Дженнифер Доннелли - Сестрица [litres]

Многие в зале ахнули. Дива вскрикнула.

Судьба повернулась к ним и невинным голосом спросила:

– А вы что, не знали? Разве он ничего вам не сказал?

Дива со слезами на глазах помотала головой.

– Молчи, карга, – прошипел Шанс.

Но Судьба, не сводя глаз с дивы, сделала вид, что не услышала:

– Но теперь ты поняла, моя дорогая?

– Я сказал, хватит!

Но Судьба и не думала подчиняться ему. Злобно сверкнув глазами, она шагнула к диве и взяла ее за руку:

– Вот почему ваш драгоценный маркиз так стремится изменить судьбу этой девушки. Ведь все это случилось из-за него!

В большом зале стало совсем тихо.

Шанс стоял недвижно, сжав кулаки, раскаяние и стыд жгли его изнутри. Его свита застыла. Все молчали.

Наконец Судьба повернулась к Шансу лицом и сказала:

– Я пришла сюда, хотя и против воли. Я принимаю твое пари. Сыграем в нашу старую игру еще раз. Правила тебе известны… ни один не имеет права влиять на выбор девушки. Ни силой, ни подкупом. Она по собственной воле примет то, что ей предложат, или откажется так же свободно.

Шанс церемонно кивнул. В устремленном на него взгляде Судьбы вдруг промелькнуло что-то похожее на грусть.

– Если бы ты любил смертных, ты бы оставил их…

– На твое нежное попечение? – фыркнул он.

– …в покое.

– Вот именно потому, что я люблю их, я не делаю так. Каждый из них заслужил свой шанс. Но многие никогда его не получают. А у этой девушки он будет.

– Воспользуется ли она им? – спросила Судьба.

– Премного благодарен за визит, но мне пора возвращаться к работе, – решительно прервал ее Шанс.

Судьба засмеялась и покачала головой:

– Она не осмелится. Все люди таковы – все они мечтают, грезят. Безумствуют, но, когда доходит до дела, все до одного оказываются глупцами.

Не дожидаясь провожатых, Судьба сама вышла из замка и растворилась во тьме, но ее смех, хриплый и издевательский, долго еще звенел в ушах у Шанса. Захлопнув дверь, оставшуюся открытой, Шанс постоял, упершись в нее лбом. Но сколько ни стой, а взглянуть в глаза друзьям и объясниться с ними придется.

– Я был на вечеринке…

Повар покачал головой:

– С этого всегда все начинается.

– …в замке, в Черном Лесу. Обед был роскошным. Я выпил много шампанского. После обеда сели за карты. Пошла крупная игра.

– Насколько крупная? – спросил повар.

Шанс состроил гримасу:

– Миллион золотых дукатов.

Повар выругался:

– Ты никогда ничему не учишься, что ли?

– Я же не знал тогда, кто он такой… что он такое. Не знал, что он задумал. Мне и в голову не могло прийти… – И он закрыл глаза, словно от боли. – Едва деньги оказались у него, он пустил их на злое дело. Собрал и вооружил армию и двинулся на Францию. Во всем, что он натворил здесь с тех пор, есть и моя вина.

И Шанс закрыл лицо ладонями. Дива подбежала к нему и схватила за руку.

– Фолькмар сам создал себя, – сказала она. – У него был выбор. Он мог употребить деньги на добро, но предпочел иное.

Шанс лишь стонал в отчаянии. Он так устал. Каждая косточка ныла. Сердце болело. Все казалось бессмысленным. Энергия, казалось, покинула его совершенно.

– Старая карга права, – сказал он, опускаясь в кресло. – Смертные глупы. Лучше оставить их в покое. Пусть сами выкручиваются, как знают. Я всегда хочу им только добра, но так часто все порчу. В том числе людей.

– Но ты же сам всегда говоришь, что и один в поле воин, – возразила дива. – Что, если Изабель и есть такой воин? Если Фолькмар сумел переменить свою судьбу, а с ней и тысячи других судеб, почему эта девушка не может сделать то же самое?

Шанс ответил ей безрадостным смехом:

– Изабель даже ходит с трудом.

Дива тяжело села. Все вокруг выглядели потухшими, словно уже проиграли. Никто не произносил ни слова.

И вдруг через распахнутую стеклянную дверь с террасы в зал вошла волшебница. На ней были высокие сапоги для верховой езды, жокейские бриджи и куртка, все по фигуре. И все черное. Губы краснели от помады. На щеках горел румянец. В руке она держала темный цветок.

– Хоть и не сразу, но я все же нашла ту ночную орхидею, о которой ты говорил. Для «Отваги».

Шанс покачал головой:

– Мне она уже не нужна. Мои чернила все равно не работают.

Волшебница обвела взглядом всех в зале:

– В чем дело? Кто-нибудь умер? Вы что здесь расселись, как поганки? – И она скорчила гримасу. – У вас тут воняет. Поражением. Капитуляцией. Гнилью. – Она прищурилась. – Это старуха. Она приходила, не так ли? Кто ее впустил?

Повар робко поднял руку.

– Никогда, слышишь, никогда больше не делай этого, – строго сказала ему волшебница, переходя от одной двери на террасу к другой и распахивая все по очереди. – Она как сернистый пар, сочащийся из фумаролы. Как зловонный газ из заброшенной шахты. Отравляет все. Заставляет думать, что лучше принять все как есть, а не бороться.

Сбросив печенье с серебряного подноса прямо на пол, она распахнула рубашку Шанса на груди и стала обмахивать его подносом. Затем шагнула к повару и отхлестала его по щекам.

– Очнись! – крикнула она. – Если эти чернила не работают, мы сварим другие, которые сделают все как надо.

Ночной ветерок влетел в открытые двери, и в зале сразу стало легче дышать. Шанс моргнул, озираясь с таким видом, словно очнулся после глубокого сна. Он начинал приобретать хорошее расположение духа.

– На этой карте было что-то такое. Что-то… – начал он.

Повар щелкнул пальцами:

– Отчего карга заволновалась. Я тоже заметил. А то, что плохо для нее, хорошо для нас.

Миг, и Шанс уже стоял у стола, а повар – с ним рядом. Надев волшебные очки, Шанс стал водить пальцем по пути Изабель, надеясь нащупать то, что встревожило Судьбу.

Он миновал тот день, когда Изабель отрезала себе пальцы и когда уехала Элла, дошел до места, где грубая линия Фолькмара впервые пересекала ее путь, и дальше, туда, где он подходил к концу, потом вернулся и ощупал все снова, но ничего нового не обнаружил. Даже с очками он видел все не так ясно, как Судьба.

И вдруг он тоже наткнулся на кое-что.

Едва намеченное. Но все же оно было. Обходной путь. Самое начало.

– Да! – воскликнул он и хлопнул в ладоши.

– Что там? Ну же, не томи! – сказал повар.

Шанс сорвал с носа очки и сунул повару. Тот надел их, прищурился на карту и сразу расплылся в ухмылке.

– Ха! – крикнул он. – Немудрено, что у старой карги морда стала как целое ведро прокисшего молока! Эта тропа…

– Это дело рук не Судьбы и не Фолькмара… это она сама. Изабель. Это ее действия начали перечерчивать путь, – закончил Шанс, и его глаза искрились от счастья. – Я был прав. Она может измениться. И она изменится. Мы еще выиграем пари. И побьем трех сестер.

– Погоди. Это ведь только начало. Не зарывайся, – предостерег повар.