Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

– А вдруг и она маленькой сделаться может? Или превратится в эту… ик!.. Ну в эту!.. В мышуна летучего?

– В нетопыря.

– Ja, ja, so etwas [18] Да-да, именно ( нем. ). . Ищи её потом…

– Да бросьте, señor Киппер. Кабы так, что за толк караулить её? И потом, мы с вами где?

– А где?

– В монастыре. Святые стены, pues, comprendes? [19] Вот так, понятно? ( исп. ). Какое тут может быть колдовство?

– А и верно! – с облегчением промолвил немец. – Я совсем забыл. Это ты верно подметил, правильно! А она и вправду спит?

– Да правда, правда. Храпит даже, слышите? (Из-под кровати в самом деле слышался вполне натуральный храп – Карел раньше девушки сообразил, что надо подыграть.) – На спине спит, pobrecita [20] Бедняжка ( исп. ). , тяжеловато ей или приснилось что-то. Пусть её. Padre Себастьян сказал, не надо её беспокоить. Vamonos, señor amferes, пойдёмте, там ещё полбутылки осталось.

– А… ик!.. это… – вдруг засомневался Киппер, обшаривая келью светом фонаря. – Что-то мне тревожно. Вот что, Мануэль, ты до утра снаружи карауль, под окном ходи.

– Soccoro? [21] В караул? ( исп. ) – удивился тот. – Для чего? Куда она отсюда денется?

– Приказ не обсуждать! – повысил голос десятник. – Не знаю, куда денется. Может, простыни порвёт и по ним слезет… Himmel, – выругался он, – надо бы забрать у неё простыни… Караул до трёх ночи нести будешь, потом кто-нибудь тебя сменит. Abgemacht. Erfüllen! [22] Решено. Выполнять! ( нем. )

И стражники удалились. Через минуту хлопнула входная дверь, и под окном, снаружи, с интервалом в несколько минут принялись шуршать замёрзшим гравием туда-сюда подошвы сапог. Карел выждал сколько-то и вылез, весь в пыли и в паутине, отряхнулся, поддёрнул штаны и погрозил кулаком сперва двери, потом окошку.

– У, мерзавцы! Тартилья испанская! – Он повернулся к девушке и огляделся. – Так. Что делать?

Он снова прошёлся по комнате, заглянул под стол, пошарил по углам.

– А это что? Это твоё?

Девушка подняла взгляд. В руках у Карела было что-то маленькое и продолговатое. Он подошёл к окну. Стало видно яснее.

– Это губная гармошка, – сказала она. – Её, наверное, Михель забыл.

Ей вспомнилось, как белобрысый фламандец вчера опять пытался с ней поговорить и как-нибудь развлечь, расспрашивал, рассказывал истории, играл на этой штуке… Он вообще странно вёл себя последние несколько дней. Ялка не могла понять, что с ним творится.

– Губная гармошка? – обрадовался Карел. – Я всегда мечтал о музыкальном инструменте! А кто такой Михель? Ещё один стражник?

– Нет. Он просто… просто с ними. Только не надо на ней играть, а то опять прибегут!

– Так. – Глаза у коротышки загорелись. – Ну-ка, дай простыню.

– Зачем тебе?

– Надо. Дай, у тебя их две. – Он стащил с тюфяка простыню, прогрыз в ней две дыры и набросил на себя, как плащ и капюшон.

– Сойдёт, – сказал он удовлетворённо, оглядев себя со всех сторон. – Пришла мне в голову одна идея. Сейчас мы с ними поиграем.

– Что ты задумал?

– Сейчас увидишь. – Он хихикнул и потёр ладошки. – Начинаем воспитательную работу! А ты лежи. Ты притворялась спящей? Вот и притворяйся. Если спросят, взятки гладки: ничего не видела, ничего не слышала. Не бойся, я проверну всё так, что тебя не заподозрят.

– Я не боюсь. – Ялка почувствовала, как вместе со сном к ней возвращается прежнее тупое безразличие. – Я не боюсь. Мне всё равно.

