Шелби Махёрин - Змей и голубка

– Три? – Я встревоженно посмотрела на Моргану.

– Да, дорогая. Три. Уже скоро ты исполнишь свое предназначение. И наши сестры вечно будут пировать и танцевать в твою честь.

Предназначение. Честь.

Все эти слова звучали так красиво, будто мне вручали роскошный подарок, повязанный блестящей красной лентой. Я истерически засмеялась. Ну, хоть кровь будет красная, и на том спасибо.

Одна из нянек озабоченно посмотрела на меня.

– Госпожа, с вами все хорошо?

Мне как раз хватало способности к самоосознанию, чтобы понимать – со мной определенно не все хорошо.

Три дня. Вот и все, что мне осталось. Я расхохоталась еще пуще.

– Луиза. – Моргана щелкнула пальцами у меня перед носом. – Что здесь смешного?

Я поморгала, и мой смех оборвался так же резко, как начался. Через три дня я буду мертва. Мертва . Мое мерное сердцебиение, холодный ночной воздух на лице – всего этого не станет. Я перестану существовать – по крайней мере так, как сейчас. Исчезнет веснушчатая кожа, сине-зеленые глаза и эта страшная боль внутри.

– Нет. – Я подняла взгляд к звездам, усеявшим бескрайнее небо. Подумать только, раньше мне казалось, что здесь вид красивее, чем в Солей-и-Лун. – Ничего смешного здесь нет.

Я больше никогда не смогу посмеяться с Коко. Подразнить Анселя. Поесть булочек у Пана, взобраться на крышу Солей-и-Лун и увидеть рассвет. Есть ли в загробной жизни рассветы? И даже если да, будут ли у меня глаза, чтобы их увидеть?

Я не знала этого, и незнание пугало меня. Я отвела взгляд от звезд, чувствуя слезы на своих ресницах.

Через три дня мы с Ридом разлучимся навсегда. Когда моя душа оставит тело, наши пути разойдутся навечно… ибо я была уверена – туда, куда отправлюсь я, Риду дорога будет закрыта. И это пугало меня больше всего.

«Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить».

Но в Земле вечного лета охотнику на ведьм не место, а ведьме не место на Небесах. Если и то, и другое вообще существует.

Будет ли моя душа помнить о нем? Отчасти мне даже хотелось бы обратного, но все же я знала правду. Я любила его. Очень сильно любила. И эта любовь хранилась не только в сердце и разуме. Такую любовь нельзя познать однажды и просто позабыть после. Нельзя коснуться ее и не ощутить прикосновения в ответ. Нет… эта любовь иная. Неизменная, нерушимая. Эта любовь исходит из души.

Я знала, что буду помнить Рида. Даже после смерти буду чувствовать, что его нет рядом, жаждать, чтобы он оказался со мной вновь, но этому не суждено сбыться. Вот она, моя судьба – вечная пытка. Но, как ни мучительны мысли о нем, я с радостью вынесу эту боль, чтобы хоть малая крупица Рида осталась со мной. Эта боль означает, что все между нами по-настоящему.

Смерть не могла забрать у меня Рида. Он был мной . Наши души теперь связаны навеки. И я знала – даже если я больше ему не нужна, даже если я прокляну его имя, мы останемся одним целым.

Я смутно почувствовала, как две пары рук уносят меня прочь. Неважно куда. Рида не будет там со мной.

И вместе с тем… будет.

– Я замерзаю, – простонал Бо жалобно.

Мы разбили лагерь в роще древних корявых сосен в Ля-Форе-Де-Ю. Весь свет, что исходил от луны и звезд, скрывали облака. Туман цеплялся за наши плащи и одеяла – тяжелый, противоестественный.

Мои штаны насквозь промокли в снегу. Вздрогнув, я оглянулся на своих спутников. Им тоже явно было холодно – у Бо громко стучали зубы, губы Анселя медленно синели, а на губах Коко багровела кроличья кровь. Я пытался не смотреть на тушку у ее ног, но безуспешно.

Заметив мой взгляд, она пожала плечами:

– У них кровь горячее нашей.

Неспособный промолчать, Ансель подскочил к ней.

– Ты… ты всегда для колдовства используешь кровь животных?

Коко внимательно посмотрела на него, прежде чем ответить.

– Не всегда. Разные чары требуют разных ингредиентов. Равно как каждая Белая дама чувствует свои собственные уникальные магические узоры, так и каждая Алая дама чувствует, какие уникальные составляющие нужны для колдовства. Лепестки лаванды могут усыплять, но также на это способна кровь летучей мыши, и вишня, и еще миллион разных вещей. Все зависит от ведьмы.

– То есть… – Ансель растерянно заморгал и, поморщившись, посмотрел на кролика. – Ты просто ешь вишню? Или…

Коко рассмеялась, закатала рукав и показала шрамы, которые усеивали ее кожу.

– Мое колдовство таится в моей крови, Ансель. Без нее вишня – это просто вишня. – Затем она нахмурилась, будто встревожилась, что рассказала слишком много. Не только Ансель внимательно ее слушал – и мадам Лабелль, и Бо ловили каждое ее слово, и, к стыду своему, я тоже придвинулся ближе. – С чего этот внезапный интерес?

Ансель отвел взгляд, заливаясь краской.

– Я просто хотел узнать о тебе побольше. – Не в силах сопротивляться соблазну, он уже через пару секунд снова посмотрел на нее. – А все… все ведьмы выглядят как ты?

Коко лукаво вскинула бровь.

– Ты имеешь в виду, все ли они восхитительно красивы? – Он кивнул, тараща на нее глаза, а она хихикнула. – Разумеется, нет. Мы бываем совершенно разными, равно как и Белые дамы – или шассеры.

С этими словами она посмотрела на меня, и я поспешно отвернулся.

Бо снова застонал:

– Я пальцы ног не чувствую.

– Да, вы уже упоминали об этом! – гаркнула мадам Лабелль, подтаскивая свое бревно поближе ко мне. К моему большому раздражению, всю дорогу она держалась рядом со мной – видимо хотела доставить мне как можно больше неудобств. – Собственно говоря, даже несколько раз. Но нам всем холодно, и жалобы здесь ничем не помогут.

– А вот костер помог бы, – буркнул Бо.

– Нет, – твердо ответила она. – Никаких костров.

Мне до смерти не хотелось это признавать, но здесь я был с ней согласен. Костры привлекают лишнее внимание. Множество враждебных созданий бродило по этим лесам. За нами уже успел увязаться безобразный черный кот – вестник несчастья. Поначалу он держался поодаль, но в первую же ночь залез к нам в сумки и съел почти всю еду.

Будто в ответ на мои мысли у Анселя громко забурчало в животе.

Сдаваясь, я взял из своей сумки последний кусок сыра и бросил ему. Ансель хотел возразить, но я перебил:

– Просто ешь.

Он повиновался, и между всеми нами воцарилось мрачное молчание.

Было уже очень поздно, но никто не спал – слишком уж все замерзли. Коко придвинулась поближе к Анселю, поделившись с ним одеялом. Ансель, застонав, закутал в него руки. Бо нахмурился.

– Мы уже очень близко, – сказала мадам Лабелль, ни к кому конкретно не обращаясь. – Осталось всего несколько дней.

– Модранит состоится уже через три, – заметил Бо. – Если мы не умрем от голода или холода прежде.