Себастьян Кастелл - Творец Заклинаний [litres]

Ну, вообще-то это он скрывал ее от меня. Мне хотелось сказать об этом, когда я понял, что теперь на меня смотрят все. Вот как они это делают. Вот как переписывают историю. Они знали, что мои родители утаили Черную Тень, но теперь, когда Ра-мет сошел с дистанции и уже не станет князем клана, мой отец должен был выглядеть непогрешимым. А это значило, что преступление теперь перевесят на меня.

– Думаю, сейчас это не имеет значения?

– Слова труса, – сказал Теорэт. – Ладно, какой же секрет ты приготовил для нас? Надеюсь, ты не думаешь, что твоя история о вмешательстве Дома Ра в заговор ше-теп обеспечит тебе имя мага?

А вот и еще один кусок переписанной истории. Нельзя объявить Ра-мета убийцей и заговорщиком. Его дом слишком силен и влиятелен. Зачем лорд-магу наживать себе лишнего врага?…

Я смотрел в их лица. Смотрел на этих людей – великих воинов и мудрецов. Осья-фест выглядел невозмутимым, но в его глазах по-прежнему пряталась улыбка. Неужели есть шанс, что после всего случившегося Совет и правда может дать мне имя мага и место среди нашего народа?…

– Нет, – вдруг раздался голос. Я не сразу понял, что говорю я сам. – Нет, лорд-маги, секрет, который я хочу раскрыть, не в том, что Ра-мет пытался использовать заговор ше-теп, чтобы получить контроль над кланом. И даже не в том, что джен-теп подло убили медеков, чтобы заполучить их магию и города, в которых мы теперь живем.

Я подошел к столику, где стояла чернильница с пером и лежали чистые листы пергамента. На них писались секретные сведения, передаваемые Совету. Я написал одно предложение, скатал пергамент в трубку и передал клерку. Тот подошел к креслу Теорэта и протянул свиток ему.

Старый маг взглянул на пергамент, а потом прошептал заклинание, заставив лист вспыхнуть и разлететься клочьями пепла.

– Что там было? – спросила Антария.

Он не ответил, поэтому заговорил я:

– Там было сказано: даже вся магия мира не стоит того, чтобы продавать за нее свою совесть.

По традиции в конце заседания Совета проситель закрывает глаза и ждет решения. Если решение в его пользу, это пишется на втором листе пергамента, который отдают просителю в руки. Если же решение против него – это просто тишина и пустота. Я не стал закрывать глаза, как не и дал сковать свои руки. Я устал прятаться и устал просить. Повернувшись, я направился к двери.

– Тебе не нужно наше решение? – спросила Антария. – Не нужен шанс получить имя мага?

Я остановился. Моя рука уже касалась двери – границы между миром магии и огромным бесконечным миром вокруг нас.

– У меня уже есть имя.

Я вышел из парадной двери зала Совета, но был уверен, что они услышали меня, когда я прибавил:

– Меня зовут Келлен Аргос.

Я прошел четверть мили в обратном направлении – туда, где оставил лошадь. Кажется, она больше не хромала, но я не слишком-то хорошо разбираюсь в лошадях, так что до окраины города вел ее в поводу.

Через некоторое время я проснулся и обнаружил, что рот забит лошадиной шерстью. Каким-то образом я ухитрился задремать, уткнувшись лицом в конский круп. После этого мы решили, что нам обоим будет проще, если я поеду верхом. Я неуклюже забрался в седло и направился к домику лекаря, о котором говорила Фериус.

Я успел добраться лишь до арки, отмечающей выход из города, когда на дороге передо мной показалась тонкая фигурка.

– Ты никуда не поедешь, – отчеканила Шелла. В ее глазах стояли слезы, а от татуировок исходило голубое и желтое сияние.

Я взглянул на ее пальцы и понял, что она приготовилась метнуть в меня заклятие молнии. Бедная лошадь и так слишком пострадала по моей вине, хватит уже с нее. Я спешился.

– Рад, что ты в порядке, Шелла.

Она коротко кивнула. Вот и вся благодарность за то, что я спас ей жизнь, едва не потеряв свою.

– Отец и мать исцелили меня. Мы ведь семья. – Последние слова звучали как обвинение.

– Да, вы семья, – сказал я, скрывая горечь. – Ты, мать, отец. Отличная семья джен-теп.

Тут можно было бы и закончить, но я понял, что сказал не все.

– А ты – моя сестра, Шелла. И всегда ею будешь.

– Тогда вернись! – проговорила она. Ее голос дрогнул. Вспышки света, озарявшего предплечья, исчезли.

– Здесь мне нет места. – Я провел рукавом по коже возле левого глаза. Скоро понадобится еще порция крема Мере-сан. – Для меня все кончено, Шелла.

Она подбежала и схватила меня за руку – странный детский жест.

– Но ты можешь остаться, разве не понимаешь? Отца поддерживает большинство в Совете. А когда люди узнают, что пытался сделать Ра-мет…

– О том, что пытался сделать наш дядя, – тоже узнают.

Она качнула головой.

– Он был ше-теп. Все это понимают. И потом, люди думают, что отец послал тебя положить этому конец. Наша семья сама разобралась с проблемой. Как и положено достойному дому.

Достойному… Кажется, не очень-то это правильное слово.

– Что-то я не вижу здесь Ке-хеопса, пришедшего поблагодарить меня лично.

Шелла сникла. Я понял, что она упрашивала отца прийти.

– Все в порядке, – сказал я. – Так будет лучше.

– Все гораздо сложнее, – откликнулась она.

Я не мог сдержать улыбку. Протянув руку, я слегка дернул ее за волосы. Глупая шутка из нашего детства – эдакая дразнилка, за которой мы прятали любовь. У нас в семье никогда не было принято проявлять нежность, но я решил, что сейчас это уже не важно – и обнял Шеллу. Удивительно, но она не ударила меня молнией или огненным шаром. И даже не скорчила недовольную мину.

– Ничего не изменится, – настаивала она, держась за меня, словно ветер мог сдуть ее с дороги. – Отец сказал, что ты не станешь ше-теп. Ты можешь остаться с нами, и мать найдет способ скрыть твое… состояние от…

– Закон гласит, что любой, кто болен Черной Тенью, должен быть уничтожен. Без всяких исключений. А ты уверяешь, что отец позволит мне жить под его крышей? – спросил я.

И тут же понял, каков ответ: великий и славный Ке-хеопс понял, что защита дома вроде нашего иногда оказывается грязным делом. А я показал ему, что умею проворачивать грязные дела. Значит, могу стать подспорьем, если придется разбираться с врагами.

«Тем более мою душу уже не спасти».

Осторожно, как только мог, я оттеснил Шеллу.

– Я люблю тебя, сестренка. И готов поспорить, что это никогда не изменится.

Ее глаза сузились.

– «Готов поспорить»? Поднабрался словечек от этой Фериус! Ты не какой-то там бродяга-аргоси, Келлен. Ты джен-теп из Дома Ке.

Я подумал о карте, лежавшей в моем кармане. Где нарисован юноша, похожий на меня. «Творец Заклинаний». Дискорданс. Диссонанс, способный изменить звучание мира. Не сказал бы, что это про меня…

Хотя вообще-то идея заманчивая.

Я повернулся к лошади, взялся за седло и поставил ногу в стремя.