Энтони Райан - Песнь крови

— Вы отпущены на свободу по приказу короля, — сказал он. — Брат Френтис привез королевское распоряжение.

— В самом деле? — она вскинула бровь. — Можно взглянуть?

— Увы, оно пропало.

Ваэлин указал на дымящиеся руины вокруг, словно в качестве объяснения.

— Обычно вам подобная неловкость несвойственна, Ваэлин.

— О нет, я часто бываю неловок в поступках и в словах.

Лицо Шерин озарилось короткой ответной улыбкой. Потом она отвернулась.

— Пойду осмотрю этого вашего друга-художника.

Семь дней спустя ворота распахнулись. Ваэлин приказал также выпустить моряков, но только по одной команде за раз. Неудивительно, что большинство предпочли отплыть с первым же отливом, и «Красный Сокол» — одним из первых. Капитан Нурин лихорадочно погонял свою команду, как будто боялся, что Ваэлин передумает и в последнюю минуту отберет лазурит.

Некоторые горожане побогаче тоже предпочли уехать: унять страх перед «красной рукой» было не так просто. Ваэлину удалось перехватить бывшего хозяина человека, который поджег мастерскую Ам Лина: богато одетого, хотя и несколько пообносившегося торговца пряностями. Он томился под стражей у восточных ворот, пока Ваэлин не пришел его допросить. Его семейство с оставшимися слугами ожидало неподалеку, с лошадьми, навьюченными разнообразными ценностями.

— Насколько я знаю, его звали Плотником, — сообщил купец. — Не могу же я знать по имени всех слуг в своем доме! На то у меня специальные люди есть.

Языком Королевства купец владел безупречно, но Ваэлину не понравился его надменный тон. Однако купец явно так его боялся, что Ваэлин сдержался и не отвесил ему бодрящую оплеуху.

— Жена у него была? — спросил он. — Родные?

Купец пожал плечами:

— По-моему, нет. Кажется, он все свое свободное время проводил, вырезая из дерева изображения богов.

— Я слышал, что он пострадал, его по голове ударили.

— Большинство из нас пострадали в ту ночь.

Купец засучил шелковый рукав и продемонстрировал шов на предплечье.

— Ваши люди весьма вольно размахивали своими дубинками.

— Так плотник, значит, пострадал, — напомнил Ваэлин.

— По голове его ударили, и, похоже, сильно. Мои люди отнесли его домой, он был без сознания. По правде говоря, мы считали его мертвым, однако он протянул несколько дней, еле дыша. А потом взял и очнулся, и как будто ничего и не случилось. Мои слуги сочли это делом рук богов в награду за все его поделки. А на следующее утро он ушел. И так ни слова и не сказал с тех пор, как очнулся.

Купец оглянулся на ожидающее его семейство. Руки у него дрожали от нетерпения и страха.

— Я знаю, что вы тут ни при чем, — сказал Ваэлин купцу, отступая в сторону. — Удачного вам путешествия.

Человек уже заторопился прочь, командуя домочадцам трогаться в путь.

«Протянул несколько дней…» — повторил про себя Ваэлин, и песнь крови шевельнулась, пропев отчетливую нотку узнавания. Он испытал знакомое чувство, как будто ищет что-то на ощупь, некий ответ на многочисленные загадки своей жизни, но ответ, как всегда, нащупать не удалось. Его охватило разочарование, и песнь крови дрогнула. «Песнь — это и есть вы, — говорил Ам Лин. — И вы можете ее петь точно так же, как и слышать». Он попытался успокоить свои чувства, расслышать песнь более отчетливо, заставить ее сосредоточиться. «Песнь — это я, моя кровь, моя нужда, моя охота». Она разрослась внутри него, взревела в ушах какофонией эмоций, размытыми видениями, которые мелькали перед внутренним взором слишком стремительно, чтобы их уловить. Слова, произнесенные и непроизнесенные, сливались в неразборчивый гул голосов, ложь и правда сливались в смятенном вихре.

