Симона Вилар - Сын ведьмы [litres]

Добрыня слушал, наматывал на ус, но в глубине души был растерян. У Кощея вон, оказывается, сколько воинства, к тому же он и сам не лыком шит. И чтобы противостоять такому, надо добыть обещанные ведьмой доспехи, получить волшебный меч-кладенец.

Малфрида, словно угадав его мысли, сказала:

– Дай мне время. Я должна поворожить, почувствовать и найти. Пусть только местные ко мне не лезут.

– Да ты сама все время с ними!

Произнес это и умолк. Что это он наседает на нее? Уже пора научиться верить ей, почитать… как и положено почитать родимую мать. Поздно они познакомились и сблизились. И в его душе еще не прошло недоверие к ней.

Какой-то миг они смотрели друг на друга – оба худощавые, стройные, темноглазые, ликом скорее смуглые, чем по-славянски румяные. Добрыня выглядел старше матери, но все же было видно – они одной породы.

Об этом думал и Сава, наблюдавший за ними, пока они совсем не удалились. Ему было не очень уютно оставаться среди людей в становище, он чувствовал на себе их взгляды, недобрые и подозрительные, замечал, как они переговариваются, собираясь группами. Ах, знал бы он их речь, поговорил бы, рассказал о Создателе, о его заветах, полных не запугивания, а добра и понимания. Но люди этого серого, лишенного ночей мира разве поймут? И, вздохнув, священник пошел прочь.

Обычно его не удерживали, если он просто ходил по окрестностям. Как будто понимали, что деваться ему некуда. И верно, куда идти, если прилетел сюда на чудище шестикрылом! Здесь нет солнца, чтобы определить направление, нет дня и ночи, чтобы по солнцу и звездам узнать, где ты находишься, где родимая сторона. Да и есть ли отсюда выход в привычный мир? Там, откуда он прибыл, лето в разгаре, кукушки кукуют, цветы распускаются, а тут… Такой холод и ветер! Темные облака идут непрерывно над горами или просто лежат на них, словно закрывая этот мир от всего остального. А когда ветер чуть сносит их, то видно, что черно-коричневые вершины гор покрыты снегом. Лето ли здесь?

Сава направился в сторону леса у подножия гор. Огромные, они казались совсем близко, но и одновременно очень далеко. И Сава понимал, что идти туда и идти еще. Да и стоило ли?

А вот местные вдруг решили, что пришлый тайа намерен пробраться к горам Умптек. И кинулись к нему наперерез, кто с копьем с заостренным клыком на конце, кто с дубиной. Сава попытался их успокоить, показывал жестами, что хотел лишь немного прогуляться. Люди-олени кивали, но пройти не давали. Держали оружие, направив на чужака, смотрели угрюмо. Сава даже озлился. Разбросать их всех, что ли? Даже руки зачесались. Но потом вспомнил, что он священник, что ему надо жить по-христиански, мирно, дружелюбно.

Вздохнув, Сава отошел в сторону, а как немного отстали, начал взбираться на высокую ель. Сверху он, может, что-нибудь да разглядит. Лезть такому крупному парню на колючую ель оказалось непросто, едва продрался сквозь множество острых засохших веток. А потом оказалось, что настырные люди-олени тоже взбираются следом. Вот неугомонные! Толпой лезут, да так, что ель уже ходуном ходит, того и гляди свалишься.

И опять душу священника Савы стала заполнять жесткая, несвойственная ему ярость. Пытался успокоить себя, шептал негромко:

– Прости их, Господи! Они не ведают, что творят.

Как будто немного отлегло. С Божьей помощью оно как-то легче. Правда, читать молитвы на раскачивающемся дереве ему еще не приходилось. И все же он начал: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа!..»

И тут что-то случилось. Рядом завыл кто-то, треск пошел среди зарослей. Со своего места Сава с удивлением видел, как содрогаются и трещат огромные стволы деревьев, валятся, словно между ними проносится некто огромный и жуткий. Он даже позабыл молиться, только смотрел, повторяя:

– Спаси и сохрани! Спаси и сохрани!

Через какое-то время стало тихо. И если бы не поваленные деревья в чаще, то и не скажешь, что был тут кто-то. Столь мощный, что и… Больше тура лесного, больше медведя огромного. Сава ощутил, что весь взмок от страха. А еще заметил, что все карабкающиеся за ним люди-олени вмиг умчались. Бежали к стойбищу, что-то выкрикивая. У Савы появилось огромное желание последовать их примеру. Он почти скатился по колючему стволу, щеку расцарапал, островерхую шапку с копытными бляхами обронил где-то. Но когда почти вприпрыжку вернулся к становищу, вроде бы все обычно было. Только люди стали сторониться его, смотрели с испугом.

Он хотел поведать о случившемся Малфриде с Добрыней, но когда увидел их, возвращающихся от реки, решил ничего не говорить. Эти двое были спокойны, даже выглядели довольными. Между ними, казалось, было полное взаимопонимание. Раньше такого не замечал, а теперь они только и ходили вдвоем или долго сидели у одного из костров, не обращая внимания на происходившее вокруг. Зато к Саве пришел Жишига.

– Мне не по себе. Все время чувствую, что за мной кто-то наблюдает. Оглянусь – никого. Даже эти убогие меня оставили, не обращают внимания. Но в спину как будто давит что-то. Худо мне от этого. Сам-то как, не замечаешь?

Сава лишь пожал плечами. Умылся в озере, коснулся расцарапанной щеки, которая еще саднила.

– Подрался ли с кем? – полюбопытствовал волхв. И вдруг произнес: – Как я понял, ты из этих… из христиан. Может, твои молитвы тут имеют бóльшую силу, чем все мои наговоры?

О, Саве было отрадно, что кто-то заинтересовался верой Христовой. Стал рассказывать о Спасителе, о вере, полной добра и милосердия. Жишиге быстро надоело, но не уходил, сидел, пригорюнившись, думал о чем-то своем, только порой нет-нет да оглянется пугливо. Даже накрылся шкурами, как будто прятался от кого. Зато когда Сава стал напевать псалом, притих, начал даже подремывать. А к Саве подсели местные детишки, слушали непривычные тут напевы, улыбались. И ему так хорошо сделалось среди них. Ах, если бы они еще хоть немного понимали его! Но он лишь несколько слов по-местному выучил: «туда», «нет», «пойду». С таким запасом про истинную веру много не расскажешь.

А потом его разыскал Добрыня. Еще недавно ходил спокойный и уверенный, а тут вдруг лицом потемнел.

– Малфрида вызнала у людей-оленей про милую мою Забаву. Была она тут.

Он протянул Саве удивительно голубой камень.

– Вот что нам с Малфридой дал шаман Даа. Говорил, что у прибившейся ранее к становищу беглянки такие глаза были.

В первый миг Сава и слова не мог вымолвить. А еще где-то в глубине души появилось изумление, оттого что посадник назвал девушку своей милой. Ранее Сава и впрямь подумывал на ней жениться, а вот Добрыня… Ему-то что?

А еще, по чести сказать, Сава со всеми этими событиями и думать забыл о Забаве. Она для него осталась девой из мира дубрав и лесных речушек, где цветет душистая черемуха. И почему-то верилось, что Забава осталась там, где безопасно и где лето просто лето. А Добрыня говорит…