Кассандра Клэр - Королева воздуха и тьмы [litres]

Все повторялось.

Аннабель стояла перед ним и презрительно усмехалась. В ее глазах Джулиан как будто видел свое отражение – в тот миг, когда он стоял на помосте в Зале Соглашений, залитый кровью Ливви. Он помнил, как в Туле́ Аннабель визжала, требуя оставить в покое Пепла. Он помнил взмах своего меча, помнил, как расплескалась ее кровь под ударом…

Но все это было неважно. Аннабель убьет Эмму, если сможет. Убьет Марка и Хелен; с радостью перережет горло Таю, и Дрю, и Тавви. Она воплощала все его страхи за семью. Она была тем кошмаром, который он сам пробудил и до сих пор так и не смог уничтожить.

Не колеблясь ни мгновения, он сделал выпад и вонзил клинок в ее тело. Тот скользнул без сопротивления, не встретив на своем пути ни костей, ни мышц. Так нож проходит через бумагу – нет, через воздух! Меч погрузился по рукоять, и Джулиан оказался лицом к лицу с Аннабель, почти вплотную.

Ее алые, налитые кровью глаза сверлили его яростным взглядом. Губы раздвинулись в оскале, изо рта вырвалось змеиное шипение.

«Но ведь у нее не красные глаза! Они должны быть голубыми, как у всех Блэкторнов!»

Джулиан резко попятился, выдергивая меч. Клинок потемнел от черного ихора, а в воздухе уже разливался демонический смрад.

Смутно, краем уха, он слышал, как Эмма зовет его, кричит, что тут что-то неладно.

– Ты не Аннабель! – выдохнул он и про себя добавил: «Ты – демон».

Аннабель начала преображаться. Черты лица ее таяли, оплывали, как свеча, а из-под бледной кожи и темных волос проступало истинное лицо демона-эйдолона – жирное и белое, как кусок грязного мыла, изрытое серыми кратерами. На шее демона по-прежнему сверкал и покачивался флакон из резного стекла.

– Ты знал моего брата, – прошипел демон. – Сабнока. Из Туле́.

Джулиан вспомнил кровь. Церковь в Корнуолле. Эмму.

Он потянулся к ангельскому клинку на поясе и выкрикнул его имя: «Сариэль!»

Демон ухмыльнулся и ринулся на Джулиана. Ангельский клинок вонзился ему под ребра. И ничего не случилось.

Этого не может быть! Ангельские клинки всегда убивали демонов. Они не давали сбоев. Но пока Джулиан пытался справиться с удивлением, демон выдернул клинок из раны и шагнул вперед, занося Сариэль для удара. Джулиан вскинул руку, как будто это могло защитить его…

Темная тень скользнула между ними. Келпи, волшебный конь с игольчатыми, бритвенно-острыми зубами, взвился на дыбы, и Джулиан узнал его: это был тот самый келпи, которого он спас от Дейна Ларкспира.

Конь-фэйри ударил эйдолона копытами в грудь, и демон рухнул, выронив ангельский клинок. Келпи оглянулся через плечо и, подмигнув Джулиану, бросился в погоню за Эйдолоном – тот успел вскочить и пуститься наутек.

Джулиан побежал следом. Но не успел он сделать и пары шагов, как его пронзила резкая, раздирающая боль.

Он согнулся пополам. Все тело разрывалось от боли. И никаких причин тому быть не могло, кроме только…

Эмма!

Джулиан обернулся.

Да, все повторялось.

Джулиан еще не понял, что случилось, но увидел, что Эмма лежит на земле и грудь ее залита кровью. Зара стояла над ней на коленях – и было такое впечатление, что они борются. Джулиан уже мчался к ней, преодолевая боль, – каждый шаг казался милей, каждый вздох словно растягивался на час. Но все это ничего не значило. Главное было – успеть.

Подбежав ближе, он увидел, что Зара пытается вырвать Кортану из окровавленной руки Эммы, но она изо всех сил стиснула клинок. Шея и даже волосы были у нее в крови, но пальцы на рукояти Кортаны все еще не разжались.

