Дмитрий Скирюк - Руны судьбы [litres]

Брат Себастьян медленно встал и наклонил голову. Блеснула вспотевшая тонзура.

– Госпожа Белладонна, – сдержанно сказал он, – примите мою искреннюю благодарность за ваши э-э-э… рекомендации. Я вас больше не задерживаю.

На этом спор, как ни странно, закончился. Ни слова более не говоря, «госпожа Белладонна» сноровисто втиснулась в чёрную кофту, застегнулась на все пуговицы, набросила накидку, вздёрнула носик, швырнула напоследок всем презрительное «Пфе!» и вышла, хлопнув напоследок дверью так, что с гвоздя над косяком сорвались серп и молот. Сорвались и грохнулись на пол. Из щелей меж половицами взметнулась пыль.

Брат Себастьян по-прежнему стоял, упрятав руки в рукава рясы, потом выбрался из-за стола, сделал знак Томасу следовать за ним и удалился к себе в комнату. Выражение его лица было суровым и задумчивым.

– Не женщина, а ураган, – почтительно сказал Санчес, когда за ними закрылась дверь, налил Мануэлю вина и тоскливо поглядел на пустую бутылку. – Настоящий tornado! Уважаю. Помнится, лет шесть назад, когда мы брали штурмом ту деревню возле Лангедока…

– Ох. Засохни ты, Санчо, со своими бабами, – отмахнулся Родригес. – Не до тебя сейчас.

Усы его висели.

– Что случилось? – спросил наконец Мануэль.

– Ничего, – Родригес сплюнул. – Просто эта девка беременна.

– Девка?! – Мануэль покосился на дверь. – Ничего себе, девка! Ей же лет пятьдесят, она мне в матери годится!

– Да не она, дурак! – досадливо поморщился Родригес. – Другая девка. Та, которую мы сцапали в лесу. Она беременна.

– А… Ну и что?

И тут Родригес неожиданно замялся. Посмотрел на Санчеса, на Михеля, будто втайне надеялся, что кто-то скажет это за него, и наконец решился.

– Она девственница, – сказал он.

– Что-о?

– Что-что! – рявкнул, наливаясь кровью, Санчес. – Не умывался сегодня, что ли? Иди уши прочисти! «Что…» Девственница, вот что!

– В каком смысле девственница?

Санчес выпучил глаза.

– Ты что, совсем дурак? В том самом смысле, который там . Она demoiselle, мазита, virgo intacta, целка, будь она неладна! Понял?

– Voto a Dios! [102] Боже правый ( исп .). – в ошеломлении воскликнул Мануэль и широко перекрестился. – Sin Percardo concebida! [103] Непорочное зачатие ( исп .).

– Ори потише. – Санчес мрачно покосился на дверь, потряс бутылку и заглянул внутрь. – А, caspita! – выругался он. – Ещё и вино закончилось!..

– Да, дела, – вздохнул Родригес, пожевал обвисший ус и полез в кошелёк. – Ты прав, Санчо: на трезвую каску тут не разберёшься. Эй, Мигель! На, пойди к хозяину, закажи ещё вина. Э, да что это с тобой, hombre? Ты зелёный весь! Эй!..

Михелькин закатил глаза, обмяк и, прежде чем кто-то успел его подхватить, свалился с лавки и растянулся на полу.

Воцарилась тишина.

– Не боец, – с глубоким вздохом поставил диагноз Родригес.

Ланс Липкий посмотрел на свет щербатую пивную кружку, последний раз протёр её и со вздохом поставил на полку. Всё равно протереть их дочиста у него никогда не получалось. Наверное, мутным было само стекло. Он перебросил полотенце через плечо и огляделся.

Народу сегодня было мало, но не так чтоб очень. Большинство сидящих в пивном зале были завсегдатаями, но была и пара заезжих купцов, занявших отдельные помещения во флигеле и нишу в северном приделе, и стражники, зашедшие погреться, и разные прочие люди, так что выручка обещала быть неплохой. За окном метался дождь, что тоже было весьма приятно – меньше будет охотников уйти пораньше. Пиво быстро убывало. «Надо на завтра пару дополнительных бочонков заказать», – мелькнула в голове у Лансама дельная мысль. Не откладывая дела в долгий ящик, он вынул из-за стойки амбарную книгу, помусолил карандаш и аккуратно приписал напротив количества бочек: «добавить ещё две». Подумал и добавил: «1 светлого и 1 тёмного». Захлопнул книгу. Повертел в пальцах огрызок карандаша. Нахмурился. Накатили воспоминания.

Сразу после разговора с сумасшедшим толстяком монах вызвал Лансама к себе и задал несколько вопросов, как то: где, когда и как он познакомился с ведьмаком по кличке Лис или Жуга, где оный ведьмак обретается, когда и зачем является в город, что за драка здесь произошла два месяца назад и почему, что травник творил при нём богопротивного, кому принадлежит фармацевтическая лавка за углом. Ланс пробовал состроить дурака, на что монах милейшим образом посоветовал ему не запираться, ибо ему, монаху fratres ordinis Praedicatorum, милостью божией исполняющему обязанности инквизитора, известны способы добиться истины, а несчастный Смитте, хоть и пребывает в помрачении ума, события излагает довольно связно, с указанием времени и места. Итак?..

Георг сглотнул, вспомнил о сидящих внизу солдатах, готовых явиться по первому зову монаха, и стал говорить. Рассказал он, конечно, мало – что он мог рассказать? – но что знал, сказал. Монах выглядел довольным, посоветовал хранить молчание и впредь поосторожней относиться к подобным знакомствам, а через день, к невероятному облегчению Ланса, оставил заведение под жестяной Луной.

…Дверь натужно скрипнула пружиной и гулко хлопнула, впуская ветреный порыв дождя и низкорослого хромого человека с посохом, наглухо закутанного в мокрый клетчатый плащ. Из-под низко надвинутого капюшона даже глаз не было видно. Посетители, как это обычно бывает, скользнули взглядами в сторону вошедшего и вернулись к своим деловым и досужим разговорам, но потом, один за одним, почему-то опять на него уставились. Что-то в нём неуловимо привлекало внимание, вызывало если не страх, то недоумение и безотчётную тревогу. В корчме медленно, но верно воцарялась тишина, пока, наконец, не воцарилась совсем.

Не снимая плаща и не открывая лица, вошедший проследовал к стойке, взгромоздился на высокий табурет и упёрся локтями. Молчал. Даже не поздоровался. Лансу был виден только круглый подбородок и бескровные пухлые губы.

Кабатчик нахмурился, но заставил себя улыбнуться. Улыбка не получилась.

– Что будешь заказывать? – спросил он.

Человек провёл языком по губам.

– Пива, – глухо сказал он.

– Пива? Больше ничего?

– Ничего. Только пива.

– Хорошо, пива так пива. – Ланс намётанным взглядом окинул видавший виды плащ, истрёпанные в бахрому манжеты рукавов и растоптанные, ужасно грязные и явно чужие башмаки. Человек был весь в пыли и паутине. Его шатало. К тому же пахло от него премерзко – сыростью, тленом, кошачьей мочой, будто он неделю ночевал в подвалах и на чердаках.

– Чем будешь расплачиваться, приятель?

– А ты налей мне в долг. Я всегда плачу долги.

– Охотно верю, друг мой, – Лансам снова попытался улыбнуться. – Охотно верю. Только что-то я тебя никак не припомню. Может, у тебя есть что оставить в залог?