Владимир Привалов - Почетный пленник [litres]

Вооруженные кинжалами отряды Клопа и Егера ударили сбоку и сзади, завершая схватку. Началась резня. Восставшие одержали еще одну победу.

Олтер

Настроение было замечательное. Мои ноги уже не казались мне двумя безжизненными колодами. Казалось, что я чувствую, как по ним струится кровь и наполняет их силой. Глупость, конечно. Однако теперь я был уверен, что буду ходить, и место хмурой сосредоточенности и серьезности заняло жгучее детское любопытство.

Меня несли в носилках к вчерашнему колеснику. Смог ли он смастерить для меня кресло-каталку? Откинув занавеси, я с удовольствием разглядывал город, в котором мне довелось оказаться. И который надолго заменит мне родные горы. Кайхур заскребся рядом и перелез на колени. Ему тоже стало интересно полюбоваться окружающим.

Меня несли – или я ехал – по широкой улице. По приподнятым над дорожным полотном тротуарам шли по своим каждодневным делам горожане и приезжие. По обеим сторонам улицы высились один за другим двух-трехэтажные дома без единого просвета, стена к стене. Над головой возвышались консольные балконы – антресоли, украшенные живыми цветами. Все первые этажи занимали лавки с широкими проемами: кто-то приглашал посетителей вглубь здания, кто-то выносил прилавок прямо на тротуар, предлагая свой товар.

Все стены домов пестрили корявыми надписями. Я успел выхватить «Берегись собаки» и «Попробуй новых девок». Реклама – как известно, двигатель торговли – была здесь везде. И в настенной живописи – граффити на стенах. И в вывесках над лавками: витой калач, бочка, кузнечные клещи с кованым гвоздем, распяленные на крестовине штаны, глиняный горшок… Надрывались зазывалы, соревнуясь, чей голос громче. Иногда они переходили на ругань, видя, как покупатели уходят к конкуренту.

Люди толкались, стояли в очередях, ругались, спорили, торговались. Мои носилки проплывали сквозь разные запахи, настолько несхожие, что у меня слегка кружилась голова: облачко хлебного духа или пряный аромат благовоний сменялись смрадной вонью какой-то кислятины, конского навоза, немытых тел, жженого жира… И как я всего этого не заметил в первый раз, погруженный в свои переживания?

Вот показались распахнутые настежь ставни лавки колесника. На втором этаже дома, над входом в лавку, незатейливо красовалось прибитое к стене тележное колесо. Носильщики остановились, и Барат легко вытащил меня из носилок, взяв на руки. Я едва успел схватить Кайхура. Хозяин ждал нас, стоя за прилавком, положив свои натруженные руки на столешницу.

– Сдэлал? – без долгих разговоров спросил Остах, продолжая отыгрывать взятую на себя роль резкого горца.

Колесник вытер враз вспотевшие ладони о фартук. Горцы определенно его нервировали.

– Сделал. Что мог, сделал. Пожалуйста. – И он взмахом руки, чуть склоняясь, предложил нам пройти во внутренний дворик, где находилась мастерская под открытым небом.

Первым прошел Йолташ, затем мы с Баратом (и Кайхуром, недовольно принюхивающимся). Остах пропустил впереди себя мастера и вышел из лавки последним.

В честь нашего прибытия колесник разогнал всех работников – во дворе никого не оказалось. Напротив выхода из лавки стоял стул. Точнее было бы назвать его креслом или мини-троном. Меньше всего желая оскорбить гордых горцев и наследника правителя, мастер не поскупился достать самую вычурную мебель, на которую у него, видимо, хватило денег. Резные ножки и подлокотники, выкрашенные золоченой краской. Обивка пурпурного цвета. Сквозь ножки стула, просверлив их, мастер продел сквозной прут, на концы которого надел небольшие колеса. Как на телеге – две оси и четыре колеса. Колеса были из цельного дерева, оббитые каким-то металлом по ободу.

Выглядел этот монстр ужасающе. Я ожидал увидеть нечто совсем другое. Но деваться было некуда, и я позволил Барату усадить меня в это чудовище. Что сказать? Первое впечатление оказалось верным, а внешний вид соответствовал содержанию. Сидеть в нем было неудобно, жестко и опасно. Как на жердочке. Конструкция с высоким центром тяжести грозила опрокидыванием, и я клял себя последними словами, что не подумал об этом. Барат, разделяя мои опасения, вцепился в подлокотник и не отпускал стул ни на мгновение. Кайхур громко затявкал, протестуя, и я выпустил его из рук. Щенок спрыгнул на землю, покрутился и направился к Остаху, который сел на каменную лавку в тени свеса крыши. Из всего окружения, кроме меня, он признавал только Остаха, позволяя ему изредка себя гладить. И удивительно спокойно реагировал на незнакомца Тумму.

– Как ты, Оли?.. – шепотом спросил меня Барат. – Снять тебя?

– Вот еще! – возмутился я. Взялся за гуж… – Вставай сзади, берись за спинку и вези меня… Только стул не отпускай!

Барат послушно выполнил приказ. В отличие от госпиталя, где двор был вымощен идеально ровно, земляное покрытие мастерской оставляло желать лучшего. Плотно утоптанная глина; мое средство передвижения ехало по ней, накреняясь, медленно переваливаясь на ухабах. Во время преодоления одного из них я почувствовал, как скольжу по сиденью вниз, схватился крепче за подлокотники и невольно пискнул. Барат тут же прекратил движение и схватил меня сзади, как котенка, за шкирку.

– Хватит! – сказал он мне, привычно взяв на руки. – Баловство это, убьешься!

«Как мне тебе, дылде, объяснить, что малолетний наследник дана Дорчариана на руках у взрослого дядьки – это не то, что мне нужно?»

Но в отношении этого чуда мебельного автопрома было трудно не согласиться с моим охранником. Я вздохнул.

– Я сделал в точности то, что вы просили… – сказал колесник. Он опять мял в руках свой злосчастный кожаный фартук. – Но мне показалось, что конструкция неустойчива. И я взял на себя смелость… Я сделал еще один…

Я захлопал в ладоши, чтобы подбодрить волнующегося мастера, и закричал:

– Здо́рово! И где он?

– Вези! – крикнул мастер кому-то в глубине двора.

М-да… Соображалка у мастера работала, это надо признать. Во всяком случае, центр тяжести у данного средства передвижения был занижен донельзя. Перевернуться и опрокинуться на нем мне не грозило, если только специально не стараться. Но выглядело это… Как унитаз на колесах.

Мастер сколотил небольшую дощатую прочную платформу. К платформе приделал колеса – такие же, как и на стул. На платформу установил низенькое мягкое креслице. Признаться, сидеть в нем было удобно. Местные ухабы наша чудо-повозка преодолевала с трудом, иногда застревая на них днищем. Но в условиях идеального пола и дорожек госпиталя кресло должно неплохо показать себя.

– Как ты, Барат? – в свою очередь спросил я тяжело дышащего над ухом охранника. Извернуться, чтобы посмотреть назад, у меня не получалось. Движение прекратилось, и Барат вышел вперед. Он раскраснелся и упарился, но выглядел довольным и радостным.