Дмитрий Скирюк - Руны судьбы [litres]

– Ты зачем вскочил? – воскликнула она. – А ну, ложись обратно!

– Почему? – опешил тот. – Я уже здоров, я могу ходить…

– Ложись, кому сказала! Тебе ещё рано вставать.

Фрица разобрало.

– Чего ты раскомандовалась? – огрызнулся он. – Орёшь, как эта самая… Чего мне теперь, всю жизнь так лежать?

– Будешь упираться, – наставительно сказала та, – придётся и всю жизнь! Чего капризишься как маленький? Это не я так захотела, это Жуга велел, чтоб ты лежал.

– Жуга?

– Да. Лис.

– Но мне нужно выйти… – растерялся мальчишка. – И это… мне и вправду легче. Сколько можно лежать? Я уже все бока отлежал… Это тебя зовут Кукушка?

Девушка заметно покраснела.

– Я Ялка, – ответила она. – А тебя зовут Фриц? – Тот кивнул. Она помедлила, потом решительно сбросила с плеч кожушок и протянула ему. – Ладно, так и быть. Держи и выходи. Только недолго! Ты ещё болеешь, а на улице холодно. Нужник там, за конюшней, по тропинке и направо.

Когда Фриц вернулся, в доме разгоралась перепалка.

– Ну что ты за человек такой? – шумела девушка, сердито двигая посуду. – Зачем ты слопал весь мёд, а? Целый горшок!

– Ну что ты орёшь? Что ты орёшь? – ленивым образом отругивался человечек. – Что мёд? Подумаешь! У меня на крыше пятьдесят горшков с мёдом. Пустяки, дело житейское.

– Житейское… Мёд – не еда, а лекарство. Я его для мальчишки достала, он болеет, а ты!..

– Нет, ты всё-таки ужасно жадная девчонка! – обиженно надулся тот. – Я, может, тоже больной! Я, может, самый больной в мире человек, а ты для меня горшочка мёду пожалела. Разве так поступают с друзьями?

– Ага! Больной! – фыркнула Ялка. – Ты посмотри на себя: ты же здоров как лошадь!

– Теперь да! – важно согласился Карел и погладил себя по животу. – Сам поражаюсь, какие чудеса творят снадобья нашего Лиса.

Фриц опять не выдержал и прыснул.

– Садись за стол, – скомандовала ему девушка. Сердиться на Карела она уже не могла. – Да не сюда, ближе к огню… Мёд вот этот сожрал, придётся есть так. Наливай себе кофе, я сейчас масла принесу.

– А что, там мёду совсем не осталось? – полюбопытствовал толстяк.

– Совсем.

– Там должна была остаться ещё капелька. А варенье?

– Варенья не дам. Варенья последняя банка. Если хочешь, я колбасы поджарю. Хочешь, Фриц? – обернулась она.

Фриц сглотнул слюну и торопливо закивал.

– Эх, – со вздохом посетовал Карел, сворачивая в трубочку сразу два блина своими пухлыми ручками. – Поживёшь с вами – научишься есть всякую гадость… Валяй тащи свою колбасу.

Блины оказались на редкость вкусны, даже без всякого мёда. А может, просто Фриц успел забыть за время странствий вкус блинов. Во всяком случае, большая кипа их исчезла в считаные минуты. Фриц едва успел ухватить себе пяток-другой. Карел ел их сразу по два, по три, шлёпал на тарелку, обжигался и прокладывал ломтями колбасы. Потом стал забавляться: сворачивал их в разные фигурки – звёздочкой, конвертиком, – протыкал в них дырочки, превращая блинные круги в румяные упитанные рожицы, похожие на его собственную. Наконец он отвалился от стола и теперь смотрел в огонь, прихлёбывал горячий кофе и сыто щурился, болтая в воздухе ногами. Время еды кончилось, настало время расспросов.

Первой начала Ялка.

– Ты откуда? – спросила она Фрица.

– Я? Из Гаммельна. А ты?

