Жан-Филипп Жаворски - Неумерший [litres]

Накал страстей достиг пика, когда, желая отблагодарить хозяйку дома, Комаргос преподнёс ей дары – два меча в ножнах, крепившихся к поясным ремням, которые Верховный король передал для Сеговеза и меня, чтобы оснастить нас оружием всадников. Подарок был поистине королевским, ибо лезвия мечей и оправа стоили целого стада. Мать приняла их от нашего имени, но она вновь ответила на щедроты оскорблением, выбрав именно этот момент, чтобы уведомить собравшихся, что не отпустит сыновей, если только они не будут служить под началом Сумариоса. Комаргос молча снёс очередную дерзость. Своими нападками мать, по-видимому, облегчала задачу, которую на самом деле поручил ему король. Сумариос был хмур и подавлен. Он тревожился не за себя, что оказался втянутым в раздор, а терзался предчувствием неотвратимых для нас бед.

Мать сильно поскупилась на угощения – из напитков она подала лишь корм, и то не вдоволь, да и стол вскорости оскудел. Тогда воины Комаргоса высыпали во двор, чтобы разбить бивак. Некоторые из них недовольно роптали, что предпочли бы заночевать под открытым небом, дабы кони были под присмотром. В отместку за оскорбления многие из них не преминули помочиться на стены нашего дома.

И только в опустевшей зале, среди горстки оставшихся внутри воинов я приметил сыновей Сумариоса. Мы с Сегиллосом не видели их уже много лет, и эта нечаянная встреча повергла меня в изумление. Мы с ними были почти ровесниками, однако они уже успели стать воинами. Суагра определили пажом к Донну, старому богатырю, который служил в войске моего деда Амбисагра перед тем, как стать одним из советников дяди. Матуноса обучал знатный эльвиец из предместий Бергората. Их было и впрямь не узнать: широкоплечие, при оружии и с обесцвеченными известковой водой прядями волос. Во времена, когда мы были ещё сопливыми мальчишками, мы дурачились с ними на болотах Камболата, на опушках Сеносетона или в лощинах Нериоса и частенько лупили друг друга, не зная устали; но эти шалости были сродни озорству диких жеребят, и впору было надеяться, что, немного остепенившись, мы всё также останемся дружны. Увы, мать встала между нами и сыновьями Сумариоса. В тот вечер они воротили от нас глаза. В их взгляде я даже ощутил презрение к нашим длинным волосам.

Мать спала одна. Сумариос улёгся в зале перед очагом вместе с сыновьями и своим солдуром Куцио. Нас с Сегиллосом обуревали такие противоречивые чувства, что мы долго не могли сомкнуть глаз. Мы ворочались в своей постели, нашёптывая друг другу всякие шутки и выдумки. Я уже подумывал, не юркнуть ли мне на лежанку к Исии, но, чтобы добраться до пристройки, где она обитала, предстояло бы прошмыгнуть через весь двор, заполонённый воинами Комаргоса. Страха у меня не было, эта необычная обстановка даже раззадоривала меня: красться у себя дома, как в стане врага! Однако мне казалось оплошным бросить брата накануне нашего отбытия. К тому же Исия была слишком напугана, и я подозревал, что она будет ко мне неблагосклонна.

Манящий вкус приключений и тревожное волнение в груди будоражили меня настолько, что в последнюю ночь, проведённую в Аттегии, я дремал лишь одним глазком. По этой причине я проснулся ещё до зари от шёпота, который доносился из опочивальни матери. Сумариос всё же отважился прийти к ней, но не для того, чтобы разделить ложе. Из того малого, что получалось расслышать сквозь храп в гостиной и во дворе, я догадался, что он пытался её успокоить. Однако значение даже тех редких слов, которые я тогда уловил краем уха, понять до конца ещё не мог. И только позднее они обрели смысл.

– Есть знамения, предвещающие благополучный исход, – шептал Сумариос. – Подобное решение далось Амбигату не без помощи оракулов.

– Если он следует совету друидов, то их ауспиции [50] Ауспиции (лат. auspicia, от avis – «птица» и speculare – «наблюдать») – в узком смысле – гадание авгуров по поведению птиц, в широком – гадания авгуров вообще. принесут одну беду, – громко выдохнула мать. – Пророк из Великого друида никудышный!

– Король, несомненно, обращался к Комруносу, но искал подтверждения и у других жрецов. Он не отваживался ввязываться в эту войну, не получив заверения, что боги будут нам благоволить.

– Амбигат? Не решался на битву?

– Ты не видела его уже много лет и, вероятно, запамятовала, что, даже когда он был молод и рьян, хитрости ему было не занимать. Теперь он возмужал и стал более благоразумным. Не только амброны угрожают нам. Поговаривают об усобицах в центре Орсинии, где могущественные народы поднимаются на нас войной. И даже в наших землях неспокойно. С тех пор как Приттус вернулась к эдуэнам, Арктинос осерчал на твоего брата. По сей день повсюду среди туронов вспыхивают восстания, поэтому Верховный король не решался направлять свои силы на подмогу лемовисам, остерегаясь нападения с тыла. Без достоверных пророчеств было не обойтись. В военных вопросах за советом в последнюю очередь обращаются к женщинам. Ты знаешь заведённый порядок: если вдруг ошибутся – так и голова с плеч долой! Вот почему твой брат отправил гонца на остров Старух. С вещуньями-то он и держал совет. И они заверили его, что боги будут нам благоволить.

Поразмыслив немного, мать продолжала стоять на своём:

– Нет, нет, даже эти пророчества ничего для меня не значат.

– Послушай, тогда у меня есть ещё один довод. Его цена – моё честное слово, и я говорю это не по воле богов. Прими его таким, какой есть: я, Сумариос, сын Сумотоса, заверяю тебя, что твои сыновья вернутся живыми и здоровыми. Я ручаюсь за это. Сам на себя накладываю я этот запрет: никогда мне не переступить порог твоего дома или моего собственного, коли по несчастью я потеряю одного из твоих сыновей.

Клятвы Сумариоса мне было достаточно. Я доверял ему и не мог себе даже представить, что он способен нарушить её, поэтому я бросился в эту войну с беспечностью героя балладных песен. Сгорая от нетерпения, мы с Сегиллосом еле дождались рассвета.

Сборы в дорогу тянулись дольше, чем я предполагал. Понадобилось время, чтобы приготовить к походу весь отряд, а также убедить Тауа не загружать наш обоз лишним скарбом. Мы захватили с собой лишь небольшие узелки, охотничьи копья да мечи, подаренные Комаргосом.

Прощания были неловкими.

Рускос обтёр соломенным жгутом наших коней с такой прилежностью, как никогда ранее, а Акумис держал их за узду с видом побитой собаки.

Для застёгивания плащей Даго подарил нам красивые фибулы, выкованные накануне в его мастерской, которые он прежде намеревался отправить на ярмарку в Нериомагос.

Тауа с подрагивающими от волнения уголками губ, как и всегда, довольно скупая на слова, прижала нас к своей худой груди, будто мы были её собственными сыновьями.