Энтони Райан - Песнь крови

Ваэлин заставлял себя дышать ровнее, считал проходящие секунды, прикидывая, когда будет лучше осуществить свой замысел и гоня прочь любые мысли, которые могли бы отвратить его от намеченного пути. Он так сильно стискивал свой лук, что рука ныла. Убедившись, что миновало как минимум полчаса, он приблизился к Аль-Гестиану и, пригнувшись, шепнул ему на ухо:

— В скалах наверняка стоят часовые. Мой брат не стал их трогать, чтобы не поднялась тревога. Их, конечно, слишком мало, чтобы помешать нашей атаке, но от их стрел наши ряды, скорее всего, сильно поредеют.

Он вскинул свой лук.

— Пойду-ка я вперед, и, когда начнется атака, позабочусь о том, чтобы они нас не потревожили.

Аль-Гестиан поднялся.

— Я с вами!

Ваэлин остановил его, крепко стиснув ему предплечье.

— Вам предстоит командовать солдатами, милорд!

Аль-Гестиан окинул взглядом напряженные, вытянувшиеся лица своих людей и нехотя кивнул.

— Да, конечно…

Ваэлин заставил себя улыбнуться.

— Завтракать будем вместе в шатре Черной Стрелы!

«Лжец!»

— Да пребудет с вами удача, брат.

Ваэлин обнаружил, что не в силах смотреть в глаза Аль-Гестиану. Он кивнул и бегом направился к скалам. Расстояние, отделявшее его от скал, он преодолел, казалось, за несколько мгновений и укрылся среди огромных валунов, которые торчали из снега, точно дремлющие чудовища. Ваэлин быстро огляделся в поисках часовых, но никого не увидел. Из лагеря слабо тянуло дымком, но тревога пока еще не поднялась. Видно, Каэнис еще не успел расправиться с часовыми в овраге. Ваэлин сунул руку в колчан и достал завернутую в тряпицу стрелу. Когда он развернул тряпку, наружу показалось угольно-черное древко и перья ворона: кумбраэльская стрела, взятая у лучника, убившего злосчастного лорда Аль-Джелнека, его орудие убийства. Одна-единственная стрела лишит жизни лорда Аль-Гестиана, когда тот отважно поведет своих людей в атаку на вражеский лагерь. «Да уж, воистину, достойный конец! — заметил внутренний голос. — Его отец будет им гордиться, это точно. А помнишь, что ты говорил? Помнишь, какой обет ты давал? «Я стану воином, но не убийцей!..»

«Отвяжись! — бросил в ответ Ваэлин. — Я делаю то, что должен. Выбора у меня нет. Я не могу нарушить договор с королем».

Он наложил стрелу на тетиву. Руки у него тряслись, сердце стучало в груди гулким барабаном. «Довольно! — он пошевелил пальцами, прогоняя дрожь. — Я делаю то, что должен. Я уже убивал прежде. Смертью больше, смертью меньше…»

Сзади донесся слабый лязг металла, вслед за этим зазвенели тетивы и раздался гомон встревоженных голосов. Вскоре звуки боя разнеслись над поляной, и Ваэлин увидел, как отряд Аль-Гестиана вынырнул из леса и двинулся в атаку. Молодого аристократа было видно сразу: он на несколько шагов опережал всех своих людей, высоко вскинув меч-бастард, и плащ развевался у него за плечами. Ваэлин слышал, как он взывает к солдатам, побуждая их идти в бой. Ваэлин испытал странное удовлетворение, видя, что весь отряд последовал за Аль-Гестианом: он ожидал, что многие разбегутся.

Он глубоко вздохнул — морозный воздух обжег ему легкие, — и натянул лук, отведя тетиву к самым губам. Перья ворона на древке огладили его щеку, наконечник устремился точно в стремительно приближающуюся фигуру Аль-Гестиана. «Человека убить легко, — осознал Ваэлин, пропуская тетиву сквозь пальцы. — Все равно, что свечку задуть».