Зара подняла голову и увидела Джулиана. И, должно быть, он показался ей самой смертью в человеческом обличье. Не дожидаясь, пока он подбежит, Зара вскочила на ноги и помчалась прочь. Секунда – и она уже затерялась в толпе.

Похоже, никто еще не заметил, что произошло. А в груди Джулиана уже нарастал вопль ужаса и скорби. Он бросился на колени рядом с Эммой и подхватил ее на руки.

Она обмякла у него на руках и стала тяжелой – тяжелой, как Ливви в тот страшный миг в Зале Соглашений. Так происходит с людьми, когда они сами перестают держаться. Джулиан осторожно прижал Эмму к себе; голова ее упала ему на грудь.

Трава вокруг была мокрой. Столько крови!

Все повторялось.

«Ливви, Ливви, моя Ливви», – прошептал он, укачивая ее на руках, лихорадочно отводя с ее лица мокрые от крови волосы. Столько крови! Он и сам уже был весь в крови. Платье Ливви и даже туфли промокли насквозь. «Ливия…» Его руки задрожали. Он нащупал в кармане стило и вложил его в руку сестры.

Джулиан уронил меч. Стило уже было в руке; пальцы помнили, как чертить ираци, и действовали сейчас сами.

Эмма открыла глаза, и сердце Джулиана подпрыгнуло от радости. Неужели сработало?

Да, возможно. Ливви тогда так и не открыла глаз. Она была мертва уже тогда, когда он поднял ее с помоста.

Эмма встретилась с ним взглядом, словно лаская его карими глазами.

– Все хорошо, – прошептала она.

Джулиан начал чертить еще одну ираци, первая уже исчезла без следа.

– Помоги мне! – хрипло выдохнул он. – Надо использовать узы, Эмма! Узы парабатаев. Мы сможем исцелить тебя…

– Нет, – сказала она и потянулась, чтобы погладить его по щеке. Джулиан почувствовал влагу на лице – ее пальцы были в крови. Но она все еще жила, еще дышала. – Лучше умереть, чем разлучиться с тобой навсегда.

– Не покидай меня, Эмма! Пожалуйста… – голос Джулиана сорвался. – Пожалуйста, не оставляй меня одного в этом мире… без тебя…

Эмма слабо улыбнулась.

– Ты – лучшее, что было в моей жизни.

С этими словами рука ее бессильно упала, глаза снова закрылись.

Джулиан поднял голову. К ним уже бежали друзья. Казалось, они движутся очень медленно, как во сне. Хелен выкрикивала имя Эммы. Марк бежал, за ним – Кристина, и она тоже звала Эмму по имени. Но Джулиан понимал, что они не успеют, а даже если и успеют, ничего уже не смогут поделать.

Он схватил Эмму за руку и стиснул ее – так крепко, что едва не хрустнули кости. «Эмма! Эмма, вернись! Мы сможем это сделать, Эмма! Когда-то мы с тобой расплавили камень. Ты спасла мою жизнь. Вместе мы можем все!»

Он потянулся к еще более глубоким воспоминаниям: вот Эмма на пляже, оглядывается на него, смеется. Вот Эмма цепляется за поручни колеса обозрения в Пасифик-парке. Вот Эмма вручает ему букет увядших полевых цветов, которые собрала в день похорон его матери. А вот они с Эммой мчатся на мотоцикле по дорогам Туле́, и он сжимает ее в объятиях. Эмма в светлом платье. Они с Эммой в Полуночном театре. Эмма лежит у очага в домике Малкольма…

Эмма.

Ее глаза распахнулись. И Джулиан увидел, что в них пылает огонь – золото, бронза, медь. Губы шевельнулись.

– Я помню, – произнесла она.

Голос ее звучал как будто издалека, казался почти нечеловеческим – как звон далекого колокола. Джулиан похолодел от страха, смешанного с торжеством.