Скотт Оден - Стая воронов [litres]

Со скоростью змеи Гримнир перехватил ведьму за горло, и его кровь соединилась с ее – сочившейся из тонкого пореза на шее.

– Услышь меня, Злокозненный, Отец Локи! Взгляни на меня, Имир, господин великанов и повелитель морозов! Пусть эта кровь скрепит наш договор!

Ответом ему стал прокатившийся с севера порыв воющего шквального ветра. Под Каррай Ду заскрипели деревья, на голом пике негде было укрыться. Этот порыв будто ударил их обоих под дых, чуть не сбив с ног. Он дышал холодом ледников, он дурно пах горящей смолой и пролитой кровью. В его вое Кормладе слышались звон металла и неистовый смех ульфхеднаров; когда звук растворился в ночи, яростный вихрь снова утих, сменившись привычным освежающим морским бризом.

– Свершилось, – сказал Гримнир, отпустив ее. – Попробуешь предать меня, пташка, и ты не спрячешься ни на одной самой высокой ветке.

– Следи за тем, чтобы выполнить свою часть договора, фомор , – откликнулась дублинская ведьма. И, не тратя больше слов, развернулась и пошла прочь. Она вытянула руку – из тьмы спустился огромный ворон Круах. Сев на предложенное ему предплечье, птица издала зловещий свист; когда Кормлада подошла к осыпающемуся краю пропасти, на него опустился вихрь вопящих птиц. Это темное облако и унесло Кормладу в ночь.

Гримнир подобрался к краю Каррай Ду, и его сальные волосы взъерошил легкий ветер; он вздохнул полной грудью, раздул ноздри, почувствовав резкий привкус соленой пены, доносившийся с моря. Пахло кровью. Такие ночи служили богам пергаментом, на котором они писали судьбоносные пророчества. Чернилами были плывущие по небу звезды, в их тусклом свете и беспорядочном расположении мудрецам виделись события грядущих дней, предостережения о непостоянстве Фортуны.

Пока люди готовились к предстоящей битве, Гримнир краем присущего смертным сознания чувствовал, как собираются и другие. Привлеченный его клятвой Великий волк натянул свои цепи, изогнулся и свернулся кольцами Змей. Биением сердца звучали боевые барабаны, призывая в свидетели беспокойные души каунар, созывая их на задворки Мидгарда. Во тьме загорелись глаза призраков, и Гримнир почувствовал на себе их оценивающий взгляд. Среди них он узнал и Гифра, воспитавшего его, как собственного сына; узнал Хрунгнира, прозванного недругами Гренделем, – его глупое тщеславие и положило начало всей этой игре; узнал мать, Скрикью, свирепствовавшую в бою не меньше других воинов. Наконец во тьме показались и очертания беспощадного одноглазого Балегира, самого могущественного из Девяти отцов каунар.

– Мне ничего от тебя не надо, – сказал он, устремив взгляд за Каррай Ду. – Пф! Что ты можешь предложить такого, чего я не получил бы в избытке острым клинком? – Вдалеке под горой мерцали сквозь частокол деревьев рыжие огни Дублина, за шепотом и вздохами морского ветра он слышал отзвуки застольной песни. – Я последний из нашего народа. Со мной исчезнет и наша кровь. – Гримнир взглянул на призрачные фигуры – с такими же клыкастыми ухмылками, как у него. – Но если суета и буря мечей приведут меня к вам – если наконец-таки грянет Суд Одина – тогда, клянусь вам, сородичи мои, мою смерть запомнят надолго!

Появившаяся из вороньего вихря на плоской темной крыше башни Кварана женщина была похожа не на холодную собранную дублинскую ведьму, а, скорее, на дрожащую бродяжку. Взъерошенная, голая выше талии, в разорванном платье, Кормлада стояла на коленях и в ужасе качалась из стороны в сторону. Из ее рта и носа струилась кровь, на щеках, руках и бледной груди темнели царапины. Молчаливые северяне, поджидавшие ее с опущенными копьями, слишком хорошо понимали, что женщину перед ними жестоко изнасиловали. Двое отступили, пропуская в круг Бьярки Полудана и его неотлучную тень Драугра.

