Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

Подняв голову, я увидел, что Энни не сводит с меня сверкающих глаз.

Тиндейл проводил рабочие часы в лицейском отделе литературы. Я поспешно направился туда, собираясь сообщить ему о своем отказе, пока моя решимость не поколебалась.

Я понимал, что как только из Нового Питоса придет ответ, мне будет сложнее произнести эти слова, хотя их ответ уже не мог повлиять на мой.

Мне предстояло испить эту чашу до дна. И она будет горькой. И в зависимости от того, какой ответ привезут Крисса и Дак, она может оказаться горче, чем я думал.

– Я обдумал ваше предложение. Присоединиться к ним.

– Да?

– Нет.

Тиндейл поморщился, а затем указал мне на кресло напротив его заваленного бумагами стола. Через распахнутое окно в залитую солнцем комнату врывался аромат скошенной во дворе травы.

– Садись.

Старая кожаная обивка заскрипела подо мной. Тон Тиндейла сделался покровительственным. Он, как и раньше, перешел на драконий язык.

– Боюсь, что ты не до конца осознал всю серьезность ситуации, Лео. Возможно, этот ответ сейчас кажется тебе самым простым. Но дальше для тебя все может оказаться не так просто. Продавшись сейчас, ты в будущем заплатишь высокую цену.

– Я не продаюсь.

Тиндейл склонил голову набок, а затем подпер ее ладонью.

– Тогда что же ты делаешь?

– Я выбираю Каллиполис.

Я тоже перешел на драконий язык. В конце концов, мы разговаривали за закрытыми дверями, и, кроме того, я ощущал потребность говорить на родном языке. Меня будоражила возможность снова говорить на нем спустя столько лет. Мне казалось, что родной язык придавал мощи моим словам.

– Я верю в Атрея. Верю в то, что он делает. Даже если его деяния были замешаны на крови.

Скептицизм, отражавшийся на лице Тиндейла, сменился жалостью.

– Думаешь, что Дворцовый день стал концом кровопролитий? – спросил он. – Ты только что сделал выбор, который продолжит их.

Три дня спустя Крисса и Дак вернулись с Иски, и я увидел, как Энни горячо обняла Дака, как не обнимала меня с тех пор, как мы были детьми. Она смотрела на него счастливыми глазами, и от ее улыбки веяло теплотой. Такую улыбку – беззаботную, не замутненную тяжелыми воспоминаниями – она никогда не дарила мне.

Я отвернулся, чтобы справиться с внезапной тоской, и в этот момент Крисса вручила мне письмо, привезенное с Нового Питоса.

Письмо уже ждало нас, именно поэтому Крисса и Дак так быстро вернулись в Каллиполис. Когда новопитианцы получили наше послание, их собственное уже ожидало своего часа в посольстве.

ТРИАРХАМ, ЗАКОННЫМ ПРАВИТЕЛЯМ КАЛЛИПОЛИСА, НАДОЕЛА ЖИЗНЬ В ИЗГНАНИИ.

И СКОРО ОНИ ВЕРНУТСЯ ДОМОЙ.

Это послание оказалось той самой чашей, которую я ожидал, и мне предстояло хлебнуть этого горького, медленно действующего зелья, как и предсказывал Тиндейл. Пытаясь справиться с потрясением, я сосредоточился на своей цели, на выбранном курсе: учения, подготовка, ожидание решительных шагов.

Однако спустя две недели меня ожидало то, чего я никак не мог предвидеть. В тетради с домашним заданием, которую вернул мне Тиндейл, была спрятана записка, написанная на идеальном драконьем языке.

Дорогой кузен,

Я и не надеялась увидеть именно тебя на том турнире. Но моя радость подтвердилась. Найди меня в «Затонувшем драконе», в Чипсайде, на празднике летнего солнцестояния, в три часа пополуночи. Оставь свое упрямство: летнее солнцестояние – время семьи.

Джулия была ночным кошмаром нашей няни. Она была из тех девчонок, которым всегда удавалось незаметно ускользнуть из дворцовых покоев, отыскать мальчиков и примкнуть к нашим играм. Она всегда возвращалась обратно покрытая грязью, в разорванном платье роскошного фасона, с разбитыми коленками. Вопреки всем ожиданиям именно Джулия – предназначенная в жены подходящему мужчине и в дальнейшем вынужденная коротать свои дни исключительно дома как примерная супруга – контролировала орбиты наших игр с магнетизмом настоящего Солнца. Стоило появиться Джулии, и день становился незабываемым. Деревья в дворцовых садах превращались в карстовые колонны, на которые мы взбирались, пруды становились морями, по которым мы плавали, лужайки – полями, которые мы опаляли племенем драконов, сходясь в смертельной схватке с врагами.

Мы постоянно спорили, кто станет Первым Наездником, а кто – Альтернусом. И в этом споре Джулия обычно побеждала.

– Когда я вырасту, то стану Первым Наездником и Триархом, как мой отец, – заявляла она. – Как Пито Юнифер, как Уриэль на Ароне.

– Ты не сможешь, Джулия, – с насмешкой отвечали старшие мальчики. Это были мой брат, Лаэртес, пожелавший стать пассусом [8] Пассус ( от лат. passus «шаг») – идущий, шествующий. в старинной, давно забытой церемонии; брат Джулии, Иксион, ровесник Лаэртеса, и Дело, один из старших наследников из рода Небесных Рыб. – Девчонки не летают.

Я помню, как оттаскивал ее от них, а она, покраснев от злости, ругала их на чем свет стоит. Самые обидные ругательства, которые она знала, были стары как мир, а фразы, которые мы почерпнули из «Аврелианского цикла», давно вышли из употребления, и наши братья, которые уже наслушались настоящих ругательств от своих отцов, лишь еще сильнее смеялись над ней.

– Мой отец сказал, что они все изменят, – сообщила она мне после, стоя в тени рощи, и ее глаза метали яростные молнии. – Отец говорит, что поменяет правила ради меня. Я буду летать.

Никто никогда не спорил с Джулией, но я подыгрывал ей, когда она начинала придумывать про себя небылицы. Я знал силу ее выдумок, которые так сильно напоминали реальную жизнь, что могли убедить нас, что мы летаем, в то время, как твердо стояли на земле.

– Мой отец, – сказала Джулия, и ее серые глаза сделались огромными, – может все.

Последний раз я видел Джулию во время Кровавого месяца.

События, происходившие после падения старого режима и установления нового, вспоминались смутно, порой озаряя память яркими вспышками, но в целом я почти ничего не помнил. Последний раз, когда мы виделись, семьи драконорожденных содержались под домашним арестом в Большом Дворце. У отца изъяли драконий свисток, а Алетею не выпускали из гнезда. Стража, следившая за порядком во внутренних покоях, присягнула на верность Революции, а затем заставила пленных повелителей драконов тоже присягнуть на верность новому режиму, выставив их на посмешище, и эти игры продолжались еще несколько недель. Считалось, что стража оставалась во Дворце для нашей безопасности – в течение этих нескольких недель в покоях раздавались крики протестующих, бунтующего народа, требующего хлеба и крови за дворцовыми стенами.