– Я из деревни, – вздохнула та. – Мне мама говорила, что мы когда-то тоже жили в городе, ещё когда отец был жив, но потом почему-то решили уехать. Завели маслобойню…

– А где она сейчас, твоя мама?

– Она умерла, – глухо сказала Ялка и отвернулась. Помолчала. – А потом я ушла из дома. А твои родители где?

– Папа тоже умер. А маму и сестрёнку стражники забрали.

– Стражники? Почему?

– Из-за меня. Это сапожник на меня донёс. Мне мама колдовать не разрешала, боялась, а я не удержался. Я для этого Лиса и искал, чтобы он помог мне научиться. Я пока только свечки зажигать умею. Зато издали. Показать?

– Не надо, – торопливо осадила его девушка. – Ты ещё слабый. Ты и так неделю провалялся, снова хочешь?

– Неде-елю? – растерялся Фриц и недоверчиво заморгал. – Так долго?

– Ага. Чего вытаращился? Не веришь, вон, спроси у него, – она кивнула на Карела. – Вот я и говорю, что Лис велел тебе лежать.

– А где он сам?

– Лис? Я не знаю. Он сказал, что через два дня вернётся. Хочешь помыться? – внезапно предложила она. – Я баню истопила. Это здесь, за дверью. – Она указала, где именно, и тотчас заверила, истолковав молчание мальчика по-своему: – Не бойся, я за тобой подглядывать не буду. Я же не маленькая!

Фриц покраснел.

– Не, – сказал он, – я лучше потом.

Повисло неловкое молчание.

– А у меня нож есть, – невпопад сказал Фриц и показал Вервольфа. – Во. Настоящий, рыцарский. Мизерикорд.

– Я знаю, я видела, – кивнула девушка, но посмотреть не отказалась. – Мы его нарочно у тебя забрали, чтоб ты не порезался, пока в горячке валялся.

– Это не обычный нож, – запротестовал Фриц. – Знаешь, откуда он у меня?

– Я знаю, – вновь кивнула Ялка. – На нём заклятие двух кровей. У меня, когда я сюда пришла, тоже был с собою нож. Конечно, не такой, как у тебя, но тоже не простой. Лис говорит, что у каждого чародея должен быть особый нож. Для разных дел и для заклятий. У кого-то он стальной, у кого-то серебряный. Кто-то даже, бывает, из камня делает.

Мальчишка слушал, развесив уши.

– А Лис? – спросил он. – У него нож из чего?

– У него нет ножа, у него только меч. Вон, видишь?

Фриц с невольным уважением покосился на висящий над каминной полкой меч, опустил глаза и со вздохом упрятал Вервольфа обратно в рукав.

– Послушай, э-э-э… Ялка, – неловко сказал он. – Что он за человек?

– Кто? Травник? – Девушка разом погрустнела. – Ну, как сказать… Он… – тут она задумалась на несколько мгновений и наконец нашлась: – Он разный. Иногда он шутит, но всё равно грустный. Иногда он такой, будто к чему-то прислушивается. Ты только не бойся, он не злой. Совсем не злой. Может рассердиться, но быстро отходит. А ещё он часто знает наперёд, что будет, только не всегда угадывает. Почти всегда. И не смотри, что он одевается плохо и выглядит как все. Он могучий волшебник!

– Да это-то я понял, – вздохнул Фриц. – А он… может мне помочь найти моих родных?

– Не знаю, – призналась она. – Я не знаю.

– Он сказал, что возьмёт меня в ученики.

– Ну, если он сказал… – многозначительно произнесла она. – Но это ведь не одно и то же – взять тебя в ученики и искать твою семью. Так. Всё-таки иди-ка ты помойся. Негоже, если ты встретишься с ним грязным.

Фриц помолчал.

– Мне надо выйти.

– Что, опять? – встревожилась та.

– Нет, я просто… – смутился Фриц. – Ну, выйти.

– А, ну иди… Только дверь не закрывай – пускай проветривается.