Бьярки щелкнул зубами.

– Не ожидал такого.

Заслышав его голос, Кормлада бросилась к нему; она сыпала бессмысленными проклятиями, призывала богов, чьи имена лучше не произносить вслух ночью, когда в воздухе витает кровь. Драугр схватил ее прежде, чем она успела прикоснуться к Бьярки; поймал ее молотившие в воздухе руки и низким голосом что-то ей зашептал, успокаивая и утешая. Понемногу Кормлада перестала отбиваться и наконец обмякла в обхватившей ее руке, словно безвольная кукла.

Бьярки подошел ближе и взял ее за подбородок двумя пальцами, вынуждая поднять на него глаза.

– Полагаю, ты не справилась с заданием.

– Сокруши эту гору, – прошипела она, заходясь кровавой пеной из разбитых губ. – Призови свое мастерство и обрушь ее этому ублюдку на голову! Вырви из чрева земли ее кости и перемели Каррай Ду в пыль!

Бьярки рассмеялся.

– Убить муху топором? Я так не думаю. Нет, я найду другой способ поймать ублюдка. Этим, – он обвел рукой копья, – я лишь попытал удачу. – Он хотел уже обернуться, но замер и скосил на Кормладу глаза. – Предупреждаю: очисти свое лоно – если в тебе прорастет его семя, я убью и приплод, и тебя вместе с ним. Будь проклята дочь королей! Я не потерплю у себя под носом мерзкого полукровку!

Кормлада не ответила – убийственный взгляд, который она бросила на Бьярки, сказал все за нее.

– Пусти меня, – пробормотала она Драугру. Тот помедлил, озабоченно хмуря брови. И Кормлада оттолкнула его. – Убери от меня свои грязные руки! Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты!

Драугр отпустил ее; Кормлада пошатнулась и вновь рухнула на колени, ее худые плечи задрожали от мучительных всхлипов. Драугр знаком велел остальным уйти и отступил от нее.

– Какая трогательная забота, – насмешливо фыркнул Бьярки. – И вновь обратился к Кормладе: – Соберись. У нас гости, и они захотят увидеть награду, за которую приплыли бороться.

Полудан развернулся и спустился с крыши; Драугр, помедлив, ушел вслед за ним. Через несколько минут целая и невредимая Кормлада поднялась – такая же холодная и собранная, как в момент, когда покинула Каррай Ду; наведенные ей чары остались – на камнях всхлипывала и выкрикивала проклятия ее бледная копия. При виде нее Кормлада презрительно скривила губы; один тайный знак – и ее взъерошенное сломленное подобие обернулось туманом, которое разорвал на мелкие клочки ветер. Она сузила глаза, полные губительного черного льда.

– Легковерный дурак. Повелся на простейший трюк.

К ней присоединился Круах. Вместе они спустились в сердце башни Кварана.

Снизу доносились раскаты хохота – в тронном зале держали совет короли. Кормлада тенью скользнула по ступеням мимо своих покоев, к галерее; там во тьме ей представилась возможность наблюдать за развернувшейся внизу пьяной сценой. Поистине примечательное сборище бродяг: Бродир, Сигурд и их тэны шумели и пили наравне с норманнами Дублина, которых возглавлял ее сын Ситрик – и сын Олафа Кварана не давал обносить себя медом. За другим широким столом она заметила своего брата Маэл Морду, который брал одну из ее служанок под одобрительные крики Черного Осны и благородных капитанов Лейнстера. Когда к толпе присоединились Бьярки и не отходивший от него ни на шаг Драугр, приветственные крики стали еще громче. Сигурд подал им рога с пенным элем и настоял, чтобы они наверстали вместе с хозяевами праздника. За столом Мэна завязалась ссора, но даже обнаженные клинки и кровопролитие не смогли испортить их вакханалию.