Джей Кристофф - Темный рассвет [litres]

Когда его продали Коллегии Рема вместе с Мией Корвере, Сид и представить не мог, что эта девушка изменит его жизнь. Он верно служил ее отцу Дарию в легионе люминатов и посему, сражаясь на раскаленных песках, старался уберечь ее жизнь ценой собственной жизни. Но в итоге это Мия спасла его и остальных Соколов Рема, придумав план, который не только позволил ей отомстить людям, уничтожившим ее семью, но и освободить других гладиатов от подневольного труда.

Щека у Сида чесалась уже четвертую перемену после визита в Железную Коллегию Уайткипа, где Сид и остальные Соколы показали алые документы, предоставленные им работорговкой Слезопийцей. Старый аркимик изучал « чартум либерии » невыносимую вечность, и Мясник был уже готов наделать в штаны. Но Слезопийца была обязана Мие Корвере жизнью и сдержала свое слово, так что все бумаги прошли проверку.

Гладиаты по очереди прошли через руки аркимика, и после кратковременной пытки бывший легионер и воин песков избавился от рабского клейма на щеке – после шести долгих лет. [13]

За этим последовали три неночи развратных празднований: используя часть денег, которые отдал в их распоряжение Меркурио, бывшие Соколы Рема упивались до усрачки. Последнее, что помнил Сидоний, это притон для курильщиков в районе публичных домов Уайткипа, где он, уткнувшись лицом в очень красивую и дорогую грудь, объявил, что больше никогда оттуда не покажется, если только сам Аа не спустится и не оттащит его. Тем временем Мясник бегал по комнате голышом и хватал в охапку столько проституток, сколько мог унести. [14]

Но как бы там ни было, Сид не помнил, чтобы они обсуждали покупку театра. Поэтому, на четвертую перемену свободы, когда счастливый Волнозор где-то после девяти потряс его за плечо, чтобы разбудить, и Сид с трудом поднял голову от груди, он необычайно удивился, узнав, что стал совладельцем покосившейся груды щепок у доков Уайткипа, известной как «Одеон».

И был крайне недоволен.

– Где-то к середине недели мы сможем нанять плотников, – говорил Волнозор, и его голос едва не дрожал от восторга. – Подлатаем сцену, поставим новые двери – и театр будет как новенький. Затем мы объявим, что ищем актеров. Я стану руководителем. Сид и Мечница, вы будете встречать зрителей. У Мясника лицо для закулисья. Феликс и Албаний смогут…

Мужчина осекся и почесал свои толстые дреды.

– А где вообще Феликс и Албаний?

– Феликс вернулся домой к маме! – выкрикнула все еще очень пьяная Брин с верхней галереи.

– А Албанию явно приглянулась та милашка Белль, которая привезла нас сюда. – Мечница потерла большой шрам на правой руке, который заработала два месяца назад во время «Магни» в этом самом городе. – Если задуматься, я не помню, чтобы он вылезал из фургона…

– Ну, они знают, где нас искать, – Волнозор просиял и повысил голос, чтобы его рокочущий баритон добрался до крыши. – В величайшем театре, который Уайткип когда-либо увидит!

Брин пьяно заулюлюкала с галереи, уронила полупустую бутылку золотого вина, икнула и, выругавшись, плюхнулась на зад.

– Явпрядке!

Сидоний спрятал лицо в ладонях, присел на корточки и вздохнул.

– Пиздец…

– Понимаю, это кажется неразумным, – ласково сказала Мечница. – Но ты ведь знаешь, что Волнозор всегда мечтал управлять театром. Только взгляни на него, Сид. – Женщина кивнула на крупного двеймерца, который расхаживал по сцене и бормотал под нос монолог. – Счастлив, как свинья в навозе.

– Явп… ик … рядке… – повторила Брин на случай, если кто-нибудь слушал.

Сид провел рукой по ежику на голове.

