Антон Демченко - Шаг второй. Баланс сил [litres]

– Значит, тебя тоже нужно доставлять к месту проживания. И этим займусь я, – провозгласила она. Ну вот, я так и думал! С другой стороны… я же буду рядом, правильно? Значит, всегда смогу удержать её от излишних… выкрутасов.

– Договорились, – кивнул я, чем вызвал у Светы очередной радостный визг, больше похожий на боевой клич индейцев, да такой, что от неё двухвостый шарахнулся, словно от звука церковного колокола. Во что я ввязался?!

Часы пробили одиннадцать раз, и, пожалуй, впервые я не увидел в глазах Светы особой грусти от нашего скорого расставания. Ну да, домой-то я обещал доставить её на своей тубе. Так мало того, она выпросила у меня право вести машинку самой. Надеюсь, я об этом не пожалею.

Удивительно… но я и в самом деле не пожалел. Да, пришлось пару раз напоминать Свете о скоростном режиме и о слишком большой высоте полёта, но вскоре она приноровилась и перестала поднимать машину выше крыш домов. И слава богу, что ни один из её подъёмов выше указанной границы не был замечен дорожниками или полицией. Иначе эта поездка могла бы стать для нас обоих последней. У меня бы конфисковали тубу, а Свету внесли бы в чёрный список, и прощай надежда получить водительские права. Навсегда. Сурово, но действенно, на самом деле.

Как бы то ни было, до дома Багалей мы добрались без проблем и вовремя. У нас даже осталось четверть часа на тёплое прощание у дверей квартиры. Несколько раз я ощущал потоки знакомого внимания, исходящие из-за тяжёлых дубовых створок, но и только. Рогнеда Владимировна – мудрая женщина. И добрая, да. Я бы ухажёру дочери за такие «руководства» руки-то пооборвал бы, а она… святой человек. Свя-той.

Домой я возвращался не торопясь, с идиотской улыбкой, абсолютно дурной головой и постоянно ёрзая в седле в попытках найти комфортное положение. После двух поездок на тубе Света позволила мне куда больше, чем обычно, и распираемое гормонами тело влюблённого мальчишки отреагировало на это «больше» соответствующим образом. До звона в… ниже пояса, в общем.

– Итак, юная барышня, не хотите рассказать своей матушке, чем это таким вы занимались сегодня с этим подозрительным молодым человеком? – прислонившись плечом к косяку распахнутой настежь двери в ванную, с явным ехидством поинтересовалась Рогнеда Багалей, наблюдая, как дочь забирается в парящий горячей водой душ.

– Ма-ам! – мгновенно завернувшись в подхваченное с полки полотенце, воскликнула Светлана. – Я же голая!

– Милая, поверь, это не первый раз, когда я вижу тебя в таком виде, – с абсолютно невозмутимым видом произнесла женщина, не сводя взгляда с краснеющей дочери. И что-то ей подсказывало, что причиной смены цветовой гаммы являлась вовсе не она. – Итак?

– Давай я приму душ, а потом мы поговорим, а? – почти жалобно попросила Светлана.

Мать покачала головой, но развернулась и, скрыв таким образом улыбку, так и норовящую выползти на лицо, вышла из ванной, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Дочь не стала затягивать водные процедуры и уже через полчаса выбралась на кухню, где Рогнеда уже приготовила чай. Засахаренные фрукты, варенье, мёд… и ни одной, даже самой маленькой плюшки. В любое другое время Светлана бы печально вздохнула, но сегодня они с Ерофеем купили замечательный тортик, а потом была обкатка тубы и… и поездка домой, и… В общем, сладкого сегодня было более чем достаточно, так что девушка не расстроилась. Если бы ещё можно сделать хоть что-то с…

Заметив, с каким вниманием мать за ней наблюдает, Света попыталась выкинуть из головы мысли о Ерофее и, усевшись за стол, с деланым энтузиазмом принялась рассказывать новости прошедшего дня.

– Подработка, значит… – задумчиво проговорила Рогнеда с еле скрываемой улыбкой, посматривая на перевозбуждённую дочку. – Какой… ушлый мальчик. Впрочем, твоя идея с процентами от торговли, должно быть, была удачной. Срезала его.

– Он был рад, только предложил определить точный процент через пару недель работы лавки, – заступилась за своего молодого человека Света. – И вообще, он предложил очень хорошие условия работы! Три дня в неделю, по пять часов. И он ещё будет доставлять меня домой после каждого рабочего дня, вот!