Карел после этого, как показалось девушке, подрастерял свою уверенность, и это даже принесло ей некое удовлетворение, словно его недоумение послужило ей возмещением за беспокойство. И в самом деле, что за толк был от его визита? Что он ей сказал хорошего? Разве что рассмешил, ну так этот маленький гном, тролль, кобольд – кем он там был на самом деле? – всегда умел казаться хамски наглым, хитрым, трогательным и смешным одновременно. И почти всегда не к месту. Невелика заслуга, если вдуматься. Да и охранники теперь настороже.

– Ну, я полетел. – Карел распахнул окно и влез на подоконник. Обернулся: – Тебе принести чего-нибудь?

– Ничего мне не надо. Ни-че-го.

Она затворила оконную створку, вогнала в пазик стерженёк шпингалета и устало опустилась на кровать. Повалилась на бок, накрылась одеялом и затихла. Ей и правда ничего не хотелось. Глаза были как два свинцовых шарика, закрытые веки, казалось, с трудом их удерживают. Она лежала неподвижно, краем уха различая печальные вздохи гармоники за окном, и только вздрогнула, когда хрусталь полночной тишины разбился аркебузным выстрелом, и долго слышала потом, как удаляются и затихают звуки музыки, вдогонку которым несутся божба и проклятия. Что бы там пройдоха Карел ни замыслил, трюк его сработал – один раз пьяный Мануэль промазал, а второй заряд, должно быть, подмочила роса.

Суета и беготня, наставшие потом, её уже не трогали.

Она спала.

Когда деревья расступились и впереди замаячили первые дома, внезапно посвежело. Сыпанул снежок. Всё небо затянуло тучами, в домах засветились окошки. Время было позднее, настала пора подумать о ночлеге для себя и стойлах для скотины.

– Видишь этот городишко, Дважды-в-день? – указал рукою Золтан Хагг и запахнул плащ. Взгляд его был хмурым и сосредоточенным, из складок вязаного шарфа торчал наружу только нос, горбатый и костистый.

– Вижу. Это Кортрейк?

– Да. Последний раз я был здесь года два тому назад. Было одно дельце, я тебе не рассказывал. Неспокойное место, хоть и монастырь неподалёку. Ну? Что скажешь?

Иоганнес Шольц с интересом привстал на стременах. Серый войлок его шляпы побелел, покрытый снежным порохом. Толстяк стянул её, отряхнул о колено, напялил обратно и вновь оглядел из-под широких полей шпиль ратуши, церквушку, пару ближних лавочек и россыпь небогатых обшарпанных домишек. Взгляд его скользил по городу, как луч маяка по волнам: туда – сюда, туда – обратно… вновь туда… опять обратно…

– Выглядит безопасным, – наконец сказал он. – Очаги везде горят, и запах угольный, надёжный. Я бы, правда, не рискнул здесь промышлять – маловат он, чтобы затеряться. Воровская гильдия в таких местах не любит чужаков, а контрабандисту и вовсе приткнуться некуда. Хоть бы канал был, и то легче. А так город как город. Не богатый и не бедный. Петухи на флюгерах… А что здесь?

Хагг пожал плечами. Помолчал.

– Предлагаете тут и остановиться?

– Интересно, кто там сейчас корчмарём? – вместо ответа проговорил Золтан и тронул поводья. – Ладно. Поехали. Всё равно выбора нет.

Почуяв запахи жилья, кобыла и осёл приободрились, всадникам уже не приходилось их подгонять, и вскоре перед путниками возникла вывеска трактира с намалёванным на ней пчелиным жалом и железным фонарём над входом. Но ещё прежде чем они смогли разглядеть, что там написано, до слуха их донёсся шум гульбы – не драки, не погрома, а негромкой такой гульбы. То ли окрестные деревенские справляли что-то, то ли кутили проезжие, то ли сами горожане пьянствовали, чтобы скоротать ненастный вечер. Праздники, вроде, никакие на память не приходили.