Дмитрий Емец - Дверь на двушку [litres]

Гай вздрогнул:

– Значит, трое? Одного я знаю. А кто другие два? – спросил он стертым, лишенным выражения голосом.

Чуткие пальцы Гамбетты перестали осязать несуществующие лица и вновь погрузились в коробку, перебирая предметы.

– Они еще не родились! Должно пройти время… Родители первого уже любят друг друга. У его матери двойная биография, двойное имя… и всего одна жизнь!

– И который из младенцев ГАЙ и какой МИТЯЙ? – спросил Гай, потому что Белдо не решился это озвучить.

– Понятия не имею, – со спокойным вызовом отозвалась Гамбетта. – Я же говорила: будущее – безмерно хрупкая материя. Это прошлое затвердело как алмаз и невозможно отколупнуть от него даже маленький кусочек… Только трогаешь его – и царапаешься о его острые углы. И это безумно больно! Ведь когда-то оно было такое мягкое, такое послушное, так легко было все изменить… А сейчас оно только блестит и режет глаза!

Гамбетта сглотнула и надолго замолчала. Потом устало произнесла:

– Не исключено, что ни один ребенок не станет Гаем, как, возможно, и другой не станет Митяем. Выбор за ними. Но эти дети будут расти вместе. Потом, возможно, встретятся в ШНыре. Некоторые кадры позволяют мне предположить такое.

– А кто родители второго? – спросил Гай.

Сообразительный Дионисий Тигранович отметил про себя, что Гай не спросил про родителей первого, того, у матери которого была двойная биография. Про родителей же второго уже и у самого Белдо имелись кое-какие соображения. Гамбетта, угадавшая его мысли, остро взглянула на главу своего форта через сердечко для приготовления кексов, которое выудила из коробки:

– Да, начальничек! Ты прав! Можешь произнести это имя!

– НАСТА? – быстро уточнил Белдо.

– Наста – мать.

– А отец?

– От отца многое будет зависеть, хотя в ребенке всегда больше оттискивается мать… – сказала Гамбетта и, словно разом потеряв силы, закрыла глаза. Одновременно она взялась за колеса коляски и, показывая, что разговор окончен, повернулась к Гаю и Белдо спиной. – Можете не прощаться! – сказала она сухо.

Это произошло внезапно. Гай и Белдо не сразу поняли, что аудиенция закончена и пора уходить. В щелях стен зашевелилось нечто темное, неуловимое. Казалось, темные тени оживают.

– Пойдемте… умоляю… пойдемте… на воздух пойдемте… на солнышко… – тревожно залепетал Дионисий Тигранович и, двумя пальчиками ущипнув Гая за рукав, потянул его за собой. Про солнышко он явно обманывал, потому что снаружи была ночь, но Гай подчинился.

– Помни про обещание поделиться со мной закладкой! Я не забыла! – не оборачиваясь, крикнула Гамбетта вслед Гаю.

Поднявшись по слизанным ступенькам, Гай и Дионисий Тигранович обнаружили Тилля в сильном замешательстве. Он дрожал и тревожно озирался. Его берсерки топтались на месте, горя желанием поскорее сесть в машины и убраться.

– Ваш арбалетчик, – прошептал Тилль, отводя Белдо и Гая в сторону. – Ну который на старуху зубами скрипел…

– Что с ним? – резко спросил Гай.

– У… утонул.

Гай недоверчиво уставился на Тилля. Вокруг были лишь асфальт и Садовое кольцо. Чтобы утонуть здесь, надо было постараться.

– Как утонул?!

– В меду. Я не знаю, как это произошло. Он вдруг закричал, оторвался от земли, и его начало болтать по воздуху. А потом мы увидели, что он захлебнулся… медом.

– Помните, Гамбетта сунула в мед щепку? – прошептал Белдо на ухо Гаю.

Гай дернул головой.

– Поехали! – велел он Белдо. – А вы, Ингвар, останьтесь! Приберите тут!.. Старуху не трогать! Хотя, сдается мне, она себя в обиду не даст!..

