Виктория Шваб - Темный оттенок магии

Хотя, конечно, эта штука очень странная.

Пальцы, которыми Бут обхватил рукоять, покалывало. «Забавно», – подумал он спокойно и отрешенно, как обычно бывает при сильном опьянении. Его ничего не тревожило, во всяком случае, поначалу. Но затем он попробовал выпустить саблю – и не смог. Бут приказал пальцам разжаться, но они только крепче сжимали блестящий черный эфес.

Бут тряхнул рукой – сначала легко, а потом энергично, но так и не сумел оторвать пальцы от оружия. Затем вдруг покалывание переросло в странное и очень неприятное ощущение горячего и холодного. Оно поднялось по руке, екнуло в груди, и в свете фонаря Бут с ужасом увидел, что вены на тыльной стороне ладони, запястье и предплечье почернели.

Он затряс рукой, едва устояв на ногах, но сабля будто приросла к коже.

– Отпусти, – выдавил он, не зная, к кому обращается – к собственной руке или к зажатой в ней сабле.

Но в ответ рука, которая держала оружие и, казалось, больше ему не принадлежала, лишь удобнее ухватила рукоять и медленно повернула клинок острием к животу Бута.

– Какого черта?! – борясь с самим собой и перехватив свободной рукой лезвие, крикнул Бут. Но силы были неравны, и одним метким ударом рука вогнала саблю в живот Бута по самый эфес.

Мужчина со стоном согнулся, так не разжав руку. Черная сабля засияла изнутри темным светом, а затем начала растворяться в воздухе, обращаясь в дым. Оружие медленно таяло, и дым проникал в рану, в тело умирающего, в его вены и артерии. Сердце Бута на миг замерло, а потом забилось еще быстрее, равномерно и энергично разгоняя магию по венам. Тело вздрогнуло и замерло.

Бут – или то, кем он теперь стал, – долго сидел в проулке на земле, прижимая руки к животу с торчащим из него клинком: теперь там не было крови, лишь чернело пятно, похожее на расплавленный воск. Затем Бут медленно опустил руки с черными венами, поднял голову и заморгал черными глазами. Осмотревшись, он перевел взгляд на свой живот. Осторожно, как бы проверяя, согнул пальцы.

А потом медленно, но уверенно встал на ноги.

Лайла могла бы просто спуститься на первый этаж таверны, но она и так уже сильно задолжала Бэррону. Он не взял бы с нее денег: то ли потому, что они ей самой нужны, то ли потому, что это «нечестные» деньги. Лайле нужно было проветрить мозги.

Другие Лондоны.

Люди проходят в магические двери.

Камни создают вещи из ничего.

Обо всем этом она только читала в книгах.

В сказках, легендах и авантюрных романах.

И все это было у нее в руках. А потом исчезло. Лайла почувствовала пустоту, тянущий нутро голод – новое, пугающее ощущение. Или, возможно, этот голод был в ней всегда, просто теперь получил название: «магия». Нельзя точно сказать. Лайла лишь знала: взяв в руки камень, она что-то почувствовала; и глядя в черный глаз Келла, и когда магия обвила ее запястье деревянным кольцом, тоже что-то почувствовала. Вновь нахлынули вопросы. Лайла отогнала их от себя, вдохнула ночной воздух, душный от копоти и тяжелый от надвигающегося ливня, и побрела по лабиринту улиц, минуя Вестминстер, к таверне «Бесплодный прилив».

Она находилась к северу от моста на южной стороне, зажатая между Бельведер-роуд и Йорк-роуд в глубине улочки под названием Матросский проезд. Лайла заходила сюда в удачные ночи, перед тем как отправиться обратно к Пауэллу. Эта пивная нравилась ей стенами из темного дерева и запотевшими кружками, грубоватым обращением и еще более грубой едой. В карман здесь никому не залезешь, но зато можно раствориться в толпе. Лайла не боялась, что в ней узнают девушку (свет всегда неяркий, а капюшон она не снимала) или разыскиваемого вора (большинство посетителей тоже за что-то разыскивались).

Оружие всегда находилось у нее под рукой, но Лайла сомневалась, что оно понадобится. В «Бесплодном приливе» люди обычно не совали нос в чужие дела. Нередко завязывались драки, но завсегдатаи больше заботились о безопасности своих напитков. Они скорее подхватили бы кувшин, падающий со стола, чем помогли бы человеку, который столкнул его при падении. Лайле казалось, что, если бы кто-то здесь заорал: «На помощь!» – все остальные лишь слегка приподняли бы брови.

Ходить сюда каждую ночь, конечно, не стоило, но сегодня вечером – в самый раз.

Когда Лайла прочно обосновалась за стойкой, обхватив ладонями кружку, она задумалась над всеми этими «почему», «как» и «что же теперь». Она понимала, что больше не сможет делать вид, будто ничего не знала, не видела и ничем не интересовалась. Девушка настолько погрузилась в размышления, что даже не заметила мужчину, который сел рядом с ней. Вдруг он заговорил.

– Вы чем-то напуганы?

Голос был густой, мягкий и какой-то отстраненный. Лайла подняла голову.

– Я? – спросила она, позабыв, что нужно говорить низко, как мужчина.

– В кружку вон как вцепились, – пояснил незнакомец, показывая на ее побелевшие костяшки пальцев. Лайла постаралась хоть немного расслабиться.

– Долгая ночь, – проворчала она, поднося теплое пиво к губам.

– И она только начинается, – задумчиво подхватил мужчина, отпив из своей кружки. Даже здесь, в «Бесплодном приливе», где каждую ночь собиралась разношерстная толпа, человек казался белой вороной. В неярком свете пивной он выглядел странно… выцветшим. Одежда темно-серая, простой короткий плащ с серебряной пряжкой. Кожа бледная, особенно на фоне темной деревянной стойки. Волосы необычного пепельно-черного оттенка. Говорил незнакомец ровным, но неприятным, невыразительным голосом, от которого бросало в дрожь, с каким-то гортанным акцентом.

– Вы не из этих мест? – спросила девушка.

Незнакомец скривил рот.

– Нет.

Он рассеянно провел пальцем по краю кружки. Впрочем, ни одно его движение не казалось рассеянным. Он двигался с медлительной четкостью, которая нервировала Лайлу.

В мужчине было что-то странное и одновременно до боли знакомое. Она этого не видела, но чувствовала. И тут ее осенило. Такое же чувство она испытывала, когда смотрела в черный глаз Келла, когда держала камень и когда ее руку обхватывала ожившая стена. Озноб. Покалывание.

Шорох.

Магия .

Лайла поежилась и поднесла кружку к губам.

– Полагаю, нам следует познакомиться, – сказал мужчина, поворачиваясь на табурете, чтобы девушка могла увидеть его лицо. Лайла чуть не поперхнулась пивом. С челюстью, формой носа и линией губ все было в порядке, но глаза! Один серовато-зеленый, а другой – черный как смоль.

– Меня зовут Холланд.

Лайлу бросило в дрожь. Холланд был такой же, как Келл, но при этом совсем другой. Заглядывая в глаза Келла, она словно смотрела в окно на иной мир. Странный и загадочный, но не пугающий. Но когда она смотрела в глаза Холланда, по телу бежали мурашки. В спокойной черной глубине клубилось что-то темное. В голове тихо прозвучало только одно слово: «Беги».