Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

«Выходи, но без суеты».

Прихватив дипломат, направился к двери. Проходя мимо бармена, кивнул:

– Благодарю, маэстро, за сервис.

– Заходи еще, когда будешь в наших краях, альпинист.

Я остановился и с удивлением посмотрел на него.

– Почему альпинист?

Бармен улыбнулся и подмигнул.

– Потому, что по веревке хорошо спускаешься.

Какая веревка? Куда спускаюсь?..

– С седьмого этажа на пятый в гостинице «Юбилейная», – пояснил он, видя, что до меня не доходит.

И тут я хлопнул себя ладонью по лбу: да этот же бармен – тот самый грузин с волосатыми плечами, в номер которого я и попал с горящего этажа.

– Ты?! – только и смог спросить я.

– Ну конечно, генацвале! Но здесь я одетый, поэтому ты и не узнал! – И засмеялся.

Я улыбнулся ему в ответ, как родному брату. В этой утомительной круговерти хоть одно знакомое лицо.

– Я тапочки тебе еще должен отдать…

– Пустяки. Не бери в голову, – и вдруг стал серьезным. – А ты иди, тебя ждут. Желаю удачи!

Моя траектория за короткий период дважды пересеклась с траекторией жизни этого симпатичного грузина. Волею судьбы он оказался среди тех, кто по тропинке над пропастью, но я уверен, что ему никто не приказывал напомнить мне о той нашей первой встрече. Просто он по-человечески не мог не высказать мне своего уважения.

«Иди к причалу».

В голосе своего ведущего я уловил усталость. Ему, очевидно, как и мне, все это до чертиков надоело. А если еще что-то и не ладится, то тем более. Как в длинной и нудной шахматной партии, в которой оба партнера ждут, когда другой, а не он, предложит ничью. Но у нас такого быть не может.

Иду к причалу. Неоновый светильник на железобетонном столбе возле автобусной кассы нервно вздрагивает, не в силах зажечься в полную мощь и побороть темноту (а в голове у меня из Маяковского: лысый фонарь сладострастно снимает с улицы черный чулок).

Теплоход с минуту как отошел, теперь его ждать около часа: с заходом солнца курсировал только один. Не могли, что ли, выпроводить меня из кафе пораньше? Осторожно схожу вниз, нащупывая подошвами поперечные перекладины сходней. Река темна, как неосвещенное зеркало. Словно кристаллы сияют огнями стоящие на рейде туристические теплоходы. Ярко выпучились звезды.

Наклонный деревянный настил сменился горизонтальным металлическим, закрепленным на двух понтонах. Середина слабо освещенного дебаркадера была похожа на ворота в никуда или на сцену с темным занавесом реки.

Касса закрыта, дежурный где-то внутри, ни одного человека. Я как актер, не знающий роли и надеющийся на подсказку суфлера, стал прохаживаться от борта к борту. В зале (река, берег) не видать зрителей, но их полно. И они очень заинтересованы моей игрой без слов.

«Сойди на понтон».

Что он там еще надумал, шептун неугомонный?

«Вправо к поручням».

Я переместился, куда было велено.

«Посмотри вниз. Да не туда! На воду между понтонами».

Между понтонами был промежуток около трех метров, от низа настила до поверхности воды где-то метр двадцать. Так вот, в этом ограниченном пространстве находилась алюминиевая лодка. Видел я ее не всю, а только кончик носа. Если в ней и был человек, то он сидел скорчившись в три погибели.

«Видишь лодку?»

Спросил ведущий и, будто уловив мой мысленный ответ, приказал:

«Садись в нее».

Я перебросил одну, затем другую ногу через трубчатый поручень, стал на край швеллера, к которому крепились листы настила, и шагнул на понтон. Лодка в это время наполовину высунулась из темноты, очевидно, кто-то на секунду отпустил ее по течению, а затем вновь притормозил, уцепившись рукою за конструкцию настила. Придерживаясь за стойку ограждения, я ступил на деревянную решетку днища лодки. Она упруго качнулась, оседая от моей тяжести.

И тотчас взревел двигатель. Я не представляю, как тому на корме удалось дернуть за шнур. Лодка рывком (так, что я больно ударился задницей о жесткое сидение) выскочила из-под настила и понеслась, чиркнув ребром о борт дебаркадера.

Форсированный браконьерский движок развил такую скорость, что встречный поток воздуха, как в аэродинамической трубе, вздыбил мою куртку и захолодил тело. Я повернулся боком по направлению к движению. Воротник куртки хлестнул по щеке, веер брызг пыльцой ложился на голову.

Рев двигателя положил конец всей этой неопределенности, всей этой вялой и затянутой игре, которая довела до скуки обе заинтересованные стороны.

А вот теперь, как говорят шахматисты, сделан сильный и неожиданный ход. Я сижу в хлопающей днищем о воду лодке. За моею спиною огни большого города (непроизвольный плагиат у Чаплина), а перед глазами без единого огонька зубчатый силуэт поймы на фоне более светлого неба, да звезды над деревьями. И стремительный, звериный бросок «Казанки».

Передача денег фактически с этого момента произошла. Это однозначно. А то, что я оказался при этом, в каком-то смысле, не вполне отделим от дипломата (он прижат к моей правой ноге), то эта деталь вполне поправима… на их взгляд. А на мой?

На мой взгляд, с меня хватит! Если тот на корме попытается предпринять против меня какие-либо акции (не хотел, но признаюсь: мелькнул в сознании глинистый берег Тамани), то он не застанет меня врасплох. Да нет, скорее всего, он завезет меня в лабиринт озер и заросших камышом ериков поймы, где поджидают его напарники. И куда не так-то просто добраться не то что ночью, но и днем. Но зачем им я? Не думаю, что они сомневаются насчет содержимого дипломата: ведь у них уже есть один заложник и, логически рассуждая, я им не нужен. Ведущий мог бы приказать бросить дипломат в лодку, а самому остаться на дебаркадере. Может быть, он так и хотел сделать, да оговорился? И теперь думает, как бы исправить ошибку… Сбросить меня в воду сложно: тому на корме для этого нужно будет выключить двигатель, иначе неуправляемая лодка начнет выписывать такие кренделя, что на ней не удержаться.

Он и выключил… После рева двигателей наступившая тишина оглушила. Лодка клюнула носом и, казалось, остановилась: в темноте трудно было определить, что ее сносит течением – идеальный случай, подтверждающий принцип относительности Галилея. Но мне в данный момент было наплевать на равноправие инерциальных систем отсчета в классической механике. Я, сжав кулак, отвел правую руку назад, испытывая некоторый комфорт от того, что сидел к источнику угрозы не спиною, а боком – неплохая позиция для нанесения удара.

Повернув голову, прищурился. Тот в темноте, какой-то сгорбленный, угловатый (один локоть оттопырен в сторону), не подавал признаков жизни. И здесь мы вошли в полосу света, сочившегося из иллюминаторов туристического теплохода, стоящего на рейде. Кроме дежурных все, очевидно, были на берегу, и теплоход своим безмолвием напоминал «Летучего голландца».