Себастьян Кастелл - Чёрная Тень [litres]

– Приступы? Какие приступы? – не понял я.

Рози запрокинула голову и посмотрела на меня.

– Разве у тебя не проявляются признаки Черной Тени?

Были, конечно, но относительно редко, может, раз в месяц или два, если я позволял себе слишком разозлиться – и уж точно не каждую ночь!

– Оставь ее в покое, – предупредила Рози. – Она должна выдержать это одна.

Послушать аргоси, так страдать в одиночестве – дело естественное и благородное, но мне невыносима была одна мысль о том, что у меня Черная Тень. Боль и жуткие видения, которые вдруг являлись мне… Когда это происходило, мне меньше всего хотелось быть одному.

– Иди, малыш, – Фериус взглядом заставила замолчать Рози, которая собиралась меня остановить. – Поступай как считаешь нужным.

Я бросился обратно к костру и по следам Сенейры до рощицы хилых пустынных деревьев. Там я услышал в темноте ее дыхание.

– Сенейра?

– Уходи, – сказала она так хрипло, словно кричала несколько часов подряд, хотя я ничего не слышал.

– Я просто хочу помочь.

– Как? – спросила она. – Ты можешь сделать так, чтобы приступы прекратились? Ты можешь избавить меня от Черной Тени? Ты можешь сделать, чтобы перестало болеть или хотя бы чтобы не болело так сильно?

Теперь я различил ее силуэт – она съежилась под деревом. Я очень медленно пошел к ней.

– Если хочешь, я уйду, но вовсе не обязательно мучиться одной. Почему бы тебе не вернуться к костру? Там тепло.

– Я не хочу, чтобы другие видели, – отвечала она.

– Видели что?

Я подошел к ней так близко, что, когда она повернулась ко мне, я в тусклом свете луны разглядел ее лицо. Узоры Черной Тени вокруг ее глаза вихрились, двигались, словно живые.

Несмотря на все свои добрые намерения, я едва не отпрянул. У меня Черная Тень была дольше, чем у Сенейры, но даже во время самых тяжелых приступов я никогда не чувствовал, чтобы узоры вот так вращались и крутились. Хуже того, я видел, что вокруг правого глаза они чуть-чуть удлинились. Сенейра говорила, что дьявольская болезнь впервые проявилась месяц назад, но развивалась она у нее куда быстрее, чем у меня.

– Больно, Келлен, – сказала она. – Почему так больно?

Я поборол ощущение неловкости и опустился на колени рядом с девушкой. Она держала в руках маленький овальный предмет на тонкой серебряной цепочке.

– Это амулет?

Она покачала головой и протянула его мне, нажав маленькую кнопочку сверху, отчего тот раскрылся на две половинки. Мне пришлось поднести его к лучу лунного света, чтобы разглядеть, что там был портрет маленького мальчика. Он был так похож на Сенейру, и я догадался, что это ее младший брат.

– Тайн целый год экономил каждый грош, чтобы заказать этот медальон, – сказала она. – После того как я сбежала, ему исполнилось семь. А я когда-то обещала ему, что на день рождения в этом году подарю ему такой же с моим портретом, чтобы мы могли…Теперь уже не важно.

Я вернул ей украшение и сел рядом.

– Сколько длится приступ?

Она снова надела медальон на шею.

– По-разному. Иногда несколько секунд, а иногда – несколько часов.

– Колющая боль? – спросил я. – Как будто в глазу жжет?

Она кивнула, но выглядела неуверенной.

– Это… это трудно описать. Как будто капают кислотой на лицо, но больнее от того, что я ощущаю внутри.

– Видения? – самым худшим для меня были кошмарные образы, одолевавшие меня всякий раз, как начинался приступ, – все и вся в мире становилось уродливым и безобразным. Жестоким. Словно я видел все самое худшее в людях.

– Я слышу голоса, – сказала Сенейра. – Они говорят мне ужасные вещи, Келлен. Я слышу, как они смеются надо мной, дразнят меня, говорят мне, что могут заставить меня сделать все, что им угодно. Это как будто… как будто…

– Как будто демон хочет, чтобы ты знала, что когда-нибудь он получит полную власть над тобой?

Она кивнула и посмотрела на меня, как будто ждала, вдруг я что-нибудь скажу, и все станет лучше. Я промолчал, и она заплакала.

Не зная, что еще сделать, я взял ее за руку.

– Все будет…

– Не надо, пожалуйста, – сказала она. – Не лги мне.

Она посмотрела сквозь деревья туда, где вдалеке мерцал огонек костра, крохотная частичка света во тьме.

– Аргоси ведут себя так, словно все… так, как есть, словно мне надо смириться с тем, что со мной происходит. А я не могу. Не могу притворяться, что все нормально, когда я всем своим существом чувствую, что это не так. Что бы ни происходило, я должна встретить это лицом к лицу.

Я не мог не восхищаться решимостью Сенейры. Я прислонился к дереву, все еще держа ее за руку.

– Черная Тень – это кошмар, – признался я. – Когда начинается приступ… хуже этого, наверно, ничего в мире нет. И пусть никто не смеет говорить тебе, что это не так.

– А что ты делаешь, когда это происходит? – спросила Сенейра.

Я пожал плечами.

– Пытаюсь не обращать внимания на видения и жду, пока пройдет боль.

Она открыла рот, но вдруг согнулась в три погибели, словно кто-то ударил ее в живот.

– О боги песка и неба, опять! Сделай так, чтобы это закончилось!

– Сенейра, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал успокаивающе, – просто посмотри на меня. Посмотри на меня.

Она подняла голову, и я в ужасе смотрел, как узоры снова задвигались. Глаза у нее из зеленых стали темными, наполнившись чернотой.

– Я слышу их, Келлен. Что они мне говорят… как смеются… Пожалуйста, заставь их замолчать!

– Не слушай их. Они ненастоящие. Попытайся думать о хорошем. Подумай о своем брате, обо всех, кого ты любишь, о тех местах, где тебе хорошо.

Она зажмурилась, и я почти слышал, как она скрежещет зубами. Тихие стоны срывались с ее губ, превращаясь в имена.

– Тайн… отец… Ревиан… Академия…

Она повторяла их снова и снова, сжимая мою руку с такой силой, что кости, казалось, касались друг друга, а ее ногти впивались мне в ладонь. Я заставил себя не выпустить ее пальцы.

– Я здесь, – прошептал я. Слова показались мне какими-то особенно бесполезными, но, наверно, они все же как-то помогли, потому что через несколько мгновений Сенейра подняла голову и посмотрела на меня. Линии вокруг ее глаза перестали двигаться, а радужка снова стала зеленой.

– Спасибо… Келлен…

Через минуту боль и голоса вроде отступили, а потом все началось заново. Это продолжалось примерно час. Вдруг она спросила:

– Ты посидишь со мной еще немного?

То, как она говорила… будто вся ее сила медленно утопала под напором боли и смятения, а решимость гасла под терзавшими ее ужасающими голосами. Я почувствовал, как она снова напряглась с началом нового приступа, и посмотрел на восток, надеясь увидеть на горизонте первые лучи солнца. Но до рассвета оставалось еще несколько часов.