Ричард Морган - Стальные останки [litres]

Почувствовал знакомое прикосновение рукояти, похожее на поцелуй в ладонь, и улыбка на его лице превратилась в оскал.

Ножны с холодным звоном разжали объятия.

Друг Воронов вырвался на свободу.

«Хочешь знать, как все закончится, Гил?»

Однажды вечером в Ан-Монале словоохотливый и весьма пьяный Грашгал с загадочным видом держал в черных, покрытых шрамами руках только что выкованный меч, Друг Воронов, с хитрым прищуром разглядывая продольный желобок на клинке. От отблесков огня в большом очаге с краев лезвия будто капала расплавленная сталь. Из сумрака под потолком злобно таращились резные горгульи на концах балок.

«Я видел, как все закончится. Однажды в городе, где для людей подняться в воздух – не сложнее, чем дышать, где кровь отдают чужестранцам в дар, а не крадут, вооружившись заточенным железом и яростью, как это делаем мы – однажды, в таком месте эта дрянь будет висеть за стеклом, через которое на нее таращатся малыши». Держа Друга Воронов одной рукой, Грашгал лениво взмахнул им несколько раз, и меч что-то прошептал в сумерках, озаренных светом камина.

«Я это видел, Гил. Они смотрят на эту штуку через стекло, и оно покрывается испариной от того, как они прижимаются носами, и отпечатки ладошек медленно тают, когда сами дети уже умчались поглядеть на что-нибудь другое. И для них он – полная бессмыслица. Хочешь знать, почему?»

Рингил, вальяжно раскинувшийся в кресле, махнул рукой. Он и сам был не слишком трезв.

«Нет. В смысле, да. В смысле, понятия не имею. Валяй, объясни».

«В том городе, Гил, никто ничего не понимает, потому что для них это уже не имеет значения. Они не боятся стали и людей, которые ее носят, и никто из них этому не научится, потому что нет нужды. В том городе, который я увидел, таких людей больше нет. Нас там нет».

«Тебя послушать, местечко зашибись, какое красивое. Как мне туда попасть? – Рингил свирепо ухмыльнулся кириатскому клановому вождю. – А, погоди – сейчас ты скажешь, что за жилье там дерут втридорога, верно? И как мне зарабатывать на жизнь, если они держат мечи в музее?»

Грашгал очень долго смотрел на него сверху вниз. Потом улыбнулся.

«Боюсь, Гил, ты туда не попадешь. Слишком далеко, и быстрые тропы чересчур извилисты для людей. А на прямой дороге и ты, и я станем пылью, полузабытыми сказками еще до того, как этот город начнут строить. Но его час настанет, и этот меч будет тому свидетелем. Кириатская сталь, смертоносная и долговечная. Когда закончатся войны, и даже боги забудут причиненную ими скорбь, а кириаты превратятся в миф, в который никто не верит, эта убийственная… окаянная… вещь будет висеть без дела, не причиняя вреда, выставленная напоказ для детишек. Вот как все закончится, Гил. И некому будет вспомнить, задуматься или понять, что эта штуковина может натворить, если дать ей волю».

Рингил пришел в движение, словно вихрь, и первого из людей Хейла встретил синеватой дугой взлетевшего клинка. Головорез занес секиру, а Рингил уже выставил Друга Воронов, отражая удар. Он парировал, сжав оружие обеими руками, жестко, целясь не в секиру, но в руку, которая ее держала. Кириатский клинок аккуратно рассек запястье. Кровь хлынула из обрубка, его забрызгало, и в душе Рингила что-то неистово-дикое завопило от восторга. Отрубленная рука продолжила падать по дуге, брызгая кровью и пачкая их обоих; секира глухо ударилась об пол. Ее владелец тупо уставился на собственные пальцы, еще сжимающие древко, и крик застрял у него в горле. Рингил рубанул по тому месту, где плечо соединялось с шеей, рассек артерию и сухожилия, прикончив врага.

Следующий, с коротким мечом в одной руке и булавой в другой, уже был у него за спиной. Рингил сделал ложный выпад справа, сверху вниз и вынудил противника поднять оба оружия не туда, а потом опустил Друга Воронов низко, почти горизонтально, и замахнулся, целясь в живот. Ни один широкий меч, выкованный из человечьей стали, не позволил бы так резко сменить вектор движения; но кириатский сплав не просто позволил – он ответил на маневр песней. Удар рассек врага от бока до бока, и меч зацепил хребет, прежде чем вышел из тела.

«Твою мать».

Рингила прошиб холодный пот – удар вышел неряшливый, с более умелыми противниками за такое можно поплатиться жизнью. Он слишком давно не выходил на поле боя.

Но это были не лучшие бойцы, и преимущество, которое давала кириатская сталь, возмещало ошибки. Освободив оружие, Рингил шагнул вперед. Головорез со вспоротым брюхом покачнулся, еще не осознав, что случилось, неуклюже попытался развернуться вслед за ускользающим противником, и тут его кишки и содержимое рассеченного желудка вывалились на ковер, а он сам, запнувшись о собственные внутренности, упал, вопя как ребенок.

Третий противник Рингила отпрянул, наткнувшись на павшего соратника. Он был вооружен топором и дубиной, но, похоже, не умел обращаться ни с тем, ни с другим. Молод, лет семнадцать-восемнадцать, и от внезапного страха битвы его явно подташнивало. Рингил одолел разделяющее их расстояние, наступив умирающему на грудь, и воткнул клинок в горло юноши, чье лицо исказилось от боли. Хлынувшая кровь окрасила его одежду в черный от шеи до талии. А потом, будто вымокшая ткань стала тяжелой, он плавно опустился на пол, цепляясь за оружие, которым не успел воспользоваться. Его глаза искали лицо Рингила, губы беззвучно шевелились.

Рингил уже отворачивался.

Наступила передышка, и он впервые смог оценить поле боя. Металлический привкус пролитой им крови на языке, ее капли на лице. Нестройные вопли вокруг – несхожие, отрывистые куски боя. Он увидел Эрила: наемник, прижатый к стене, с кинжалами в обеих руках, отбивался от двух нападавших, рубя и пинаясь. Третий лежал в луже крови у его ног. Неподалеку от него Гирш рухнул на пол с арбалетным болтом в бедре. Над ним стоял громила с занесенным мечом. Гирш откатился, когда клинок пошел вниз, и ударил противника булавой по голени. Тот взвыл, пошатнулся, бестолково взмахнул мечом. Гирш отбил удар, приподнялся на локте и рубанул нападающего по колену сбоку. Громила рухнул ничком рядом с ним, продолжая завывать от боли. Гирш снова перекатился, забрался на врага и стал бить его по лицу булавой.

Уловив краем глаза какое-то движение, Рингил вскинул меч и увидел, что Терип Хейл тыкает в него… что это, ради Хойрана, нож для чистки фруктов? Угол атаки плохой, но времени нет. Он дернулся в сторону, оторвал левую руку от Друга Воронов и отбил атаку по-ихельтетски, без оружия. Одновременно другой рукой он ударил Хейла в лицо рукоятью меча. Работорговец взвизгнул и упал. Рингил оставил его лежать и обернулся как раз вовремя, чтобы блокировать булаву Джаниша, привратника. Зацепив оружие острием клинка, увел удар в сторону и, когда Джаниш потерял равновесие, пнул его по ногам. Привратник рухнул на пол и в отчаянии попытался откатиться в сторону. Рингил нетерпеливо бросился следом и одним ударом перерубил ему хребет. Обернулся, чтобы проверить, как Гирш, но увидел еще двух «веселых девиц», которые бросились в атаку одновременно.