Энтони Райан - Песнь крови

Стоящий неподалеку капитан Нурин кашлянул.

— Что такое? — осведомился Ваэлин.

— Ваше слово, милорд! — сказал жилистый капитан. Увиденная вспышка насилия его устрашила, однако он не дал себя запугать и заставил себя встретить грозный взгляд Ваэлина. — Договор наш. При свидетелях ведь условились!

— А-а!

Ваэлин сдернул с пояса кошелек с лазуритом и бросил его Нурину:

— Потратьте деньги с умом. Сержант!

Сержант Бегущих Волков вытянулся по стойке «смирно».

— Да, милорд?

— Капитана Нурина и его команду задержать вместе с прочими моряками. Обыщите как следует корабль, чтобы убедиться, что никто не спрятался.

Сержант четко отсалютовал и зашагал прочь, отдавая приказы.

— Задержать, милорд? — Нурин нехотя оторвал взгляд от лазурита, который теперь крепко сжимал в кулаке. — Но у меня срочные дела…

— Несомненно, капитан. Однако в городе «красная рука», так что вам придется остаться с нами еще на некоторое время.

Алчность в глазах капитана тут же обернулась нескрываемым страхом, и он торопливо попятился назад.

— «Красная рука»? Здесь?!

Ваэлин отвернулся к сестре Шерин, глядя, как она обрезает ножничками шовную нить и срезает торчащие нитки.

— Да, — произнес он. — Но, думаю, теперь ненадолго.

— Я же вам говорила, — сказала Шерин, остановившись на дорожке, ведущей к губернаторской вилле, — я не допущу, чтобы из-за меня кто-то умер. И я этого не допущу, Ваэлин!

— Простите, — сказал он, изумленный ее искренностью. Он причинил ей боль, она на себе почувствовала каждый удар, нанесенный Илтису, он заставил ее увидеть в нем убийцу.

Она вздохнула, и лицо у нее немного смягчилось.

— Расскажите о «красной руке». Много ли людей умерло?

— Пока что только сестра Гильма и служанка с губернаторской виллы. Его дочь все еще жива, хотя теперь, может, уже и умерла.

— И других заболевших нет? В городе болезнь не появлялась?

Он покачал головой.

— Мы тщательно выполнили все указания сестры Гильмы.

— Тогда она, возможно, спасла город благодаря тому, что действовала так быстро.

Они подошли к воротам виллы. Один из стражников позвонил в колокольчик, чтобы вызвать губернатора. Пока они ждали, Ваэлин смотрел на темные окна виллы. После смерти сестры Гильмы усадьба приняла мрачный вид, который еще сильнее усугубляли заросшие, неухоженные сады. Ваэлин уже ожидал, что на звонок никто не выйдет, что «красная рука» наконец распространилась по дому и от него осталась лишь пустая скорлупа, которая ждет, чтобы ее предали огню. Ваэлин со стыдом поймал себя на том, что почти надеется, что все уже кончено, а в городе никаких вспышек не будет, все закончится на этом, и нет нужды посылать Шерин навстречу опасности.

— Это губернатор? — спросила она.

— Он самый.

Постыдная надежда Ваэлина развеялась: из виллы показалась дородная фигура губернатора Аруана.

— Он нас ненавидит, но очень любит дочку. Так мне и удалось заставить его сдать город.

Шерин уставилась на него:

— Вы ей угрожали? О Вера, эта война превратила вас в чудовище.

— Я бы не стал ее обижать…

— Ох, Ваэлин, лучше молчите.

Она покачала головой, зажмурилась от отвращения и отвернулась.

— Просто ничего не говорите, прошу вас.

Они стояли в ледяном молчании, ожидая губернатора. Стражники старательно не смотрели на них. Ваэлин ощущал гнев Шерин, как кинжал. Когда подошел губернатор, Ваэлин представил их друг другу и вставил ключ в тяжелый навесной замок, висящий на воротах.

— Она слабеет! — сказал Аруан, отворяя ворота. Голос у него срывался от надежды и отчаяния. — Вчера вечером она еще разговаривала, а сегодня утром…

— Тогда лучше не медлить, милорд. Вы не могли бы мне помочь?

Ваэлин поставил сундучок на землю, сестра Шерин с губернатором вместе подняли его и понесли к вилле. Она даже не попрощалась.

— Много ли времени это займет, сестра? — окликнул Ваэлин.

Она остановилась, оглянулась. На лице у нее не отражалось никаких чувств.

— На изготовление лекарства требуется несколько часов. После приема улучшение должно наступить немедленно. Приходите утром.

И отвернулась.

— Почему вы были в кандалах? — осведомился Ваэлин прежде, чем она успела уйти. — Почему под стражей?

Она не обернулась и ответила так тихо, что Ваэлин еле расслышал.

— Потому что я пыталась спасти вас…

Ваэлин отослал стражников и остался ждать. Он развел костер и сидел, кутаясь в плащ: близилась зима, и ветер с моря был холодный. Часы тянулись долго. Он обдумывал слова Шерин, тосковал оттого, что она на него гневается. «Я пыталась спасти вас…»

Когда солнце уползло к горизонту, явился Френтис, сел напротив, подбросил дров в костер. Ваэлин поднял голову, посмотрел на него, но промолчал.

— Брат-командор Илтис жить будет, — сказал Френтис нарочито небрежным тоном. — А жаль. Говорить пока не может, только стонет да охает, челюсть у него. Ну и невелика потеря: я его еще на корабле наслушался.

— Ты сказал, что аспект приказал тебе позволить с нею так обращаться, — сказал Ваэлин. — Почему?

Френтис скривился, как от боли, не желая делиться тем, что явно придется брату не по нраву.

— Сестра Шерин осуждена как изменница Королевству и отрицательница Веры.

«Шерин в Черной Твердыне…» От одной мысли об этом на Ваэлина накатило чувство вины и тревоги. «Что же ей пришлось там пережить?»

— Когда мы пристали, я пошел прямиком к аспекту Элере, — продолжал Френтис. — Как ты и приказывал. Когда она меня выслушала, мы отправились к аспекту Арлину. И ему удалось уговорить короля отпустить сестру из дворца.

— Из дворца? Так ее держали не в Черной Твердыне?

— Похоже, поначалу, когда Четвертый орден ее только схватил, ее держали там, но принцесса Лирна ее оттуда вытащила. Судя по всему, она просто взяла, заявилась туда и потребовала, чтобы сестру отпустили под ее ответственность. Тюремщик решил, что она действует по королевскому приказу, и выдал ей сестру. По слухам, аспект Аль-Тендрис вышел из себя, когда об этом узнал, но поделать ничего не смог. Но все равно сестра Шерин оставалась арестанткой, только что тюрьма была поуютнее.

— Да что же она такого натворила, что могли счесть за измену, не говоря уже об отрицании Веры?

— Она высказывалась против войны. И не раз. Она говорила об этом неоднократно, со всеми, кто готов был слушать. Говорила, что война эта основана на лжи и противна Вере. Говорила, что тебя и всех нас отправили на смерть без разумных причин. Все бы ничего, если бы такое молол кто попало, но ее хорошо знают в беднейших кварталах столицы, знают и любят, потому что она многим помогла. И когда она говорила, к ней прислушивались. Похоже, ни королю, ни Четвертому ордену не пришлось по вкусу то, что она говорила.