Лесса Каури - Золушки в опасности [СИ litres]

– Кипиш! – вслух воскликнула волшебница – утром в сквере никого не было. – Эта игла – Василисина смерть, да? Поэтому она носила амулет?

– Немряу… – невразумительно ответил божок.

Дробуш постучал себя по лбу и посмотрел на Виту.

– Вита, не так! – сказал он. – Не ее смерть!

– Не ее… – волшебница открыла рот… и закрыла.

Какие бы отношения в прошлом не связывали Кошшея и Василису, в настоящем прекрасная чародейка решила обезопасить свое комфортное существование во дворце! Во время недолгого прибывания в другом мире Вителья успела заметить, что Василиса не считается с тем, кого по праву боятся и зовут хозяином. Сила и жизнь покидали властелина Черной башни, но было ли в этом виновато время?

Вита мысленно приказала себе успокоиться. Кипиш наблюдал за ее попытками с искренним интересом.

– То, что может убить бога одного мира, вполне может убить демона из другого, – проговорила она, не спуская с божка глаз. – Это ты хотел мне сказать тогда?

– Ну пр-р-редположим, – мурлыкнул кот, играя цепочками, свисающими с шеи.

– Игла может убить Кашшея, вот почему Василиса держала ее при себе, так?

– Так, – кивнул Дробуш.

– А значит, она убьет и демона! – торжествующе довершила Вителья. – Что в свою очередь означает, что мы можем помочь Алю!

– Стоит ли так распоряжаться могущественным артефактом? – прошамкала старуха, сурово сдвинув брови. – Чай не зубочистка!

– Я обязана попробовать, – Вита упрямо тряхнула гривой волос.

– Вита знает, что на это скажет Альперт? – спросил Дробуш.

– Вот именно! – черноволосая красотка кокетливо поправила неровно уложенный локон. – Что скажет Альперт?

Волшебница поднялась со скамейки.

– Мы это выясним прямо сейчас! Кипиш, найди мне его!

Некоторое время красавица смотрела на нее, надув алые губки. В какой-то миг ее лицо сменилось на лицо свирепого воина, который, поиграв бровями, заметил:

– Чего не сделаешь ради красивой женщины, даже если она наглеет! Следуйте за мной.

Божок взлетел в воздух и полетел прочь, оставляя за собой засыпающий перед долгой зимой сквер.

Фолиант, подаренный мэтром Жужиным королевскому портному, сыграл важную роль в формировании отношения привыкшего к одиночеству Артазеля к миру. Началось все с неопознанного на рисунке в книге растения, названия которого гном не знал, поэтому обратился за разъяснениями к королевскому целителю. Маленький мастер исключительно редко покидал свои покои, а в помещениях, принадлежащих Ожину вообще был впервые, поскольку, как и все выходцы из Синих гор, отличался завидным здоровьем и в услугах целителя не нуждался. Аптекарский огород он видел только из окна, а тут довелось даже прогуляться в нем, под обстоятельную беседу с мэтром. Профессионалы, каждый в своей отрасли, всегда найдут общую тему, как бы далеко эти отрасли не отстояли друг от друга. Нашли и Ожин с Артазелем. Мэтра Жужина очень заинтересовали ножницы из топенкогской стали, подаренные Ее Высочеством Бруни портному. Особенно восхищался он тем, что ножницы самозатачиваются в процессе работы. Слово за слово, беседа затянулась до обеда, и в конце концов оба уважающих себя мэтра были вынуждены разойтись для дел насущных. Но тема осталась открытой.

«А не повторить ли приятственное общение?» – подумал Ожин на следующий день и явился к Артазелю с горшком растения, название которого гном у него спрашивал.

– Я подумал, для вашей искусной вышивки лучше видеть оригинал, а не иллюстрацию, – смущенно заявил целитель, топчась на пороге – нрав маленького мастера, свирепо оберегавшего собственное уединение, придворным был хорошо известен. – Поэтому принес это…

Во взгляде гнома ничего нельзя было прочесть. Однако он не заорал, как водится, а позволил целителю войти. Разговор завязался быстро. Годы одиночества и, в некотором роде, молчания, сделали свое дело. Как оказалось, мэтры сходились во взглядах на искусство, музыку и кулинарию. Они не раздражали друг друга, тонко чувствовали, когда следует прекратить общение, дабы не пресытиться, и постепенно так привыкли заглядывать «в гости» хотя бы раз на дню, что уже не представляли, как раньше жили без этого.

Ожин, зашедший сегодня к мастеру Артазелю, застал портного стоящим посередине просторной примерочной залы, той самой, где принцесса Брунгильда примеряла свое первое дворцовое платье (и все последующие). Взобравшись на пуф, гном оглядывал пол, на котором в хаотичном порядке были разложены отрезы тканей разной фактуры и цветов.

– Я не помешаю? – осведомился Ожин, остановившись на пороге.

– Вы сейчас мне будете помогать, – сердито ответил гном. – Мне нужен свежий взгляд! Мой совершенно замылился. Уважаемый мэтр, взгляните на это великолепие и скажите, что, по вашему мнению, больше всего напоминает Ласурскую чащу?

– Э-э-э, из этих тряпок? – растерянно уточнил Ожин.

Артазель свирепо глянул на него и засопел.

– Ну-у… – поспешил ответить целитель, – вон та темно-зеленая, э-э-э, материя. Если к ней добавить немного серого и чуточку желтого…

– Руфусова борода! – возопил гном и подпрыгнул от возбуждения. – Берите эту «тряпку» и тащите вон в тот угол!

От вопля маленького мастера Жужин тоже подпрыгнул, а затем с энтузиазмом зарысил в указанном направлении. Ему так и хотелось спросить, чем именно занят портной, однако он промолчал, чтобы не нарушить его явный мыслительный процесс.

– Залив, – между тем, возбужденно бормотал гном, – цвета́ залива… Уважаемый Ожин, в какое время суток вы предпочитаете Вишенрогский залив? Атлас утра, лен полдня или, может быть, бархат вечера?

– Утро, – не задумываясь, ответил целитель. – Знаете, такое свежее голубое небо, будто умытое, с легким белыми облачками, и обязательно чайки с их голодными воплями…

– Великолепно! – воскликнул Артазель, соскочил с пуфа и, быстро передвигая коротенькими ножками, побежал в сторону рулона синего атласа. – В такое утро вода должна быть чуть темнее неба, – на бегу говорил он, – и легкие волны, без бурунов!

Взяв рулон, он потащил его в другой угол, заодно прихватывая по пути отрез голубого льна, какую-то пушистую белую шкуру и пару мотков синего с золотом шнура.

– Уважаемый мастер, а что мы все-таки делаем? – решился спросить Ожин, полагая, что во время бега думается хуже, а значит мыслительный процесс гнома он если и нарушит, то не сильно.

Гном остановился и посмотрел на целителя совершенно безумными глазами.

– Видите ли, уважаемый мэтр, я пытаюсь придумать платье, – сказал он. – Платье, какого еще не было на Тикрее!

Жужину не было нужды спрашивать, для кого предназначалось это платье, ведь дата коронации приближалась неумолимо.