«Мне нужен совет Ам Лина», — думал он, пытаясь сфокусировать песнь, внести гармонию в этот нестройный гул. Песнь взмыла еще раз, потом успокоилась, превратилась в единую отчетливую ноту, и перед ним мелькнуло видение мраморной глыбы, резца, который вновь взялся за свою немыслимо стремительную работу, ведомый незримой рукой, и из камня проступило лицо, и обозначились черты… А потом все исчезло, и глыба почернела и рассыпалась под руинами дома каменотеса.

Ваэлин отошел к ближайшему крыльцу и тяжело опустился на ступеньку. Видимо, у него был всего один шанс получить весть, что таилась в камне. Эта строка окончена, нужна новая мелодия.

Его вызвали к воротам в полночь. Джанрил Норин прихромал в его комнату в доме гильдии и разбудил его.

— На равнине десятки всадников, милорд, — сообщил менестрель. — Брат Каэнис велел позвать вас.

Он быстро пристегнул меч, сел на Плюя и через несколько минут прискакал к воротам. Каэнис был уже там, расставлял по стенам дополнительных лучников. Они поднялись на верх стены, и один из нильсаэльцев графа Марвена указал на равнину.

— Почти пятьсот этих засранцев, милорд! — сказал солдат. Голос у него сделался пронзительным от тревоги.

Ваэлин успокоил его, похлопав по плечу, подошел к краю стены и посмотрел вниз, на небольшое войско всадников в доспехах. Сталь слабо отливала голубым в тусклом свете растущей луны. Во главе всадников виднелась коренастая фигура в ржавых доспехах. Фигура гневно воззрилась на них.

— Вы там эти треклятые ворота открывать вообще собираетесь? — осведомился барон Бендерс. — Мои люди голодны, а я себе задницу натер!

Избавившись от доспехов, барон оказался менее плечист, но не менее задирист.

— Тьфу! — он выплюнул вино, которое набрал в рот, на пол центрального зала дома гильдии, служившего им столовой. — Моча альпиранская. Что, милорд, кумбраэльского, что ли, не осталось, угостить почетного гостя?

— К сожалению, мы с братьями, боюсь, издержали наши запасы, барон, — ответил Ваэлин. — Приношу свои извинения.

Бендерс пожал плечами, потянулся за стоящими на столе жареными курами, оторвал ногу и вгрызся в мясо.

— Я смотрю, вам удалось сохранить большую часть города в целости и сохранности, — заметил он с набитым ртом. — Видно, местные не сильно сопротивлялись.

— Нам удалось взять город хитростью. А губернатор оказался человеком практичным. Кровопролития почти удалось избежать.

Лицо у барона помрачнело, он остановился, чтобы запить съеденное, и потянулся за новой порцией.

— Да, про Марбеллис такого не скажешь. Я думал, этот город будет гореть до скончания веков.

Тревога Ваэлина усилилась. Неожиданное появление барона обеспокоило его, и, видимо, барон привез мрачные новости.

— Что, осада выдалась нелегкой?

Бендерс фыркнул и налил себе еще вина.

— Четыре недели долбились осадными машинами, прежде чем сумели проделать толковую брешь! А они каждую ночь устраивали вылазки: высылали небольшие отряды людей с кинжалами, которые пробирались сквозь наши ряды, резали глотки и дырявили бочонки с водой. Каждая ночь, будь она проклята, превращалась в пытку! Ушедшие знают, сколько народу мы потеряли. Потом владыка битв отправил в брешь целых три полка. Обратно вернулись человек пятьдесят, и те израненные. Альпиранцы устроили в бреши ловушки: волчьи ямы, и все такое. А когда королевская стража застряла у ям, они закидали их тюками соломы, пропитанными маслом. И лучники подожгли их огненными стрелами.