Вадим Панов - Прошлое должно умереть

– Почему ты не вернулся? Почему не объявил, что жив?

– Потому что в следующий раз мой брат обязательно довел бы дело до конца.

– И еще ты решил отомстить… – протянула ведьма.

– Они оба заплатят, и первым – Помпилио, – очень зло произнес Огнедел. – Я его любил гораздо сильнее Антонио, мы были близки с детства, были не просто братьями, но настоящими друзьями, и… и за предательство Помпилио будет страдать так же сильно, как я его любил. Он уже страдает, но пытается выкарабкаться из ямы, в которую я его отправил. У него получается, но со вторым ударом он точно не справится.

– Надеюсь, ты хорошо продумал свою месть.

Тайра выдержала короткую паузу, затем громко произнесла: «Время!», возвращая Огнедела в реальность, и террорист вздрогнул. Затем поднял голову и с легким удивлением посмотрел на ведьму.

– Задумался? – тихо спросила она.

– Я люблю смотреть на пламя, – ровным голосом ответил Мааздук. – Это моя стихия.

И, глядя на пляшущие языки, верных помощников гипнотизера, Огнедел понял, что ведьму обязательно придется убить.

– Значит, сюрприз не удался… – с притворной грустью произнес Огнедел и кивнул на ведьму: – Она рассказала? Можешь не отвечать, знаю, что она… – а в следующий миг резко повернулся к женщине и грубовато спросил: – Побывала в моей голове?

– Да, – честно ответила Тайра, глядя террористу в глаза. – Догадался?

Тот молниеносно отвел взгляд, понимая, с кем имеет дело, и растянул резиновые губы в безжизненной усмешке:

– Не смогла удержаться?

– Мне стало интересно, – призналась Тайра.

– Уверен, тебе понравилось.

– Там довольно гадко…

И вдруг он спросил:

– Смогла бы меня вылечить?

И заставил женщину сбиться. Несколько секунд Тайра изумленно смотрела на довольного Огнедела, после чего недоуменно уточнила:

– Сделать нормальным?

И услышала громкий, обидный смех.

– Неправильный ответ, ведьма, который показывает, что ты не поняла, где побывала, – с издевкой произнес Маурицио. – Меня не нужно лечить, потому что я нормальный, ведьма, я абсолютно нормальный… по своим меркам… Правда, братец?

Помпилио промолчал.

Теперь сбился Огнедел, правда, всего на секунду, но сбился, недовольный тем, что брат не ответил. Впрочем, продолжил он прежним тоном:

– Мы убиваем не потому, что психопаты, а потому, что убивать для нас так же естественно, как жить. Смерть – наша постоянная спутница, мы не стесняемся приглашать ее, когда она нужна: сражаясь за власть или золото, захватывая новые земли или приводя к покорности старые, если нужно убить – мы беспощадны, если нужно наказать смертью – мы не колеблемся… – и снова быстрый взгляд на Помпилио и ехидный вопрос: – Правда, братец?

И снова тишина. Только на этот раз Маурицио знал, что так будет, и не ждал ответа.

– Скажи, ведьма, ты способна излечить меня от сотен поколений предков, для которых убийство было чем-то вроде развлечения?

– Нет.

– Вот и я так думаю, – после чего повернулся к Помпилио и вопросительно поднял брови: – Добавишь что-нибудь?

– Я бы все равно тебя узнал, – почти равнодушно произнес тот, всем своим видом показывая, что отвечает вынужденно, чтобы прицепившийся как репей террорист в конце концов от него отстал.

– Мы оба знаем, что ты врешь, – почти дружелюбно возразил Маурицио. – Мое изображение украшает все планеты Герметикона, ты наверняка держал его в ящике стола, а может – на столе, в рамочке… Я ведь знаю, как сильно умеют ненавидеть адигены… Мое лицо вставало у тебя перед глазами и днем, и ночью, но ты меня не узнал.

– Нет, не хранил, – ровно произнес Помпилио. – И нет – не вставало перед глазами. И ты знаешь, что я не лгу.

– Знаю, – неожиданно согласился террорист. – Но раз ты не видел меня, значит, вспоминая Кардонию, ты представлял Лилиан – так же, как я. – Маурицио никак не мог пробить броню равнодушия, которую выстроил брат, и попытался атаковать самым сильным оружием. – Я часто думал о прелестной Лилиан дер Саандер. Ведь с ее помощью я прославился на весь Герметикон.

– Ты что, скоморох?

