Альвдис Рутиэн - Между [litres]

Так будет проще и мне: тоже ведь не хочется умирать как преступнику. Я любил тебя, государь, – пока Эссилт не встала между нами. Я погибну в бою. За Корнуолл. За тебя.

Нам не победить этих саксов – Горхир говорит, их четыре корабля. Три сотни воинов? Четыре?

Нам не победить – но ты увидишь, государь: больше половины врагов останется на этом берегу. В этой бухте, такой удобной для высадки. А с остальными ты без труда справишься потом.

У меня было два года, чтобы подготовиться к моему последнему бою.

Я был плохим сыном, но остаюсь хорошим воином.

Прощай.

Два года непрестанных учений сделали свое дело. Лучники разбежались по своим утесам, распаковать запасы стрел было делом минуты, масло наготове, огонь зажечь недолго… Засада притаилась, где положено.

Бухта, такая удобная для высадки, выглядит совершенно безлюдной и столь же безопасной.

Из-за утеса выплывает первый драккар… хорошо выплывает, точно как на учениях… всё знакомое и привычное, разве что там нет соломенных чучел, а есть соломенноволосые враги.

Друст – на правом утесе – окунает обмотанные паклей стрелы в масло, зажигает… командир уверен: на левом утесе делают то же самое.

Приказа не нужно: огненные дуги прорезают небо с двух сторон.

И сразу, ливнем, – боевые стрелы.

Саксы сейчас очень заняты: они тушат пожар на корабле. Им не до броней и тем более не до щитов.

А стрел за два года бездельничающая дружина сделала изрядно.

– Говорят, у них принято уходить к своим богам – в огне, – хмыкнул Хенвас.

– Там – четыре корабля, – одернул его Друст.

– Так зажарим все четыре, – со смехом отвечал воин.

Первый драккар тем временем справился с огнем, саксы разобрали щиты, и бритты стали беречь стрелы: как ни велики запасы, но глупо стрелять по стене щитов. Вот когда саксы начнут высадку – они снова станут уязвимы…

Из-за утеса показался второй драккар. На нем уже поняли: берег защищают – и поспешили разобрать щиты.

– Не стрелять, подпустим ближе! – процедил Друст сквозь зубы.

А вот с левого утеса полетели огненные стрелы. Но это и правильно: им ближе до врага.

С первого корабля выпрыгивали на мелководье, и Друст, велев Гуидре и иже стрелять огненными по второму драккару, сам прицельно бил боевыми по высаживающимся.

Еще два драккара впереди.

Еще есть время.

Еще есть стрелы.

Марх вздрогнул.

Это была боль, как от раны – хотя ничего не коснулось тела короля.

Рана, нанесенная Корнуоллу. Враги. Битва на границе.

Король прикрыл глаза, вслушиваясь в свою страну.

Юг. Берег. Друст.

Пятьдесят – против сотен врагов. Те, кого он послал на смерть.

Марх не размышлял. Всё, происходящее в мире людей, и даже риск быть пораженным Гвином – всё лишилось смысла по сравнению с гибелью ни в чем не повинных воинов.

…Огромный черный жеребец вздыбился, разбивая копытами грань миров, – и поскакал на юг, по не-человеческому Корнуоллу, мимо стен древних великанов, мимо вспугнутых сидхи и прочей нелюди, мимо… он выныривал в мир людей, чтобы сбить со следа Гвина, если тот учуял его здесь, черной молнией проносился через перепуганные деревни и снова прочь, к нелюди, потом к людям, снова… на юг, на берег, туда, где в неравном бою гибнут его воины, где Друст… предатель и всё-таки – сын… на юг, будьте вы все прокляты, на юг!

На берегу кипела битва. С первого корабля не больше трети воинов могло биться, но силы их всё равно превосходили жалкий отряд нижней засады.

Друст рвался туда, вниз, где бились и погибали его товарищи, – но понимал: нельзя. Лучники могут гораздо больше. Лучники должны, обязаны дождаться еще два корабля. Поджечь, перестрелять.

А погибнуть в сече – это они всегда успеют.

Одни стреляли по второму кораблю, другие готовились пустить огонь на третий… уж близко, уже почти…

И тут произошло чудо.

Чудо, которое бывает лишь в древних легендах…

Ниоткуда на берегу возник черный жеребец. Зубами и копытами он раскидал саксов, но не задержался в схватке, оставив недобитых врагов воинам Корнуолла, – он поскакал к морю и дальше – по волнам как по равнине.

– Государь!! – закричал Друст, сейчас счастливый больше, чем когда-либо в жизни. – Мааааарх!

Король не оставил их погибать.

И этот клич – «Ма-а-арх!!» – подхватили все корнуольцы, с новой яростью рубя еще уцелевших саксов и стреляя по их кораблям.

Марх промчался по волнам ко второму кораблю.

Двадцать рядов скамей, двадцать весел с борта. Черный жеребец поскакал по лопастям весел – и лучники на утесах захохотали, видя, как саксы рыбкой летят в море, не успев заранее выпустить весла из рук.

Но другой борт вражеского корабля уже опомнился – и в черного коня метнули не меньше десятка боевых топоров.

Попасть было нелегко, и всё же… один топор угодил в круп, другой в ноги, третий резанул Коня по шее.

– Отец! – Друст закричал, не помня себя. Он стрелял по саксам, стрелял точно, как никогда, стрелял, будто они стояли перед ним в десяти шагах, а не были там, в море…

Он стрелял и кричал, разрывая в кровь углы рта: на его глазах черный Конь, истекая кровью, ушел под воду, и море сомкнулось над ним, и только кровавое пятно на волнах осталось там…

– Не-е-ет!! – корнуольцы орали, не слыша самих себя, и – били по саксам.

Море – жизнь моя, кровь моя солона, как море, волны моря текут в моих жилах…

Владычица бездн морских – мать мне, хозяин морей – отчим мне, бесстрашный мореход – мой отец.

Море – жизнь моя.

Я – оборотень, как все морские. Так поют барды, и правду поют они. Невозможно рассечь волну. Не убить морского оборотня.

Море – жизнь моя.

С волнами смешивается моя кровь, как волна срастается моя плоть…

Ничто не поранит море.

Ничто не поранит Морского Коня.

И когда Черный Конь – без единой раны на теле – взвился из воды, взметая фонтаны брызг, тогда – завопили все. Бритты – от восторга, саксы – от ужаса.

Марх промчался по палубе того корабля, с которого его только что пытались убить, раскидывая врагов, в кровавое месиво мозжа их тела… а после поскакал по волнам к третьему кораблю, спешно разворачивающемуся прочь от этих берегов, где из моря восстают бессмертные чудища.

Не помогло: вороной конь настиг их и проскакал по их веслам. Десятки саксов полетели за борт. Прочие пытались метать в него топоры, но… они уже знали: не поможет. Их руки дрожали, оружие летело мимо. Конь получил лишь несколько легких ран – один раз окунуться, и не останется и следа.

Оказавшиеся в воде саксы вопили. Одни плыли к берегу, чтобы вступить в бой с бриттами, другие надеялись доплыть до третьего корабля (четвертый, не дожидаясь огня и черного чудища, спешно разворачивался прочь).