Наташа Нган - Девушки из бумаги и огня [litres]

Я качаю головой.

Король откидывается на спинку трона.

– Понимаешь, другие вожди и предводители кланов остаются в истории под обычными именами, под именем своего рода, чью власть они унаследовали. Это легкий путь к славе, к уважению народа. Однако же это означает, что кто угодно может создать себе великое имя. После своей победоносной Ночной Войны Король-Бык решил полностью поменять эту традицию – вместе со своим именем. Для него это был важный символ, способ навсегда сменить свой статус. Теперь и он, и его потомки стали из обычных смертных всемогущими Королями-Демонами, равными богам, – губы его уродливо кривятся. – Но скажи мне, Леи-чжи, что проку быть богом, о котором его собственный народ ничего не знает? – Он громко фыркает. – Поклоняться такому богу – все равно, что поклоняться призраку.

Я пытаюсь улыбнуться. Ах, как было бы прекрасно, будь ты и правда призраком, в отчаянии думаю я.

– А знаешь ли ты, – продолжает он, – что сыновья королей до восшествия на престол именуются всего лишь по очередности рождения? До того, как я унаследовал власть от моего отца, я звался Третьим Сыном. Третьим сыном! – он снова ударяет по подлокотникам, и звук удара раскатывается по залу, как раскат грома. – Это все равно, что называться «третьим по качеству»!

Тон его слегка смягчается, и я слышу в его голосе странные нотки, некоторый надлом, и кроме гнева – тень еще какого-то чувства. Сожаления? Страха?

Прежде, чем я успеваю дать этому чувству определение, Король вновь растягивает рот в широкой неискренней улыбке.

– Ладно, довольно об этом. Давай ужинать.

Я протягиваю руку к кувшину, чтобы налить ему саке, но он опережает меня.

– Нет, Леи-чжи, сегодня ты у меня в гостях. Позволь мне поухаживать за тобой.

Я бледно улыбаюсь, а он разливает саке по чашечкам. Протянув одну мне, он на миг прикасается к моим пальцам, и от прикосновения его волосатых рук меня бросает в дрожь. Король залпом осушает свою чашку. Я пытаюсь подражать ему – нам говорили, что это дань уважения, но не могу сразу выпить так много. Моя чашка опустела наполовину, а горло уже сжимается от крепкого напитка, и я быстро отставляю саке, глаза слезятся.

Он поднимает бровь.

– Ты что, не пьешь?

– Простите, я пью очень редко и по особым случаям. Нам не позволено употреблять алкоголь.

– Порой нарушать правила просто необходимо, – говорит он, снова улыбаясь во весь рот. – Мне вот не позволено покидать Внутренние Дворы без сопровождения стражи. Но у меня есть свои способы нарушить этот запрет.

Это звучит как угроза. Я болезненно чувствую свою уязвимость, моя кожа кажется мне слишком открытой его взгляду, туника – слишком прозрачной. Я перекидываю волосы на грудь, словно пытаясь ее прикрыть.

– Не нужно.

Я замираю от его приказа.

– Тебе больше идет, когда волосы зачесаны назад. Тогда они не заслоняют всей красоты. И лучше видны твои глаза.

Я опускаю руки, позволяя ему разглядывать меня. Зал неожиданно кажется очень тесным, Король сидит слишком близко, и я едва могу дышать.

Следующие полчаса я пытаюсь хоть что-то съесть, заталкивая в себя крохотные кусочки каждого блюда. Вкуса я почти не чувствую – язык пересох, горло сжимается. Король говорит не умолкая. Сосредоточиться на его словах у меня не выходит, как и на вкусе еды. Я слишком занята борьбой с подступающей тошнотой. А еще лихорадочно думаю о том, как спросить его о маме. Но внимание мигом обостряется, когда Король упоминает генерала Ю.

– …его подарок. Признаться, я был порядком удивлен. Я не ожидал от него многого, особенно после его провала в битве при Цзяне.

Я проглатываю кусочек пирога, который так и не удалось прожевать.

– Богоподобный Властелин, – выговариваю я, но умолкаю под его гневным взглядом. – Простите… я хотела сказать, мой Король…

Похоже, я угадала с обращением. Он подается вперед, на лице написано удовлетворение.

– Да?

– Насчет генерала Ю. Если вы позволите мне задать вам вопрос… По дороге, когда он вез меня сюда, он упомянул… упомянул одну давнюю экспедицию в мою деревню. Это было десять лет назад. – Я облизываю губы, борясь с дрожью в голосе. Голос предает меня всякий раз, стоит мне заговорить о том дне. – Мне просто интересно, вдруг…

Лицо его каменеет.

– С чего бы тебе это было интересно? – рычит он – прежде, чем я успеваю закончить фразу.

– О нет, я только… Только надеялась…

– Леи-чжи, в королевстве нужно поддерживать порядок. Или ты полагаешь, что я намерен позволять своим подданным вести себя, как им вздумается?

– Нет, конечно же, нет…

– Не смей меня недооценивать. Возможно, я молод, но я отлично знаю, что такое – быть Королем и как править. Я рожден для этого. И мне не нужна Бумажная Девушка, задающая глупые вопросы о вещах, о которых она не имеет никакого понятия.

Под пеленой страха во мне пробуждается гнев. Это я-то не имею никакого понятия о тех событиях в моей родной деревне?

Я снова облизываю губы. А потом говорю – очень осторожно, чтобы его не разозлить:

– Простите меня, мой Король. Но… в той экспедиции была увезена моя мать.

Несколько секунд тишины.

– Ну что же, жаль ее, – говорит он наконец.

– Вы не знаете, что с ней случилось? – настаиваю я. – Мне бы так хотелось узнать о ее судьбе. Просто для собственного спокойствия.

Сначала я думаю, что он не собирается отвечать. А потом он слегка склоняет голову, и золоченые рога ловят красный свет свечей.

– Попробуй проверить список куртизанок в Ночном Доме, – предлагает он. – Если ее привезли во дворец, она должна была оказаться именно там.

Я низко кланяюсь – главным образом для того, чтобы скрыть вспышку надежды, охватившей меня при этих словах, и невнятно лепечу слова благодарности.

– Вот видишь, – тихо говорит Король. Я слышу шорох одежды, он поднимается с трона. – Я добр и милостив к своим Бумажным Девушкам, если они милы со мной. А теперь пойдем, Леи-чжи. Пора в постель.

Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, и у меня нет выбора, кроме как принять ее. Моя ладонь кажется такой маленькой в его лапище. Его огромные пальцы смыкаются вокруг моей руки, и кажется, что пол под ногами качается, и мне страшно вставать. Однако я поднимаюсь, опираясь на его руку вопреки своей воле, потому что боюсь, что ноги меня не удержат.

Его спальня находится дальше в глубине здания, словно еще одна пещера. Большую часть ее занимает огромная кровать, на столбиках по углам висят амулеты и медные колокольчики, о назначении которых я могу только гадать. Потом я понимаю, что спальня вовсе не так велика, какой показалась сначала, – просто и стены ее, и потолок покрыты зеркалами. Зеркала очень разные – есть разбитые и старые, в тяжелых древних рамах, есть треснувшие, есть и гладкие, как неподвижная озерная вода. В них отражается все вокруг, как в гигантском калейдоскопе образов: мерцание свечей, рисунок мышц на голой груди Короля, мое белое от ужаса лицо, которое я пытаюсь отвернуть в сторону.