Вопрос, заданный размеренным, но отчетливо высокомерным тоном, заставил Огнедела повторно сбиться, только на этот раз – заметно. Помпилио зевнул, прикрыв рот пальцами правой руки. Тайра отвернулась, пряча улыбку.

А Маурицио вцепился руками в подлокотник, закусил губу и молчал примерно полминуты. Затем тихо сказал:

– Знаешь, зачем здесь два телохранителя, братец? Не для тебя – для меня. Они должны сдерживать меня, чтобы ты не умер раньше времени. Я приготовил для тебя нечто особенное и хочу, чтобы ты сполна насладился блюдом моей мести.

– Холодным?

– Увидишь. – Огнедел помолчал еще чуть, окончательно взял себя в руки и почти спокойно заметил: – Кстати, ты тоже прославился, братец, благодаря кардонийской трагедии о тебе узнал весь Герметикон. Ты приобрел широкую известность.

– Для этого мне не пришлось подло убить беззащитную женщину. – Помпилио скривился.

– Подло? Я был на площади – среди телохранителей и полицейских! Я рисковал!

– Я восстановил каждую секунду убийства, каждый твой шаг, каждое движение и знаю, что ты мастерски отвлек внимание охраны. И стрелял в безоружную женщину. – Пауза. – Тебе ничто не угрожало, трус.

И столько презрения прозвучало в голосе Помпилио, что вскочивший на ноги Огнедел едва удержался от пощечины.

– Я изменил ход истории!

– Раньше ты был мерзавцем, а теперь просто спятил.

– Не забывай, что твоя жизнь – в моих руках.

– А твой разум – в моих.

– Ведьма для меня безопасна.

– Разве я сказал, что твой разум в ее руках? – удивился Помпилио. – В моих, брат, в моих.

– Неужели? – прищурился Маурицио.

– Ведь это я сделал тебя таким, какой ты есть…

– Нет!

– Я свел тебя с ума…

– Нет!

– И глядя на огонь, ты всегда видишь горящий Гларден…

– Нет!

– И меня, все эти годы ты видел меня, брат, превзошедшего тебя во всем.

– Ты оставил меня умирать! – завизжал Огнедел.

– Я думал, что ты уже умер, – поправил его Помпилио.

– А если бы знал, что я жив?

– Вернулся бы и добил.

Охранники насторожились, решив, что Огнедел собирается накинуться на пленника, но террорист сдержался. Помолчал, бешено глядя на брата и стоя в шаге от него, после чего вернулся в кресло, глубоко вздохнул и очень медленно продолжил:

– Ведьма, ты знаешь о чувствах, которые мой братец испытывал к той девчонке? Конечно, знаешь, ты ведь наверняка побывала в его голове и поняла, как сильно он любил свой цветок, свою Лилиан… – однако на Тайру Огнедел даже не посмотрел, все его внимание было приковано к Помпилио, который вновь надел на лицо маску холодного равнодушия. – Ты не поверишь, братец, как долго я ждал, когда ты кого-нибудь полюбишь. Я хотел убить тебя сразу, едва оправился от ран, хотел сжечь твой вонючий цеппель и проклятый Даген Тур, но сдерживался. Я понял, что смерть не станет для тебя чем-то страшным, как не стала для меня – мы ведь воины, нас учили, что смерть – это обязательная часть жизни, мы без колебаний принимаем вызов на дуэль, мы умеем рисковать и всегда готовы умереть… Я же хотел сделать тебя несчастным, братец, я хотел, чтобы ты кого-нибудь полюбил, и я дождался… Слышишь, ведьма: я дождался! Братец капризен и чванлив, это большое дитя, проводящее жизнь в праздности и развлечениях. Его опасные приключения, тренировки в Химмельсгартне – это все развлечения, нужные, чтобы не умереть со скуки. Таким уж он уродился… младший… любимчик родителей и Антонио… самовлюбленный урод… Но я дождался: братец в конце концов влюбился. Я долго не мог поверить, что это случилось, долго наблюдал за вами со стороны, пока не убедился, что ты действительно обожаешь Лилиан… Я приготовился к удару, хотел убить ее на Заграте, но эти кретины устроили на планете революцию! – Огнедел развел руками, театрально демонстрируя глубину своего разочарования. А следующую фразу произнес очень серьезно: – Я восхищаюсь совершенным тобой подвигом: отправиться в захваченный бунтовщиками дворец, чтобы спасти девушку, – это дорогого стоит. Прими мое уважение.