Антология - Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака [сборник litres]

– Кем был тот воин, с молниями, нашитыми на плече? – спросил Адерил.

– Хорунжий Эллерон, очень организованный и предусмотрительный. Следил, чтобы мы всегда имели все на своем месте, чтобы кони были сыты, доспех – отремонтирован, и чтобы каждый из нас мог заснуть в тепле и с полным брюхом. Благодаря ему нам удалось пробиться и покинуть поле битвы. Вывел нас из окружения буквально в последний момент, уже после того, как бригаду разгромили.

– Он погиб подле алтаря. Защищаясь, потерял руку, вероятней всего – из-за удара топором. Потом кто-то толкнул его на алтарь и ткнул восемь раз в живот, после чего оставил с говном, выпущенным из кишок. Эллерон лежал, скорчившись, и смотрел, как гибнут остальные. В конце получил молотом по затылку – может, чеканом, – пояснил Адерил. – А кем была эта девушка?

– Это Беанна, она из Нильфгаарда. Была дочерью известного ювелира, и сама была одарена необычным талантом. Это она украсила ножны моего меча, выжигая на нем орнамент кусочком гвоздя, раскаленным в костре. Мы заплетали друг другу косички…

– Ее разоружили, сломав при этом обе руки. Потом стянули ее штаны и насадили на заостренный кол. Глубоко, по крайней мере на локоть. Оставили ее так, чтобы истекла кровью. А теперь этот: кажется молодым.

– Красавчик Ларандель, все девушки в бригаде были в него влюблены. Он и правда был молоденьким, один из немногих представителей младшего поколения, – кивнула Торувьель. – Он был тонкой, вдохновенной натурой, сочинял стихи и порой пел нам под лютню. И я вижу, ты можешь не рассказывать. Разбили ему в кашу лицо, буздыганом или чеканом.

– Да. Но до этого его изнасиловали…

– Хватит! Я знаю, чего ты хочешь, – со злостью выпалила все сильнее трясущаяся Торувьель. – Люди – дикие твари, склонные к величайшей жестокости. Не заслуживают, чтобы воспринимать их как мыслящих или чувствующих существ. Это только неразумные скоты, реагирующие на базовые инстинкты: жрут, размножаются и уничтожают все, что является чужим и другим. Еще недавно я свято в это верила, уничтожала их на каждом шагу, как величайших вредителей. Но уже не могу… Я этого больше не выдержу. Начинаю замечать все больше подобия между нами, общих черт. Я не хочу иметь на своей совести новые жертвы, я не согласна…

Эльфский маг со вздохом покачал головой.

– Ты едва жива от жара и усталости. Кроме того, в последнее время ты слишком многое пережила, узнала слишком много насилия. Пережила посттравматический синдром, который часто мучает ветеранов. Ты должна отдохнуть. Пойдем отсюда, переправим тебя на ту сторону, я всем займусь, тебе не придется на это смотреть и в этом участвовать, – сказал и, все еще приобнимая ее за плечи, подтолкнул в сторону пещеры.

Два воина стояли перед Пчелкой и Глазком. Жрица прижималась к охотнику, а на ее лице был страх. Она не понимала старого языка, не знала, о чем они разговаривают, но, должно быть, ощутила угрозу. Два вооруженных эльфа выглядели по-настоящему опасными, а их позы выдавали враждебность. Однако Глазок, казалось, этого не видел, улыбался одному и другому, даже пытался с ними заговаривать – но с тем же успехом мог разговаривать с памятниками.

Торувьель прошла несколько шагов, позволяя направлять себя, словно безвольный манекен. Перед глазами ее были не разлагающиеся тела друзей, но лица почти двух сотен беженцев из каравана. Адерил вырежет их по очереди, одного за другим. Будет стремиться любой ценой удерживать ворота открытыми, хотя бы и для исследовательских целей, чтобы узнать их тайну. Как знать, чем еще он готов пожертвовать ради знания?

– Нет, – прошептала она, после чего оттолкнула чародея и выхватила меч из ножен.

Он отшатнулся, а с лица его пропало довольство, вместо того появилась злость. Торувьель переоценила свои силы. У нее закружилась голова, она отшагнула в сторону, споткнулась и упала на колени. Меч ее зазвенел по камням.

– Возвращайтесь, откуда пришли, и затворите за собой ворота! – крикнула она. – Этому миру вы не нужны, тут уже некого спасать.

– Идиотка, – процедил эльф, кладя руку на медальон. – Ты ничего не понимаешь. Захват открытых ворот может изменить расклад сил в нашем мире. Война с единорогами, все это дерьмо… Наконец-то удастся навести порядок и получить над миром контроль. Кроме того, это мой золотой шанс, чтобы показать, на что я способен. Я всего лишь простой маг… да что там говорить! Хотел при случае тебе помочь, но если уж ты предпочитаешь умереть тут вместе с паршивыми людьми, то хотя бы умри на алтаре. Твоя кровь усилит ворота.

Он явно готовился наложить заклинание. Торувьель, бледная и дрожащая, все еще на корточках, упершись в землю мечом, смотрела ему в глаза. Вдруг молниеносным жестом вскинула меч над головой и, не меняя позы, метнула его в мага. Свистнула сталь. Меч в полете сделал полный оборот и воткнулся Адерилу в руку. Прошел насквозь, скрежетнул на золотой пекторали и воткнулся в грудь эльфа. Кончик клинка вышел у мага из спины, украсив его расшитый кубрак пятном крови. Смертельно раненный маг с необычайным удивлением взглянул на рукоять, что торчала из груди, и на клинок, приколовший к ней руку. Колени его подогнулись, он тяжело упал на землю.

Глазок вовсе не казался удивленным оборотом дела. Улыбался двум воинам, но наблюдал за эльфкой. Едва Торувьель вскинула меч, он был уже готов. Рогатина в сильной руке ударила прямо в глаз первого эльфа. Наконечник с чавканьем вошел глубоко в голову воина. Остановила его только поперечина на древке. Эльф полетел назад, словно его ударили молотом. Глазок плавно продолжил движение, но второй воин уклонился, выхватив меч. Но прежде чем успел его поднять, в лицо его ударила волна горячей пыли. Это Пчелка метнула приготовленный пакет с растертыми зернами какого-то местного растения. Эльф заморгал, ослепленный. А мигом позже в его мозг вошел наконечник рогатины.

– Вот отчего меня зовут Глазком, – сказал охотник. – Я четырех медведей убил, воткнув им копье в глаз. Но не думал, что этот фокус действует и на эльфов.

Пчелка не слушала его похвальбы, но быстро подскочила к Торувьель. Эльфка свалилась навзничь в нескольких шагах от умирающего Адерила, закрыла глаза. Утратила остаток сил. Жрица присела рядом и принялась рыться в сумке в поисках какого-то лекарства.

– Лесные духи больше не станут вас беспокоить – по крайней мере не больше, чем всегда. Вход в храм лучше всего завалить. Пусть в него никто не входит, – прошептала Торувьель. – Уберите тела эльфов подальше от руин и сожгите их. Мое – тоже.

– Ты ведь это сделала, верно? Установила для себя искупление. Погоди, погоди, – бормотала Пчелка. – Не умирай пока что, тебе еще не время.