возможно и нет. Но я скучаю по вам ничуть не меньше.

Наверное, нужно сказать что-то еще. Что месть оказалась плохим лекарством – совсем не панацеей, как она надеялась. Что ей даже стало немного страшно – теперь-то она знала, какая это могущественная сила, как она тащит тебя вперед. В Туле́ она достаточно налюбовалась на то, как мстительность всеми покинутого, злого мальчишки способна сжечь целый мир – и при этом совершенно не сделать Себастьяна счастливым. Наоборот, месть только добавила ему страданий, хоть он и сумел завоевать все, на что упал его взгляд.

В дверь постучали. Эмма убрала коробки в чулан и пошла открывать. Как ни странно, там оказался Джулиан. По идее, ему полагалось сейчас быть внизу, с остальными. В библиотеке накрыли большой ужин – заказали тайскую еду, – все шутили, смеялись, делились воспоминаниями; Магнус тихо дремал в объятиях Алека, растянувшегося с ним на кушетке. Словно Джейсу и Клэри вовсе и не надо отправляться утром на опасное задание… – но такова жизнь Сумеречных охотников. Всегда задания, и очередная опасность на заре…

Эмма рада была бы посидеть с ними, но общество других людей, когда Джулиан такой… было слишком больно выносить. Больно смотреть на него и скрывать то, что знаешь, и гадать, знают ли другие, а если да, то что они по этому поводу думают.

Джулиан подошел к окну. На небе только начали появляться звезды.

– Мне кажется, я неправильно вел себя с Таем, – сказал он. – Он хотел со мной поговорить, а я отреагировал не так как надо.

– И о чем же он хотел поговорить? – Эмма разгладила на коленях светло-зеленую винтажную ночную сорочку, которая вполне могла сойти и за платье.

Пара завитков цвета темного шоколада упала ему на лоб. Он все еще был красив. Неважно, что она знает – у нее щемило сердце при виде этих сильных рук художника, темного шелка волос, губ в форме лука, глаз… Его манеры двигаться, изящества, всего, что каждое мгновенье шептало ей: «Джулиан…».