Дмитрий Байкалов - Звездная пирамида

Так и вышло. Очень скоро Сысой Кляча был забыт, а вместе с ним и Ларсен. Архистарейшины начали припоминать друг дружке былые промахи, и тут уж не обошлось без обвинений в коррупции. Крик поднялся такой, что зазвенели стекла. Ощущая себя мебелью, Ларсен подумал было, что сейчас самое время пойти прогуляться, а вернуться тогда, когда наиболее крикливые горлопаны выдохнутся, – но поймал мимолетный взгляд председателя. Взгляд говорил: надо потерпеть, весь этот шум – не более чем процедурные моменты, скоро перейдем к главному.

И верно: не прошло и получаса, как яростный гвалт сам собою начал стихать. С полдесятка архистарейшин покинули зал, кашляя и шепча угрозы вконец осипшими голосами. Гликерию Копыто вынесли на носилках; она плевалась и шипела что-то о гендерной дискриминации. И тогда председатель вновь позвонил в колокольчик.

Наступила тишина – не вдруг, но наступила.

– Кворум – есть? – спросил председатель.

Секретарь пересчитал оставшихся архистарейшин по головам и доложил, что кворум есть.

– Вот и ладно, – совсем по-простому сказал председатель и потер руки. – Вавила, ты ступай себе на место, ступай… Ты все сказал? Ну и ступай. Итак, договор правительства Зяби с Ларсеном, вольным вербовщиком, одобрен и подписан большинством членов Совета. После подписания договора нашим уважаемым гостем, – последовал вежливый кивок в сторону Ларсена, – и ратификации договора решением простого большинства членов Совета вышеупомянутый договор вступит в законную силу. Есть возражения? Нет? Господин Ларсен, прошу вас подойти к столу секретаря и подписать договор.

Секретарь немедленно вскочил, освобождая стул для Ларсена. Тот подумал, что неплохо было бы еще раз поставить деревенщину на место, потребовав принести бумагу и древние писчие принадлежности к его креслу, но подавил в себе раздражение и решил не обострять. Мелкая процедурная уступка никак не повлияет на триумф.

Он подошел, сел, внимательно прочитал договор, убедился, что оба его экземпляра идентичны друг другу, и молча подписал их. Как только договор будет зарегистрирован официальными имперскими властями – а сделать это можно на любой планете, имеющей гиперпространственную связь с империей, – у этих ископаемых не будет иного выбора, кроме как платить вербовщику хороший процент с доходов от каждой вербовки. Не жалкие пять процентов, каковые Ларсен просил в первый свой визит на Зябь, а девять и девять десятых!

На десять процентов архистарейшины все же не согласились. Ларсен ухмыльнулся и уступил. Пускай будет девять и девять. Но с хорошей пеней за каждый день просрочки и удвоенной против обычной неустойкой в случае расторжения договора правительством Зяби. Пусть только попробуют расторгнуть – Ларсен тогда станет де-факто единоличным властителем этой планетки и разгонит Совет к чертям свинячьим!

Впрочем, он и так им станет. Околпачить местных дураков не так уж трудно. Несколько лет работы – и вся планета в долгу перед бывшим вольным вербовщиком, и каждый видит в нем благодетеля, старается угодить… Давно пора иметь в запасе тихое место, где можно с комфортом встретить старость. Почему бы и не Зябь? Наверняка тут отыщется райское местечко, где будет приятно поселиться. Завести поместье в горах или у моря, построить особняк…

Разумеется, ни одна из этих несвоевременных мыслей не отразилась на лице Ларсена. Кто не владеет собой, скажем, дергает кадыком в самый ответственный момент или позволяет шраму, пересекшему лицо, изменить цвет, тот не годится в вербовщики. А уж обрадоваться раньше времени способен только идиот.

Перешли к голосованию. К удивлению Ларсена, оно было поименным.

– Вавила Пузан!

– Что?

– Ты как голосуешь?

– Я-то? Я – за.

– Метробий Ухват?

– За.

– Дормидонт Цыпа?

