Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

Я закрепила седло, расправила поводья, и она повернула ко мне голову, взглянув на меня своими узкими золотистыми глазами. Я почесала ее нос, и она выгнула шею в ответ. Ее нетерпение поскорее начать поединок смешивалось с моим, и я ощутила волну мурашек, пробежавших по спине. Аэла всегда заражала меня своей волей к сражению.

– Давай сделаем это.

Она сложила крылья, и я запрыгнула в седло, а затем прикрепила ремнями ноги к стременам. Неподалеку Пауэр проделывал все то же самое, сидя на спине Итера. Мы натянули шлемы и, кивнув друг другу, опустили забрала.

А затем одним мощным прыжком наши драконы преодолели силу земного притяжения, взвившись в небо; их огромные крылья взбивали воздух, унося нас все выше. Перед моими глазами с поразительной ясностью вырисовывалось покрывало серых облаков, людские толпы, сияющая лента реки. Рядом с Аэлой я всегда начинала все воспринимать особенно четко.

А затем ударил колокол, Пауэр бросился к нам, и мы резко нырнули вниз.

Неделю назад, когда мы обсуждали этот поединок, я рассказала Ли о стратегии, которой собиралась придерживаться, и он пытался меня отговорить. У Итера огромные легкие, и его не удастся измотать, убеждал он. Потребуется слишком много времени, и слишком высок риск ранений, а учитывая любовь Пауэра к горячим ударам, ранения могут быть слишком серьезными.

– Диапазон Итера в два раза выше, чем у Аэлы, – ответила я. – Как же еще мне это сделать?

И Ли вместо того, чтобы предложить что-то еще, просто сказал:

– Это самоубийство.

И я сказала то, что не осмелилась бы сказать никому, кроме Ли:

– Только не для меня.

Ли не стал спорить.

Эта тактика была известна как «полет мухи». Ее смысл заключался в том, чтобы бесконечно мелькать перед носом у противника, то входя в поле его зрения, то уклоняясь, провоцируя его на множество бесполезных выстрелов и лишая его пепла. Но с Итером на это потребовалось бы слишком много времени. Не считая того, что Пауэр был одним из немногих, кто, пользуясь всплеском эмоций, приобретал дополнительные преимущества. Если Кор, делившийся со своим драконом гневом и возбуждением, становился уязвимым, теряя контроль над ситуацией, то Пауэр обретал силу, делавшую его непредсказуемым. Эту тактику с давних пор использовали наездники, летавшие на драконах-грозовиках. Пауэр с Итером мчались на своих эмоциях, словно с крутой горы, в направлении, известном лишь им, и Пауэр разрешал дракону стрелять, когда тот того пожелает.

Но мы с Аэлой могли приспособиться к чему угодно.

И потому, когда поединок начался, я позволила Пауэру перейти в наступление, и мы с Аэлой принялись играть в классики, прыгая между струями пепла, испускаемыми Итером. Мы старались держаться ближе к нему, заставляя его стрелять без остановки. Время шло, а мы с Аэлой уворачивались, петляли и снова уворачивались.

Но даже если вы летаете лучше всех, настанет момент, когда вы устанете и начнете ошибаться. Десять минут спустя мы развернулись недостаточно стремительно, и я тут же ощутила обжигающую боль в левой икре. Я зашипела от боли, это был настоящий горячий удар, такие были запрещены даже на тренировках. Сверкающие доспехи потемнели от жара, и звон колокола оповестил трибуны о первом штрафном ударе. Аэла почувствовала мою боль, хотя она была невосприимчива к жару. Она рванулась в сторону и замерла, ожидая, когда я открою клапан с охлаждающей жидкостью, вмонтированный в штанину огнеупорного костюма, чтобы облегчить боль. Прохладная жидкость потекла по ноге, охлаждая ожог, но лишь немного смягчая сильную боль. Я знала, что обезболивающий эффект продлится еще полчаса, а этого мне было вполне достаточно.

Каждое мгновение, что я держалась в стороне от Итера, давало ему возможность восстановить силы – а мне было необходимо, чтобы он продолжал стрелять, чтобы истощить его запасы пепла, – и поэтому я, не останавливаясь, направила Аэлу на второй круг. Начался второй раунд. Минуты таяли, мы уклонялись от выстрелов, скакали в разные стороны, а тучи пепла проносились со всех сторон, но я сосредоточилась лишь на том, чтобы уклоняться от них.

Пока не получила второй штрафной удар. Я не успела уклониться от Итера, резко спикировавшего на меня, и горячий пепел опалил мои руки. Во время тайм-аута я негнущимися пальцами в перчатках с трудом открыла клапаны с охлаждающей жидкостью у себя на локтях, затем обмотала поводья вокруг запястий, стараясь не сжимать пальцы. Пытаясь удержать поводья, я ощутила, как возбуждение и боль делают меня слабее, и прижалась к Аэле. Это прикосновение наполнило меня странным спокойствием. У нас с Аэлой остался последний шанс: три штрафных выстрела считались смертельным ударом.

Начался третий раунд.

– Все кончено, Энни, – крикнул мне Пауэр.

Он улыбнулся, натягивая шлем, его эмоции, свободно передающиеся Итеру, переполняли их обоих эйфорией. Я снова приблизилась к нему. Он возобновил стрельбу. Мы с Аэлой вновь повторили свою тактику, уворачиваясь и ускользая от него, и в этот момент я заметила, то, чего уже не видел Пауэр, находившийся во власти всплеска эмоций. Пепел, изрыгаемый Итером, начал шипеть.

Я развернула Аэлу и резко остановила ее. Мы с Пауэром оказались лицом к лицу. Я была абсолютно беззащитна и оказалась в пределах его досягаемости. Сквозь забрало его шлема я разглядела его сияющие, торжествующие глаза. Под нами раскинулась арена, а облака, скрывавшие шпиль Крепости, опустились еще ниже.

Итер разинул пасть, приготовившись сделать последний выстрел, но у него ничего не вышло.

Глаза Пауэра округлились. И в следующее мгновение, которого мне хватило, чтобы рвануться вперед и выстрелить, он взвился вверх. Струя пепла угодила в извивающийся хвост Итера. А затем Пауэр и Итер растворились в облаках.

На мгновение мы с Аэлой замерли, глядя в облака, где исчез Пауэр.

Намерения Пауэра были понятны без лишних слов. Оба мы знали о двух правилах поединка: во-первых, контактные бои между драконами разных пород были запрещены во время спортивных состязаний, а во-вторых, что бы ни произошло вне поля зрения судьи, считалось честной игрой.

Если я поднимусь в облака, Итер легко справится с Аэлой. Он был гораздо крупнее.

Однако если я стану выжидать, его легкие восстановятся. Кроме того, каждую секунду действие охлаждающей жидкости слабело, и боль все сильнее давала о себе знать.

– Сделаем это? – спросила я Аэлу.

Но Аэла уже взмыла вверх, чувствуя мою решимость, и мне даже не пришлось понукать ее.

Мы поднимались вверх, вслепую преодолевая бесшумные слои серой пелены. Я ощущала, как наши с Аэлой сердца бьются в унисон. Когда мы наконец выбрались наверх, я тут же заметила, что прямо над нами виднелся еще один слой облаков, и мы словно зависли между двумя облачными слоями, окутанные странным серо-белым сиянием. Последним напоминанием о земле была вершина Крепости, видневшаяся в паре сотен метров; она парила над облаками, словно плавучая башня.