Денис Миллер - Кодекс Арафской дуэли [litres]

Монтейн неловко поздоровался с присутствующими и подошел к Кали.

– На минутку, – попросил он приятеля, поведя головой в сторону Гиеди. – Пожалуйста.

Кали, мимолетно улыбнувшись, последовал за ним. Остановившись перед Гиеди, Монтейн произнес немного напряженным голосом:

– Я повторяю в присутствии свидетелей извинения, которые принес вам вчера. Я сожалею о допущенной мною несдержанности. Я не был в курсе всех обстоятельств.

– Извинения приняты, – сказал Гиеди, протягивая руку. – Я тоже был не в курсе всех обстоятельств.

Монтейн пожал ему руку, отошел на сторону своей команды и замер, глядя куда-то вдаль. До остальных игроков Команды Арафы ему никакого дела не было. Их будто и не существовало, а на дуэль вышел только он один. Непонятно откуда, как не своя, в голову закралась мысль о том, что, вероятно, у Тирена и прочих «арафцев» ощущения примерно такие же. Монтейн с этой мыслью согласился, но никаких выводов из нее не сделал.

Негромко переругиваясь, со стороны парадной лестницы пришли Тенедос и еще один человек, которого Монтейн когда-то видел в лицо, но не знал по имени. Судя по отрывочным репликам, которые Монтейн уловил краем уха, профессор Тенедос вел теологический спор и выражений не выбирал. Его противник тоже в долгу не оставался.

– Господа, – негромко намекнул Арлан.

Тенедос и его спутник примолкли и разошлись по своим половинам.

Потянулись минуты.

– Дикарь, как обычно, опаздывает, – ухмыльнулся Сертан.

– Никто пока не опаздывает, – возразил Арлан. – Это вы пришли немного раньше.

Монтейн услышал за спиной шаги и оглянулся. По винтовой лестнице поднимался Мергус, вид у него был заспанный и благодушный. С негромким и тягучим «Извини-и-ите…» он миновал половину противника и остановился около Кали.

Арлан кашлянул.

– Господа, – начал он скучным тоном, – сегодня мы собрались здесь, чтобы выяснить наконец, кто унаследует Арафу. Вы не обязаны участвовать в этом действе. – Он вздохнул. – Но вы отлично знаете, что выбора, собственно, у вас никакого нет.

– …Ибо жертвоприношение, – ухмыльнулся Тирен.

– Если б вы были жертвенным агнцем, – бесцветным голосом заметил Арлан, – было бы куда проще. Я бы, по крайней мере, слышал только блеяние, а не ваши сомнительные шуточки.

Кали хихикнул.

– А вы, дорогой мой, – обратил на него суровый взор Арлан, – последние два года не вылезали бы с гауптвахты, если бы я не смотрел сквозь пальцы на ваши шалости. И вообще, каждый из вас, – он обвел взглядом обе команды, – тот еще подарочек. И нервы за эти два года вы помотали мне изрядно.

– Даже Монтейн? – удивился Тенедос. – Он-то когда успел?

Арлан укоризненно посмотрел на Монтейна.

– Я нечаянно, – сказал Монтейн, тут же понял, как это прозвучало для посторонних, ухмыльнулся и добавил нахально: – Я больше не буду.

Арлан подождал, пока утихнут смешки.

– Что-то вы развеселились, господа, – сказал он неодобрительно. – У нас тут политическое мероприятие большой важности, а вы балаган устраиваете. В общем, сейчас колокол ударит три раза. После третьего удара можете начинать. Не мое дело что-то вам советовать, но можно было бы сначала разбиться на пары… а дальше как получится. Впрочем, как хотите. – И он отошел к стене, чтобы никому не мешать во время боя.

– На пары так на пары, – сказал кто-то негромко.

Монтейн, впрочем, не торопился навязывать себя кому-то в противники. Пусть Команда Империи сама разбирается, кто с кем дерется. И, похоже, это же соображение Арафа подсказала всей своей команде: никто из «арафцев» даже не шевельнулся, чтобы выбрать кого-то из «имперцев».

Сертан усмехнулся, глядя на столь единодушное безразличие, и что-то негромко сказал Гиеди. Тот в ответ тоже улыбнулся, блеснув зубами. Взгляд его переходил с одного «арафца» на другого, тщательно обходя Монтейна.

«Разумеется, – отвлеченно подумал Монтейн, – Гиеди не будет драться с братом Джессы. Доктор не хочет драться с бывшим пациентом. Кали тоже не захочет драться с другом. Остаются Тенедос и Сертан».

Вряд ли Сертан. Тут есть фехтовальщики посильнее и поопытнее Монтейна. Хотя, с другой стороны, самому сильному имеет смысл по-быстрому выбить самого слабого, чтобы дальше продолжать впятером против четверых.

Ну а Тенедос так привык резать на экзаменах своих студентов, что вряд ли будет испытывать нравственные колебания, если рубить студента придется в буквальном смысле.

Впрочем… Монтейн вдруг заметил, на кого смотрит Тенедос. Этот «арафец» держал палаш в левой руке. Очень неудобный противник для тех, кто привык фехтовать с правшами. Только вот и Тенедос переложил свой палаш в левую руку и встал напротив левши.

Значит, Монтейну все-таки достается Сертан?

Но Кали сказал несколько слов Сертану, и тот, пожав плечами, передвинулся на несколько шагов и встал против Тирена. А напротив Монтейна оказался Кали.

Звук мягко вполз в уши, отразился эхом в опустевшем черепе и медленно растворился.

Монтейн сначала не понял. Кали? Кали хочет драться именно с ним?

Почему???

…«Разве мы не друзья?»

«Проще с солнцем подружиться»…

А лучше вообще ни с кем не дружить, чтобы в один день не оказаться вот так, лицом к лицу, с оружием в руках, на дуэли, которая не была дуэлью, в сражении, где заранее известно, кто проиграет.

Монтейн бросил взгляд на Команду Империи. Это же надо было так случиться, что все, кто хоть что-либо значил в его жизни, оказались по ту сторону. В команде, которая выиграет.

А ведь он всегда завидовал им.

Всем, кроме Кали. Потому что Кали завидовать невозможно. Он недосягаем для зависти, как бог.

А вот Гиеди он завидовал. Не чинам его и не богатству даже (хотя можно было бы позавидовать), а тому, что Гиеди не один. Он вырос в большой семье, с любящими родителями, родными и двоюродными братьями и сестрами, среди родственников и свойственников. У Гиеди есть опора в этой жизни, на свете существуют люди, которые всегда ему рады! А у Джессинара – только Джесса. Или, вернее, сейчас у Джессинара и Джессы не осталось. Ее забрал Гиеди. Отобрал единственное, что было ценного у Джессинара.

А как завидовал Монтейн Мергусу! Он ворвался в его жизнь, подавляя растерянного деревенского мальчишку своей самоуверенной щедростью. Да, Мергус мог себе позволить подобрать из грязи нищего бродяжку, приволочь его в Столицу – и бросить его там, сразу выбросив из головы его имя. Зачумленные больше значили для него, чем подросток, на которого он небрежно прицепил кличку Монтейн.

Сертану завидовать было совсем просто. Он был примерно тем, чем стал бы Монтейн лет через десять, если бы ему сильно повезло. Такое вот практически вероятное благополучное будущее. От которого тошнило уже сейчас – от всех этих карт и игорных залов.