– За.

– Марцелл Пень-Колода?

– Чего?

– Ты за или против?

– Против чего?

– Забыл уже? Напомните ему кто-нибудь. Демьян Киста!.. Здесь Демьян Киста?

– Ась?

– Ясно: опять забыл слуховую трубку. Евсей Типун!

– За.

– Объясни Демьяну, за что мы голосуем. Эй, не спать! Евсей, дунь Демьяну в ухо. Сципион Хряк?

– За.

– Мирон Ползи-Поползень?

– Против.

– Почему?

– Надоел ты мне, вот почему.

– Ясно, старая клизма. Селиверст Лошак?

– За.

– Марцелл, тебе объяснили? Ты как?

– За.

Ларсен считал голоса. В Совете пятьдесят архистарейшин; простое большинство – двадцать шесть голосов. Вот уже девятнадцать… двадцать…

– Феофилакт Задосвист?

– Чего?

– Ты за или против?

– Я как все.

– Тут нельзя быть как все. От тебя требуется твое собственное мнение.

– Кем требуется?

– Законом, Феофилакт, законом.

– А, ну раз законом, тогда я воздерживаюсь.

– Гликерия Копыто!.. Отсутствует… Эпаминонд Болячка?

– За.

Двадцать один.

– Корнелий Пробка?

– За.

Двадцать два.

Ларсен прикинул: осталось опросить не меньше дюжины присутствующих в зале архистарейшин. Если председатель не оставил на закуску самых несговорчивых, то не менее десяти из этой дюжины проголосуют за ратификацию. И дело сделано!

– Ермил Мозоль?

– За.

– Гермоген Плюшка?

– За.

Двадцать четыре.

– Мелентий Шилобрей?

И стало бы двадцать пять голосов, и остался бы всего-навсего один, но Мелентий Шилобрей, с кряхтеньем привстав с места при помощи соседей, почему-то не сказал «за», хотя уже и рот раскрыл. Вместо «за» он почему-то уставился в ближайшее окно, глаза его выкатились, а рот распахнулся до максимально дозволенных природой пределов. Ровно одну секунду Мелентий Шилобрей пребывал в одеревенелом состоянии, затем выдавил из себя что-то вроде «ы-ы-ы» и с неожиданной для старца прытью ломанулся по проходу прочь, топча чужие ноги. Далеко не убежал – споткнулся о чье-то колено и загремел с невнятным воплем.

В окно лезла лапа. Совершенно бесшумно.

Никто и не подумал о том, куда девалась оконная рама со стеклами. Все смотрели на лапу, бесшумно вползающую в зал сквозь оконный проем. Была она пятипалой, как человеческая пятерня, но жутко синей, каждый гигантский палец оканчивался устрашающим кривым когтем, запястье было толщиной в сорокаведерную бочку, и не было в том запястье, как и в пальцах, ни одной кости, ни одного сустава. Казалось, в окно лезет толстенное щупальце, разветвляющееся на пять более тонких когтистых отростков, сгибающихся как угодно и независимо друг от друга.

Синяя пятерня растопырилась, нацелившись на Ларсена.

Один лишь Мелентий продолжал верещать и дрыгать ногами. Все прочие архистарейшины впали в ступор. И тут Ларсен показал, чем отличается вольный вербовщик от старичья с убогой планеты.

Он понял все в один миг – и бросился к двери в рывке, которому позавидовал бы профессиональный спринтер. Теперь все решали мгновения. Смазав по уху секретаря, пытавшегося преградить ему путь, Ларсен выбежал в коридор – как раз в тот момент, когда в дальнем его конце показался поспешающий трусцой полицейский наряд рыл из пяти. В лихом прыжке Ларсен высадил ногой окно и вместе с его обломками вылетел наружу, разворотив при падении клумбу с какими-то цветочками. Улица. Прохожие замерли, разинув в восторге рты: покоенарушение! Возле здания Совета! Еще двое полицейских ринулись наперерез. Ларсен расшвырял их, как кегли. Где же корабль?!