Из темноты раздался рык. Некое существо подалось вперед, и снег заскрипел под лапами. Волосы на затылке у Ваэлина встали дыбом.

Знакомое ощущение неправильности происходящего вспыхнуло в нем, точно пожар, руки снова затряслись, он опустил лук и обернулся.

Волк свирепо скалился, глаза горели во мраке, шерсть на загривке стояла серебряными иглами. Когда они с Ваэлином встретились глазами, волк прекратил рычать и выпрямился — прежде он лежал, припав к земле, готовясь к броску, а теперь стоял, глядя на Ваэлина так же безмолвно и пристально, как тогда, на испытании бегом, много лет тому назад.

Секунды растянулись до бесконечности. Ваэлин завороженно смотрел в глаза зверю, не в силах пошевелиться, и в голове пела одна-единственная мысль: «Что же я делаю? Я же не убийца!»

Волк моргнул, отвел взгляд, развернулся, поскакал прочь по сугробам в вихре серебряного инея и исчез в мгновение ока.

Приближающиеся крики людей Аль-Гестиана вернули Ваэлина к действительности. Обернувшись, он увидел, что они уже почти у скал. Менее чем в двадцати футах от него из-за скалы поднялась фигура, одетая в черные меха, и натянула длинный лук, целясь точно в грудь Аль-Гестиану. Стрела Ваэлина попала лучнику в живот. Секунда — и он очутился рядом, и его длинный кинжал довершил дело.

— Спасибо, брат! — воскликнул Аль-Гестиан, пробегая мимо, торопясь в лагерь. Ваэлин устремился за ним, отшвырнув лук и выхватывая меч.

В лагере царили смерть и пламя. Кумбраэльцы могли потягаться с орденскими в искусстве стрельбы из лука, однако в ближнем бою они им были не ровня, и снег между горящих палаток был усеян мертвыми телами. Из клубов дыма, пошатываясь, выбрался раненый кумбраэлец: окровавленная рука бессильно болталась вдоль тела, а в здоровой руке у него был топорик, которым он попытался рубануть Аль-Гестиана. Аристократ непринужденно отступил вбок и зарубил кумбраэльца ударом меча. Другой с расширенными от ужаса глазами кинулся на Ваэлина, пытаясь пырнуть его в грудь рогатиной с длинным наконечником. Ваэлин нырнул под рогатину, перехватил древко ниже наконечника и натянул владельца рогатины на меч. Один из солдат Аль-Гестиана ринулся вперед и вонзил свой меч в грудь кумбраэльцу. Его вопль, яростный и восторженный, слился с криками других солдат, когда те последовали за Аль-Гестианом, убивая всех, кто попадался им по пути.

Ваэлин увидел, как Аль-Гестиан скрылся в дыму, и устремился следом. Аль-Гестиан зарубил сразу двоих, одного за другим. Третий прыгнул ему на спину, обвил ногами туловище аристократа, вскинул кинжал. Метательный нож Ваэлина вонзился кумбраэльцу в спину, Аль-Гестиан стряхнул с себя корчащегося от боли противника, и меч-бастард разрубил ему грудь. Аль-Гестиан молча отсалютовал мечом Ваэлину в знак благодарности и побежал дальше.

Кровопролитие бушевало все безумнее по мере того, как отряд прокладывал себе путь через лагерь, убивая немногих кумбраэльцев, все еще способных оказать сопротивление, или приканчивая ударами ножей тех, кто лежал раненый. Ваэлин миновал несколько кошмарных картин: вот солдат, поднимающий отрубленную голову кумбраэльца, чтобы омыть лицо льющейся кровью, вот трое по очереди рубят извивающегося на земле человека, вот солдаты хохочут, глядя на кумбраэльца, который пытается запихать свои кишки обратно во вспоротое брюхо. Ваэлин и прежде видел пьяных, но никогда — пьяных от крови. После многих месяцев страха и страданий солдаты Аль-Гестиана наконец-то в полной мере могли отыграться на своих мучителях.