Белдо с Гаем сели в машину, в которой уже ждал их Арно. Тилль по инерции сделал несколько шагов вслед за отъезжающим автомобилем, затем остановился и стал кричать на берсерков. Гай мягким, как щупальце, пальцем на миг коснулся лба Арно, и секретарь словно уснул, утратив слух и память.

– Полезный молодой человек, но очень любопытен! – сказал Гай, потрепав его по щеке. – Дионисий! Вы ведь слышали про Насту? Что она станет матерью Гая либо Митяя?

– Кажется, было что-то такое! – тревожно подтвердил Белдо.

– Не напрягайтесь, Дионисий! Я знаю, что вас смущает. Вы думаете, что я ревниво отнесусь к другому Гаю, и тем более к Митяю… Да напротив, я буду только рад! Нам, великанам, печально одиночество! А теперь хватит корчить все эти рожицы, Белдо! Отвечайте не задумываясь! Кто может нырять на двушку , минуя болото ? Только не надо рассуждений. Просто одно существительное. Кто?

– Ребенок Яры, – сказал Белдо.

– Неверно. Не человек. Ну! Вы же умный, Белдо, смелее! Ну!

– Д… дракончик!

– Верно. А с кем связан дракончик? Кто его опекает?

– Наста.

– Вот! Опять Наста! Дважды Наста! Теперь вам все понятно, Белдо? Нам нужна Наста!

Белдо уже понимал, куда клонит Гай, но ему как главе форта хотелось услышать определенно высказанный приказ. Наста шныр, и в ее планы явно не входит жить по указке Гая.

– И что мне сделать с Настой? Похитить ее?

– Ни в коем случае! Вас что, Тилль покусал, что вы стали мыслить как он? Если Наста будет уходить из ШНыра, то только сама. Никакого насилия. Подключайте Гамова!

Белдо заерзал на сиденье.

– Но Женечке она и в самом деле нравится! Как же я его подключу? Это сработает в строго противоположном направлении… Нет-нет, не могу! Я отказываюсь!

Гай насмешливо взглянул на Белдо. Он знал, что все, что говорит старичок, нужно разделить на десять, потом отбросить все «не», а потом, пожалуй, останется правильный ответ. Если Дионисий говорит, что чего-то не может – значит, он по какой-то причине этого не хочет.

– Решайте сами, Белдо! Но мне кажется, что уж лучше Гамов, чем если Наста полюбит кого-то из шныров!

– А почему вы думаете, что Наста полюбит Гамова?

– Из-за его дара приспособления. Все, что мы на самом деле делаем – это ищем в другом человеке необходимый тайный синхрон. Знаете журавлиный танец и журавлиный дуэт? Танец ладно – это просто выражение настроения. Журавлиный дуэт куда интереснее. Обе птицы кричат нота в ноту. Так кричат, что со стороны кажется, будто в камышах скрывается всего одна птица. Хотя их там две. И для самих птиц это знак, что они созданы друг для друга.

– Ну, это же птицы… – сказал Белдо, поддразнивая Гая, чтобы доставить тому удовольствие опровергнуть его.

– Люди те же птицы, Дионисий! Каждое женское сердце – кодовый замок на три-пять чисел. Для одного сердца кодовые числа: ночь, гитара, костер. Для другого – возможность выговориться и с кем-то разделить одиночество. А когда синхрона нет – идет какой-то сбой и возникает момент подвисания. И вот ваш Гамов…

– Почему мой?! – протестующе пискнул Белдо.

– Ваш Гамов, – повторил Гай, – препорядочная бестия! Он имеет дар отыскивать эти синхроны. С одной он груб, потому что ей это нравится, с другой сдувает пылинки. В общем, natura sic voluit [3] Так пожелала природа ( лат .). . Мне нужно, чтобы Наста была с Гамовым. Пусть он уведет ее из ШНыра… И тогда… хм… ну, Митяем их ребенок точно не будет. А вот станет ли он мной? Хм… а все-таки вы правы, Дионисий: я ревную!