Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

Дурь какая-то. А что ему ясно? Не думает же тот, который у меня за ушами, что я побегу за воришкой, который стащит у меня дипломат? За ним и без меня достаточно наблюдателей. Ведущий явно тянет время, что-то у него не ладится – это факт. Но меня зачем было нужно купать?

Подхожу к своим вещам. Все на месте.

«Обсохни немного и одевайся».

Трогательная забота. Я несколько раз провел ладонями по плавкам, выдавливая воду, минут пять постоял и стал одеваться в обратной последовательности по отношению к раздеванию. Когда взял дипломат в руки, то почувствовал, что вес его не изменился.

«Не торопись. Иди к остановкам, походи возле автобусов, а чтобы не скучать, музыку послушай. По заявкам радиослушателей».

Раздалась тихая ритмичная музыка. Возвратившись на пристань, я стал бесцельно, в прямом буквально смысле слова, бродить по пятачку среди киосков и автобусов. От нечего делать просмотрел расписание рейсов и одно объявление о приеме на работу на какую-то опытную станцию, с интересным пунктом льгот для мужчин: при рождении ребенка им предоставляется оплачиваемый день отдыха. Мудрое решение: лучше узаконить этот день, чем делать вид, что отсутствует прогул. Но хватит ли счастливым отцам одного дня, чтобы отметить такое событие?

Эта деталь, естественно, не сняла полностью напряжение, в котором я находился последние часы, но как-то притупила его, внесла расслабляющий элемент, и я теперь не настолько был зажат в маленькой сфере, в центре которой дипломат, а мог даже думать о проблемах работников опытной станции.

Солнце зашло. Над домами противоположного берега расплылся изумительной красоты закат. Такие краски я наблюдал только в пустыне, когда после института выбрал себе Гурьев и в качестве мастера принимал участие в прокладке узкоколейки в песках от Косчагыла до Прорвы. (Чего только стоят одни названия – Кульсары, Каратон… желтый раб, черная шуба, степная лисица – названия пыльных, продуваемых ветрами казахских поселков моей юности).

С пляжа уходили последние отдыхающие, а с прибывающими теплоходами возвращались с пустыми ящиками и корзинами торговые люди Краснослободска и окрестных хуторов. Пустела платная велосипедная стоянка. Но в кронах деревьев было еще достаточно света.

Протарахтел над высоковольтной линией вертолет. Очевидно, не дождавшись пока стемнеет, его отозвали на базу.

«Зайди в кафе. Подкрепись».

Ожил мой ведущий, выключив музыку. То, что он назвал «кафе», было самым элементарным вагончиком, обложенным кирпичом. Перед входом заасфальтированный пятачок с тремя столиками под грибками, как на пляже. Окурки, обертки от конфет, мятые бумажные стаканчики.

Внутри был уже включен свет, приглушенно звучал кассетный магнитофон. Сразу у входа сидели за столом четверо – классические (не боюсь повторения) браконьеры. Граненые стаканы у них были наполовину наполнены прозрачной жидкостью (уверен, что не березовым соком). На клочке газеты топорщился истерзанный остов скумбрии холодного копчения. Они даже не посмотрели в мою сторону. Сидели молча, как статисты.

За стойкой, будто король стекла и света, стоял бармен, как принято говорить сейчас – лицо кавказской национальности. Сзади него, отражаясь в зеркалах, были на полках пустые бутылки с яркими иностранными этикетками. Бармен, упершись ладонями в зеленый пластик, слегка наклонил туловище в мою сторону. Под тенниской у него рельефно обозначались бицепсы.

– Что прикажете, шеф, – ром, ликер, коньяк? Советую «Наполеон», – он явно насмехался, этот горбоносый, не лишенный привлекательности здоровяк. Ему, видать, до чертиков надоели за длительный летний день местные алкаши и подвыпитые отдыхающие с той стороны, поглощающие дешевый вермут и яблочное крепкое, и он для разрядки решил сымпровизировать, когда я зашел.

Усмехнувшись, я еще раз обвел взглядом такие красивые, но пустые бутылки на витрине и глянул через прилавок, убеждаясь, что на полу в ящике еще осталось несколько бутылок бормотухи, а больше ничего не было. Справа под стеклом сиротливо лежало несколько засохших плавленых сырков. Те четверо у двери, видать, принесли водку и рыбу с собой.

– Начнем с «Наполеона», – решил я подыграть бармену. – А что у вас из закусок?

Хозяин забегаловки оживился.

– Могу предложить буженину, черную икру, заливное из осетра, омары.

– Омары, говорите? – я изобразил на лице задумчивость, даже глаза к потолку поднял. – Чьи они?

– Норвежские, – бармен с трудом сдерживал смех.

Я с видом знатока покачал головою.

– Предпочитаю капские. У них не такой специфический запах.

Бармен неожиданно сделался серьезным и внимательно посмотрел на меня.

– Ценю ваш вкус, но капские вчера закончились. Приходите через неделю, должны подвезти.

Мы были явно довольны друг другом. А что касается моей осведомленности насчет омаров, то это чистая случайность: во время отпуска я с друзьями посетил в столице один ресторанчик, где официант просветил нас в этом вопросе. Возможно, и этот бармен был когда-то там.

– Ну что ж, – решил подвести я черту, – в таком случае двойной «Наполеон» и ломтик лимона.

Бармен нагнулся под стойку и извлек хрустальную стопку с темной бутылкой, повернув ее как бы непреднамеренно этикеткой в мою сторону. Так и есть – «Наполеон».

«Вот и напросился», – подумал я, прикидывая в уме имеющиеся у меня наличные.

Протерев белым вафельным полотенцем стопку, бармен открыл бутылку и налил ее где-то на две трети. Если это была двойная порция, я не знаю, как она переводится в граммы, то мне понятно, почему герои Хемингуэя и Ремарка поглощали их в неимоверных количествах.

«Это хорошо, – мелькнула у меня мысль, – что масштабы не совпадают». Я полез в карман за деньгами.

– Заплатите после, – упредил меня бармен. – Садитесь вон за тот столик. Да, извините – еще лимон, – и достал из-под прилавка тарелочку с тремя желтыми кружочками.

Игривое настроение у меня несколько поубавилось. Взяв стопку и блюдце с лимоном (неловко было нести в одной руке с дипломатом), я сел за ближайший столик. Бармен вышел, закрыл дверь на защелку и перевернул табличку с надписью «закрыто». Те четверо никак не прореагировали на это – с ними все ясно. За решетками окна быстро темнело. Мой ведущий молчал.

Я сидел, размазывая во рту коньяк с лимоном. Двойная порция – это на один глоток по нашим меркам. Когда я поставил пустую стопку на стол, рядом появился бармен с подносом в руке. Я подумал, что он хочет собрать посуду со стола и предъявить счет, а он выставил два блюдца с бужениной и хлебом, что-то накрытое салфеткой и снова «Наполеон», но теперь уже не в стопке, а в тонком стакане.

– А это по-русски, – объяснил он. – С двойной порции не разберешь букет сорта.