Виктория Шваб - Темный оттенок магии

– Это здесь твоя квартира?

– Нет, но здесь мы пройдем на ту сторону.

Лайла сжала и разжала кулаки. Он подумал, что девушка испугалась, но когда Лайла взглянула на него, глаза ее блестели, а уголки рта приподнялись в улыбке.

Келл сглотнул и шагнул к стене. Лайла подошла к нему. Он замешкался.

– Чего мы ждем?

– Ничего, – пробормотал Келл. – Просто…

Он скинул с себя куртку и набросил ее на плечи девушки, словно магию можно было так обмануть. Словно она не увидит разницы между человеком и Антари. Он сомневался, что его куртка что-то изменит (камень либо пустит Лайлу, либо не пустит), но попробовать все же следовало.

В ответ Лайла достала платок – который подарила ему, обчистив его карманы, и забрала, когда он отключился на полу ее комнаты – и засунула в его задний карман.

– Это еще зачем? – удивленно спросил Келл.

– Думаю, это правильно. Ты дал мне свою вещь, а я тебе свою. Теперь мы связаны.

– Магия так не работает.

Лайла пожала плечами.

– Не повредит.

Келл подумал, что она права, достал нож и провел лезвием поперек ладони. Выступила узкая полоска крови. Он макнул в нее пальцы и начертил на стене линию.

– Доставай камень.

Лайла недоверчиво посмотрела на Келла.

– Тебе он понадобится, – настаивал Келл.

Она вздохнула и вытащила из-под плаща широкополую мятую шляпу. Лайла расправила ее, засунула руку внутрь, словно фокусник, и извлекла черный камень. Что-то внутри Келла сжалось, кровь вскипела, и ему пришлось собрать все силы, чтобы не потянуться за талисманом. Он подавил порыв и впервые подумал, что, возможно, лучше вообще было не брать его в руки.

Лайла крепко сжала камень, а Келл обхватил руку Лайлы и почувствовал, как талисман гудит даже сквозь ее кисть. Он постарался не думать о том, как камень пел для него.

– Ты уверена? – спросил он в последний раз.

– Все получится, – заявила Лайла, но это прозвучало уже не так уверенно, как раньше. Скорее, она этого хотела, нежели в это верила. Келл кивнул. – Ты же сам говорил, – продолжила она, – что в каждом из нас смешаны человеческая природа и магия. Значит, и во мне тоже. – Она посмотрела ему в глаза. – Что сейчас будет?

– Не знаю, – честно сказал он.

Лайла встала к нему вплотную, и он почувствовал, как колотится ее сердце. Как хорошо эта девушка умела скрывать страх! Он не был заметен во взгляде или на лице, но сердцебиение ее выдавало. Затем Лайла осклабилась, и Келл задумался над тем, что же она испытывала: страх или что-то совсем другое?

– Учти, я не собираюсь помирать, пока не увижу, – сказала она.

– Пока не увидишь что?

Девушка широко улыбнулась.

– Всё.

Келл улыбнулся в ответ. Тогда Лайла поднесла свободную руку к его подбородку и приложила свои губы к его губам. Поцелуй был таким же мимолетным, как ее улыбка.

– А это зачем? – оторопело спросил он.

– На счастье, – усмехнулась она, прижимаясь плечами к стене. – Хотя у нас и без этого все получится.

Келл ошарашенно смотрел на нее пару секунд, а потом заставил себя повернуться к кирпичам, испачканным кровью. Крепче сжал руку девушки и поднес пальцы к метке.

– Ас Оренсе , – четко произнес он.

Стена прогнулась, и странник и воровка шагнули вперед и прошли насквозь.

Бэррон проснулся от шума во второй раз за это утро.

Шум в таверне – довольно обычное дело. Он есть всегда, в любое время суток, становясь то оглушительным, то еле слышным, но от него все равно никуда не деться. Даже когда пивная закрыта, внутри никогда не бывает по-настоящему тихо. Но Бэррон знал все шумы, которые можно услышать в таверне: от скрипа половиц и треска дверей до свиста ветра, дующего сквозь сотни щелей в старых стенах.

Бэррон знал их все.

Но этот был чужой и необычный.

Бэррон давным-давно владел таверной «на стыке», как он сам называл про себя скрипящее старое здание. За это время он привык к тем странностям, которые выносило на берег его жизни. Странности стали для него нормой. И хотя он сам в них не участвовал, так как попросту не испытывал никакого интереса или тяги к тому, что другие называли магией, у него постепенно развилось особое чутье.

И Бэррон к нему прислушивался.

Точно так же он прислушался к шуму над головой. Тот был совсем негромкий, но неуместный и отзывался в душе тоскливым чувством неправильности и далекой угрозы. Волосы на руках встали дыбом, а сердце, всегда такое спокойное, забилось угрожающе быстро.

Звук повторился, и Бэррон узнал скрип старого деревянного пола. Он сел в кровати. Прямо над ним находилась комната Лайлы, но это были не ее шаги.

Когда кто-то долго живет с тобой под одной крышей, ты начинаешь узнавать любой звук: не только голос, но и шаги, или как открывается шкаф. Поэтому Бэррон знал, как ступает Лайла, когда хочет, чтобы ее услышали, и как она ступает, когда этого не хочет. Но это было ни то ни другое. К тому же первый раз он проснулся сегодня от шума, когда Лайла и Келл уходили. Бэррон не попытался остановить девушку: он уже давно понял, что это бесполезно, и решил стать просто надежной гаванью, куда она всегда могла возвратиться, что Лайла неизменно и делала.

Но если это не Лайла ходила по комнате, то кто же?

Бэррон вскочил на ноги. Пугающее чувство неправильности усилилось. Он натянул на плечи подтяжки и надел ботинки.

На стене у двери висел дробовик, заржавевший оттого, что им долго не пользовались (если внизу назревали беспорядки, обычно хватало громадной фигуры Бэррона, чтобы их подавить). Но сейчас Бэррон схватил ружье за ствол и вынул его из подставки. Распахнул дверь, поморщившись от скрипа, и направился по лестнице к комнате Лайлы.

Он знал, что красться бессмысленно: он никогда не был пушинкой, и когда поднимался, ступени громко скрипели под его сапогами. Добравшись до невысокой зеленой двери наверху лестницы, он замялся и приложил ухо к филенке, но ничего не услышал. На краткий миг он засомневался. Подумал, что, может, слишком чутко спал после ухода Лайлы и из-за тревоги ему просто приснилось что-то опасное? Бэррон с облегчением выдохнул и собрался уже вернуться назад. Но вдруг услышал звон падающих монет, и все сомнения тут же исчезли. Он распахнул дверь, подняв дробовик.

Лайлы и Келла не было, а у открытого окна стоял какой-то человек, покачивая на ладони серебряные карманные часы Лайлы. Лампа на столе испускала странный бледный свет, из-за которого странный гость казался каким-то бесцветным: пепельные волосы, бледная кожа, выцветшая серая куртка. Когда он перевел взгляд с часов на Бэррона (казалось, совершенно не смутившись оружия), хозяин таверны увидел, что один глаз у него зеленый, а другой – черный как смоль.

Лайла описала ему этого человека и назвала его имя.