Эдриенн Янг - Девушка, которую вернуло море [litres]

– Что случилось? – мягко спросил Джоррунд. Наклонившись вперед, он ласково смотрел на нее своими раскосыми глазами.

– Ничего, – ответила девочка и, положив ладонь на колени, сжала ее в кулак. Джоррунд никогда не обижал ее, но она не знала, насколько сильна его доброта. И не хотела это узнавать.

Он склонил голову набок, с любопытством взглянув на нее.

– Так в чем же дело, Това?

Она задумалась, проговаривая про себя слова, прежде чем решилась произнести их вслух. Она уже спрашивала его раньше о своем народе и о том, где ее родная земля. Но Джоррунд ничего не отвечал ей. Он сразу переводил разговор в другое русло.

– Ты когда-нибудь был на мысах?

Казалось, его удивил этот вопрос, и, вскинув бровь, он убрал локти со стола.

– Нет. И никто не был.

Това с трудом проглотила комок в горле, думая, что, возможно, неправильно выбрала момент. Не стоило его спрашивать.

– А зачем тебе это?

Она расправила потертую ткань на краю рукава.

– Не бойся, скажи мне, – он напряженно улыбнулся.

Това внимательно разглядывала, пытаясь угадать его мысли. После того как Джоррунд привел ее в деревню, она поняла, что он редко говорил то, что действительно думал. Мужчина постоянно подстраивался под ситуацию, подыгрывая людям и обстоятельствам.

– Я хочу домой, – жалобно прошептала она. И совсем неважно, что она не помнила родных мест. Всем своим сердцем она стремилась обратно.

Распрямив спину, Джоррунд внимательно смотрел на нее.

– Ты не можешь вернуться домой, Тора.

Слезы навернулись у нее на глазах, и лицо Джоррунда расплылось в прозрачной дымке.

– Но почему?

Он глубоко вздохнул, поджав губы.

– Я не хотел тебе этого говорить, – он помолчал, дожидаясь, когда она взглянет на него, – но ты не потерялась, милая. Тебя изгнали.

Она стиснула ладони под столом, пытаясь понять его слова.

– Что?

– Я не хотел тебе говорить, – повторил он, – но твой народ… они изгнали тебя с мысов.

– Изгнали меня, – она произнесла эти слова, словно пытаясь осознать их смысл.

Он наклонился к ней.

– Ты знаешь, что такое жертвоприношение?

Она медленно кивнула.

– Именно это и произошло с тобой. Тебя пытались принести в жертву. Богу.

Боль заполнила ее изнутри, и Това изо всех сил вцепилась потными ладонями в колени, пытаясь успокоиться.

– Поэтому ты не можешь вернуться на мысы, – продолжил Джоррунд. – Если вернешься, тебя убьют.

Ее глаза наполнились слезами, и, хотя она сумела сдержать рыдание, слезы тихо покатились по ее щекам. Джоррунд положил руну обратно на стол и придвинул к ней. Това уставилась на нее.

Манназ.

Друзья. Враги.

Она быстро взглянула на Джоррунда и прищурилась, размышляя, кто же он для нее.

Деревня Фела, прежние земли клана Рики

Халвард смотрел на свое колеблющееся отражение в бадье с водой, стоявшей у его ног. Его глаза покраснели и опухли, волосы комом спутались на затылке. Он вытер слезы, а затем распахнул дверь в дом, где его ждала мама.

Она сидела рядом с телом отца и, когда Халвард вошел, слегка улыбнулась ему. Он проснулся на чердаке от плача братьев и, открыв глаза, понял, что отец умер. Ложась спать прошлой ночью, он подумал, что, возможно, больше не увидит отца, так и произошло. Он был сыном знахарки и потому умел распознавать признаки приближающейся смерти.

– Подойди. – Инге протянула руки к бадье с водой, а затем встала и сняла с огня горячий чайник. Халвард, не двигаясь, стоял рядом с отцом.

Он наблюдал, как мать вылила кипяток в бадью, полную талой воды, чтобы согреть его, а затем они оба взяли по куску льняной ткани и, аккуратно свернув их, обмакнули в теплую воду. Она осторожно протерла плечо и грудь отца, а Халвард сделал то же самое с другой стороны и снова обмакнул ткань в бадью. Сладковатый аромат трав наполнял дом, и он старался не смотреть в лицо отца, сосредоточившись на работе. Отец долго болел, и мама хотела, чтобы он был чист, когда отправится на погребальный костер. Женщина уже приготовила одну из его лучших рубашек и смазала маслом его башмаки, желая, чтобы он выглядел достойно, уходя в загробный мир.

Обмыв тело, она села рядом с мужем, заплетая его бороду в аккуратные косы. Окунув ткань в бадью с водой, Халвард слушал, как мама напевала песенку, которую он помнил с раннего детства, и вплетала серебряные бусинки в концы его кос, закрепляя их тонкими кожаными полосками.

Ему казалось несправедливым, что отец умер от болезни, пережив столько сражений. Последние три ночи Халвард сидел на чердаке, моля Тору спасти ему жизнь. И теперь он сомневался, сможет ли когда-нибудь снова о чем-то попросить ее.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Ири, его руки и рубашка были перепачканы серой грязью. Кровоточащие порезы и царапины покрывали его руки, и Халвард понял, что он собирал дрова для погребального костра. Он ждал, что Ири что-нибудь скажет, но тот молчал. Скинув грязную рубашку, он бросил ее на пол, светлые косы рассыпались по его плечам. Не говоря ни слова, он принялся мыть руки.

Ири появился в их доме три года назад, он был едва жив, получив серьезную рану на поле боя, сражаясь с соплеменниками Халварда. Но теперь они стали братьями. И Аубен заменил Ири отца. Несомненно, смерть отца до глубины души потрясла его. Плечи Ири тряслись от беззвучных рыданий, когда он склонился над бадьей, умывая лицо.

Было уже далеко за полдень, когда Фиске распахнул дверь. Они облачились в чистую одежду, заплели волосы в аккуратные косы. Фиске и Ири несли отца на деревянных носилках, а Инге с Халвардом шли следом. Она держала его за руку, другой рукой придерживая юбку. Они направлялись к ритуальному дому, занесенному снегом, где уже собрались все жители деревни, чтобы почтить память Аубена. Он родился в Феле и, прожив сорок шесть лет и пройдя через шесть сезонов сражений, отправился на встречу со своими предками в загробном мире. И там будет ждать свою жену и троих сыновей.

Фиске и Ири опустили тело отца на погребальный костер, который сложили этим утром собственными руками, а затем встали рядом с Инге. Ири положил руку на плечо Халварда, и жрица бросила факел в костер, и все вместе они смотрели, как тело отца превращается в пепел.

Когда все разошлись, Халвард все стоял, глядя на тлеющие угли, не в силах осознать, что отца больше нет. Он поднял глаза к небу, наблюдая за уносящимся вдаль дымом и представляя, что это отец возносится в другую жизнь. Но почему-то эта мысль не утешала его так, как других.

Снег заскрипел под чьими-то шагами, и, обернувшись, Халвард увидел Фиске, идущего к нему по тропе. Вытащив топор из кожуха за спиной, он выставил его перед собой, и Халвард уставился на изображение тисового дерева, выгравированное на клинке. Это был отцовский топор.