Юлия Диппель - Неукротимый шторм [litres]

– Считаешь, я не осознаю опасность, Бел? Вот почему сейчас нам надо быть в полной боевой готовности! – настаивал Гидеон. – Потребуй от Тристана в обмен на это пророчество все данные «Омеги». Всю документацию, все файлы, проекты и операции. Все записи Танатоса. Как только мы узнаем, с чем имеем дело, как можно победить Тристана, может быть, даже где спрятана гробница Мары… тогда мы с ними сразимся.

В полном восхищении я уставилась на Гидеона. В течение нескольких минут он не только проанализировал ситуацию и разработал стратегию, но и так убедительно ее обрисовал, что даже Бел одобрительно кивнул. К тому же праймус был коллекционером, а от перспективы обладать всеми знаниями «Омеги» его глаза жадно заблестели.

– Ну хорошо, – сказал Бел. – Посмотрим, пойдет ли на это Тристан.

С моей души разом свалилась целая куча камней размером с утес. И несмотря на то, что тихий голосок на задворках моего сознания задавался вопросом, а было ли такой уж хорошей идеей снабжать Бела всеми опасными сведениями «Омеги», я его заткнула. Бел был могущественным и эгоцентричным, у него молниеносно менялось настроение. Тем не менее на его слово можно было положиться. Более того – хоть он и умело это скрывал – Бел обладал чем-то вроде приличий.

Праймус положил ладонь на витрину, после чего стекло начало сиять и в итоге растворилось в воздухе. Теперь я смогла ощутить мягкую пульсацию силы, которая исходила от хрустальной таблички Кинтаны. Словно гипнотизируя, она притягивала мое внимание, и мне внезапно пришлось опереться на основание витрины, чтобы не упасть.

Бел с осуждением глянул на меня.

– Когда ты последний раз спала, Ари?

Эм, да. Кажется, это было довольно давно. Даже если считать мой плохой сон в первую ночь здесь, на данный момент я бодрствовала уже больше двадцати четырех часов.

– Со мной все нормально, – отговорилась я.

Бел презрительно фыркнул:

– Оно и видно. – Обернувшись к Гидеону, он вскользь проронил: – Будь добр, прояви участие и поймай ее.

Я еще успела услышать, как Гидеон пробормотал удивленное «Что?», прежде чем теплые пальцы Бела коснулись моего лба, отправляя меня в страну сновидений.

Меня окружали скалы. Коридор, который был кропотливо вырезан прямо в камне. Я понятия не имела, где находилась, но со стопроцентной уверенностью знала, что это был не сон. Это снова были чьи-то чужие воспоминания. Учитывая, сколько крови я потеряла, удивляться было нечему.

С одной стороны коридор утопал в глубокой тени, а в противоположном направлении, что уводило под гору, на стенах мерцал мягкий свет.

Туда меня и влекло.

Я на ощупь осторожно пробиралась вперед, пока не оказалась в круглом подземном помещении. У подножия каменной стены змеился желобок, в котором извивались языки пламени высотой по колено. В центре зала спиной ко мне стоял мужчина. На нем были надеты темные доспехи поверх какой-то туники, делающей его похожим на римского солдата. Голову он прислонил к широкой черной колонне. В ее гладкое, отполированное основание были вставлены три массивных золотых кольца.

Я тихо скользнула вдоль огня вглубь помещения. Теперь я узнала мужчину, пусть я и привыкла видеть его в другом обличье. Танатос – в человеческой оболочке, которую он столетиями не менял, пока не переселился в тело моего приемного отца Уилсона Харриса.

Он повысил голос:

– Sic mundus, quia tempestas aeris fatum conficiet, tonitrum verebitur.

Латынь. Узнать ее я узнала, но не имела ни малейшего понятия, что это означало. Вдруг комната наполнилась негромким шепотом, словно отвечая ему. Шепот был таким тихим, что мне пришлось дважды прислушиваться. Тем не менее я сразу почувствовала себя в безопасности. Ноги сами по себе понесли меня к колонне. Она была источником шепота. А затем я увидела, как на черной поверхности что-то задвигалось. Нет, это что-то было под ней. Неожиданно костлявая рука ударила по колонне изнутри.

Я испуганно отшатнулась, наступила на огненный желоб и приземлилась…

…на колени и руки в холодную грязь.

Это было отвратительно – прежде всего потому, что воняло от нее так, как будто этот луг был пастбищем, годами сдабриваемым коровьими экскрементами. Ледяной проливной дождь атмосферу не улучшал. И тем не менее я в любом случае предпочла бы вот это все жуткой гробнице, которую Танатос, по-видимому, сделал для Мары.

Поднявшись на ноги, я начала гадать, с чего вдруг взялось это воспоминание моего отца. Точно, я же рисовала его кровью призывную печать для Немидеса. Значит, она каким-то образом перемешалась с моей кровью.

Заржала лошадь. Я развернулась. Двое всадников в темных плащах галопом неслись из леса. Они преследовали мужчину, который пытался убежать от них на своих двоих. Он был весь покрыт кровью, в изорванной льняной одежде и бежал прямо на меня. Очевидно, ведьмак, потому что из его рук вырывались зеленые молнии. Всадники отвечали мощной ударной волной. Человек свалился в грязь всего в паре метров от меня. Его я не знала, в отличие от двух брахионов, которые спрыгнули со своих коней и с сияющими клинками направились ко все еще оглушенному ведьмаку. Это были Танатос и Люциан. Видеть между этими двумя такую степень доверия, когда они шли рука об руку, почему-то было странно. Ученик и наставник, лучшие друзья.

– Он мой! – проревел мой отец и так сильно ударил ведьмака, что я услышала, как у того хрустнула челюсть.

Люциан перехватил Танатоса за руку.

– Это последний. Совет хочет заполучить его живым.

– Да он уже и так почти мертв. Путь до Патрии он не переживет! – ответил отец, вырываясь. – Поэтому давай лучше посмотрим, сможем ли мы выпытать у него сведения, которые нужны Совету, прежде чем он воссоединится со своей семьей на том свете.

– Мы ведь даже не знаем, чего от него хочет Совет!

Гримаса на лице Танатоса стала мрачнее.

– О нет. Это я точно знаю. – Не обращая внимания на протесты Люциана, он вздернул ведьмака на ноги. От его лица и его самого действительно мало что осталось. Но я все равно различила его улыбку.

– Тебе никогда ее не найти! – прохрипел ведьмак, его вдруг безостановочно затрясло. Танатос в ужасе расширил глаза. Он встряхивал умирающего в порыве ярости и отчаяния, но ничего не помогало. У мужчины на губах выступила пена. Он медленно и мучительно задыхался. Из безжизненной руки на луговую траву выпала бутылочка. Яд.

Крик Танатоса эхом разнесся по поляне, а потом он внезапно исчез. Люциан неподвижно смотрел на место, где только что стоял его учитель. Вид у него был растерянный. Прямо как у меня, потому что это воспоминание, судя по всему, принадлежало не Танатосу, а Люциану.