Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

– И что это, черт подери, было?

– Надо было донести на тебя. Донести на тебя сразу…

Ли замер. Я слышала лишь шум ветра и тяжелое дыхание Аэлы у меня за спиной.

– Тогда почему ты этого не сделала?

Глаза защипало.

– Потому что хотела верить тебе, но это было так глупо.

Я чувствовала, как мои глаза сияли от слез. Ли посмотрел на меня долгим взглядом, а затем поднял голову и уставился на перистые облака высоко в небе. Он долго молчал, и я уже собиралась заговорить, как он вдруг медленно выдохнул, откинул темные волосы со лба и снова взглянул на меня.

– Это не глупо.

– Не глупо?

Ли покачал головой. И когда его лицо вдруг исказилось от боли, я все наконец поняла.

Его стиснутые кулаки, молчание, опущенная голова. Ли вовсе не собирался дезертировать.

Он искал в себе силы остаться и нашел их, как я и думала.

Когда он подошел к чулану на третьем этаже, чтобы забрать снаряжение, приготовленное для побега на Новый Питос, то обнаружил, что их пути снова пересеклись. Она была внутри. И плакала за закрытой дверью. Он и раньше слышал, как она плачет, но так она плакала впервые. Она не была напугана, и ей не было больно. Но в ее рыданиях звучало отчаяние.

Стоя у двери, он подумал: «Я могу прийти позже, когда она уйдет».

Потому что понимал, что если сейчас переступит порог, то уже никогда не уйдет. Не станет забирать рюкзак или провизию. И никуда не убежит. А просто сядет рядом с ней и сделает единственное, что ему оставалось сделать. Станет утешать ее.

Он вспомнил наставления отца и попытался убедить себя: она крепостная крестьянка. Она ничего для него не значит.

Но, продолжая убеждать себя в этом, он все-таки распахнул дверь.

Она съежилась у противоположной стены, где обычно сидел он, уткнувшись лицом в колени и закрыв ладонями голову. И против своей воли он опустился вниз, уперся ладонями в пол и потупился.

Он ждал, что она заговорит, потребует извинений и заставит его произнести слова: «Они этого не заслужили». И он произнес бы эти слова. Да, он возненавидел бы за это себя, и ее, и отца, но он произнес бы их. Она победила.

Но она не просила его ни о чем говорить.

Он услышал, как скрипнули половицы, когда она подвинулась вперед, а затем ощутил, как она обхватила его руками и потянула к себе. Она зарылась лицом в его рубашку, так сильно прижимая к себе, словно боялась, что он исчезнет.

Из ее груди вырвалось приглушенное рыдание, и он понял, что не он один считал себя побежденным.

Он крепко обнял ее и начал произносить слова, которые никогда и никому не говорил, лишь слышал их от других: «Не плачь. Все позади. Я с тобой». Она сильно похудела. Он видел на ее теле синяки, оставленные другими детьми, и чувствовал свою вину. Запасы, за которыми он пришел, так и остались лежать в углу. Он не обмолвился ни словом о том, что собирался сделать. Он обнимал ее, пока она не уснула, а когда проснулась, они вместе отправились на поиски еды.

И больше он никогда не упоминал о путешествии на Новый Питос.

А она не спрашивала.

И хотя он не признавался себе в этом, но в тот день он впервые старался не думать о своей семье. Он оттолкнул от себя воспоминания о них и лишь спустя несколько месяцев понял, что начал их забывать.

Прошел день с нашего разговора на крепостном валу. Энни сидела напротив меня за столом на занятиях с Атреем. Когда Первый Защитник попросил нас предложить тему для обсуждения и я поднял руку, наши взгляды встретились. И я предложил тему, которую никогда не затрагивал раньше: я спросил о старом режиме.

– Почему новый режим лучше старого? – Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести эти слова.

Услышав мой провокационный вопрос, Атрей откинулся на стуле, ласково улыбаясь.

– А это так? – спросил он.

– Конечно, – откликнулся Кор, считая оскорбительным другой ответ.

– Почему?

– При новом режиме появились справедливые суды, – ответил Кор. – Экономика, опирающаяся на торговлю, которая поддерживает средний класс. Универсальное образование. Возможность преуспеть в жизни без оглядки на происхождение. Сравните все это со страшилками про старый режим. Мы ведь все их слышали.

Атрей медленно кивнул.

– Я уверен, что вы все их слышали. А многие и жили в них. – И хотя намек не был явным, я вдруг остро ощутил в комнате присутствие Энни. Я представил, как Кор избегает смотреть на нее, а Пауэр, наоборот, уперся в нее пристальным взглядом. Однако ее лицо было бесстрастным. – Кроме этих страшных историй, – продолжил Атрей, – что еще вы можете рассказать об их промахах?

На этот раз мы с Энни вместе подняли руки.

После турнира Четвертого Ордена я принял решение не вступать в дискуссии, если Энни тоже хотела участвовать. Но сегодня поднял руку, встретившись с ней взглядом. Ее зрачки слегка расширились, и она слегка приоткрыла губы.

«Мне это необходимо».

Она опустила руку.

– Ли?

Вцепившись в край стола, я заговорил, тщательно подбирая слова. Мне предстояло вместить в несколько фраз о трудной правде годы чтения, домашней работы и коллективных обсуждений в аудиториях.

– При триархии тысячи людей умерли от нищеты и голода. Драконорожденные наслаждались жизнью, закрывая глаза на голодающий народ, потому что так им было удобно. В то время не существовало никаких законных ограничений для высших сословий, что позволяло оправдывать их жестокость, и все несправедливости, что они творили, можно было оправдать их происхождением.

Краем глаза я заметил, что Энни заерзала на стуле.

Атрей кивнул.

– В самом деле. А разве такая разнузданная власть не могла не привести к коррупции? В чем ты видишь главный изъян, Ли, предпосылку к гниению всей системы изнутри?

Я кивнул. Я понял это с того момента, как начал размышлять над подобными вещами.

– Их власть передавалась по наследству.

– Именно. Власть никак не согласуется с достоинством. И эту пропасть – между властью и достоинством – с самого начала пытались уничтожить те, кто жил под гнетом драконорожденных. – Атрей широким жестом указал на «Аврелианский цикл», лежавший на столе, чтобы на него в любой момент можно было сослаться о время занятий. – Они обладали величием. Но это величие шло рука об руку с высокомерием, которое, в свою очередь, породило коррупцию, за которой последовал крах всей системы.

– Ну а теперь? Чем вы отличаетесь от них?

Пауэр тут же самодовольно откликнулся:

– Мы этого заслуживаем.

Ирония, прозвучавшая в его ответе, не укрылась от Атрея, и на его губах промелькнула едва заметная улыбка.

– Неужели?

– А разве нет?

– Это зависит от вас, – ответил Атрей. – Вы будете достойны этой власти только в том случае, если станете вести себя добродетельнее, чем те, кто правил раньше. И сейчас, как никогда, важно не забывать об этом перед лицом того, что может произойти.