– И сколько денег у нас осталось?

– Около сотни, – пожала плечами Мечница.

– И все?! – простонал он.

– Ты купил себе очень дорогую пару сисек, Сид.

– Ой, иди на хрен! Даже не пытайся меня пристыдить, – огрызнулся итреец. – Шесть лет на песках, я заслуживал хоть одну киску после такого! Это не я потратил целое гребаное состояние на ветхую развалюху под названием театр!

Мечница слегка скривилась.

– Ну, формально говоря, именно это ты и сделал.

Двеймерка помахала перед его лицом купчей, и под пятнами вина, эля и другими неопознанными пятнами бывший гладиат рассмотрел поразительно кривую закорючку, которая могла сойти за его подпись.

– По крайней мере, одну пятую от состояния.

– Пиздееееееец …

– Я только что придумал, какую пьесу мы поставим первой! – воскликнул Волнозор. – «Триумф гладиатов»!

– Да заткнись ты наконец! – рявкнул Сид.

– Я не чувствую… ик … ног! – крикнула Брин.

Мясник поднялся со сломанной скамейки в заднем ряду, сморщив лицо, напоминавшее упавший на пол пирог, и осмотрелся сонными глазами.

– Это… театр?

– Ага, – раздался голос позади него. – И он прекрасен.

Сидоний мгновенно вскочил, по его жилам побежал адреналин. Девушка на пороге куталась в длинный плащ, лицо ее было обмотано шарфом. Но даже будь он слепым и глухим, Сид бы все равно ее узнал. Губы парня расплылись в идиотской улыбке, а Волнозор проревел со сцены:

– ВОРОНАААА!!!

Сид побежал по проходу, заключил девушку в объятия и оторвал от пола под визг последней. Мечница врезалась в парочку и тоже обняла друзей, Мясник поплелся в их сторону, Волнозор обрушился на компанию лавиной и, с ревом подняв всю четверку в воздух, запрыгал по кругу.

– Ах ты великолепная мелкая сучка ! – воскликнул Сид.

– Отпусти меня, ты, гребаный громила! – просияла Мия.

Но ее никто не послушал. Гладиаты наслаждались моментом – пока Брин не спустилась с галереи и не присоединилась к объятиям, пока Волнозор не вытер нос рукавом, а Мечница не сморгнула слезы с глаз, и у всей компании не появилась возможность просто постоять в кругу, отдышаться и вспомнить, что Мия подарила им.

Не только жизнь.

Свободу .

– Бездна и кровь, как ты нас нашла? – спросила Мечница.

– Заглянула в первый попавшийся бордель, – Мия пожала плечами. – А дальше пошла по дорожке из рвоты.

Волнозор рассмеялся.

– Что, бездна тебя побери, ты тут делаешь, вороненок?

Тут ее улыбка испарилась. Она окинула взглядом театр – дыры в стенах, проеденную молью обивку и толстый слой паутины на стропилах. А затем покачала головой, и ее улыбка вернулась, будто никуда и не исчезала.

– Просто хотела проверить, как вы обустроились.

Сидоний покосился на Мечницу. Та встретила его взгляд, и ее глаза сверкнули в полумраке.

– Итак, – начала Ворона. – Кому мне нужно перерезать глотку, чтобы добыть выпивку?

Эшлин с Триком сидели на носу корабля, ветер ласкал его дреды, словно они были руками возлюбленной.

Экипаж «Девы» обходил Трика стороной, а те матросы, кому все же приходилось подойти близко, показывали знак Аа до и после и работали так быстро, как только мог мечтать любой капитан. Эш знала, что Клауд Корлеоне приказал своим соленым относиться к Мие и ее компании как к почетным гостям на борту «Кровавой Девы». Они и в лучшие времена были суеверным народцем, и мысль о безочажном, расхаживающем среди них в земном обличье, вызывала у них не больше восторга, чем у Эшлин.