– И всё? – усмехнулась Рогнеда, желая поддразнить дочку. Та неожиданно покраснела. – О! Кажется, ты что-то упустила, а?

– У-униформа, – пробулькала Света, глядя куда-то в сторону.

Старшая Багалей неверяще тряхнула головой.

– Униформа? – переспросила она и неожиданно рассмеялась. – Не думала, что вы уже дошли до ролевых игр! А ведь я предостерегала!

Полёт на тубе со снятыми ограничителями высоты совсем не похож на обычные покатушки в метре от земли. Там, внизу, полёта не чувствуешь совершенно, и машинка ведёт себя скорее, как обычный мотороллер или тот же гироскутер, да, собственно, и при прыжках «лягушкой» управление остаётся таким же. Но стоит отключить ограничитель и подняться выше трёх метров над землёй, как туба начинает вести себя совершенно иначе. Вместе с ограничителем отключается и ментальное воздействие, отвечающее за точность управления и «виртуальное» сцепление с дорогой. Конструкт просто теряет ориентир, и вот тогда начинается настоящий полёт, от которого с таким восторгом визжит Света. Да и мне, признаться, летать по-настоящему нравится куда больше, чем медленно и вальяжно плестись в полуметре над тротуаром. М-да, а ведь ещё недавно я считал, что мне хватит и такого вот «законопослушного» способа передвижения.

Я резко подал руль вперёд, и туба послушно скользнула вниз, ныряя под низкий свод моста. Свистнул в ушах поток встречного ветра, а в лицо ударила снежная пыль. Пролетев под мостом, я вновь поднял машинку повыше и, поморщившись от резанувшего кожу холода, в очередной раз пообещал себе в ближайшее время поставить на тубу ветровое стекло, или хотя бы придумать подходящий ментальный конструкт. Уже ставший привычным «зонтик» во время полёта сносит в считанные секунды. Не рассчитан он на такие нагрузки.

От размышлений о ментальных конструктах, по ассоциации, мысли скользнули к обучению у Остромирова. В последнее время волхв словно с цепи сорвался, взяв совершенно сумасшедший темп учёбы. А ещё его шуточки… раньше они были добрее, что ли? Теперь же Вышата Любомирич только что ядом не брызгал, причём поводом для очередного потока саркастичных, а порой и откровенно злых шуточек могло послужить что угодно. От совершенно неудовлетворительной, с точки зрения волхва, скорости усвоения мною новой информации до шума за окном, мешающего его лекциям. Единственный человек, что легко переносил язвительность Остромирова, по-моему, был Грац. А вот подчинённые профессора уже начали прятаться от волхва, почти на полном серьёзе. Мне же попросту некуда было деваться, пришлось терпеть. Но оно того стоило! На умениях преподавателя настроение Вышаты Любомирича никак не отражалось, так что знакомство с его школой шло полным ходом. И это было очень интересно, как пел один бывший врач «скорой помощи» в моём прошлом мире. Такого количества новых смысловых воздействий за ничтожный срок я не получал, даже когда за моё обучение брались оба Бийских разом. Попечители, вообще, старались давать материал словно исподволь. Остромиров же вбивал знания, будто сваи заколачивал. Быстро, точно и наверняка. Так, что хрен выковыряешь. Хотя, конечно, методы могли бы быть и помягче. Оказаться с голой задницей в десятке километров от тёплой квартиры, на заснеженной опушке какого-то леса – удовольствие ниже среднего. И даже тот факт, что, благодаря этому приёму учителя, я за каких-то несчастных три часа навострился бегать «лесными тропами», не особо грел душу. Да чёрт с ним! Тогда даже замечание Остромирова о том, что мне удалось почти вдвое перекрыть рекорд скорости обучения этому навыку, оставило равнодушным. Куда больше в тот момент меня интересовал горячий душ и не менее горячий чай. А всё потому, что ни один из известных мне обогревающих ментальных конструктов классической школы на этих чёртовых тропах, как оказалось, просто не работал, как будто я не пешком шёл, а на тубе мчался! А на улице, между прочим, отнюдь не лето, и даже не весна… Точнее, календарь-то утверждал, что на дворе уже третий день как царит март, но это совсем не мешало завывать метели, а уличному градуснику указывать температуру в двадцать градусов ниже нуля.