Роберт Вегнер - Каждая мертвая мечта [litres]

– Надеюсь. Мы платим ей немало денег.

Некоторое время они молчали.

– Не уезжай. – Варала сказала это совсем неуверенно, так, для проформы.

– Придется. Я не отпущу этих мясников одних. Один относится к нашим врагам высокомерно, а второй мечтает наполнить Тос их кровью. А потом вернуться во главе армии победителей и получить награду.

Взгляд старшей женщины прошелся по экхаару .

– Ты заметила? Справишься с ним?

– Справлюсь.

Вуар Сампоре забыл, что Соловьи, особенно простые солдаты, сдували пыль из-под ее ног. Но если бы он оказался тем, кто подавит восстание…

– Справлюсь, – повторила она с нажимом. – Будьте осторожны тут, пока меня не будет. Пусть Авелонея составляет доклады тебе и Сухи. У Эвикиата есть свои проблемы, он должен управлять княжеством и тянуть деньги из Горнодобывающей Компании. Или из другого места. От этого многое зависит. Впрочем, я поговорю с ним до выезда, потому что нынче мне в голову пришла еще одна идея. Город готов к обороне, необходимо только пополнить запас стрел в оружейных. Следите за Камбехией, я не доверяю той тишине на юге. Что еще могу тебе сказать…

Мать Лавенереса приложила ей ладонь к губам.

– Божий Огонь! Почти забыла. – Она сунула руку в декольте. – Письмо. Я должна была дать его тебе раньше, но сперва пришли новости из Помве, потом совет… Его мне прислали с просьбой передать тебе.

Деана осторожно взяла сложенную бумагу. На уголках ее были видны несколько цветных пятен.

– Что это?

– Сухи его проверял. Якобы можно пропитать бумагу отравой, потом читающий оближет палец или сядет поесть, не помыв рук… Якобы даже есть такие яды, которые убивают через кожу. Он приказал приносить к себе любое письмо, направленное тебе.

– Я так понимаю, что это письмо чистое.

– По крайней мере, так утверждает княжий отравитель.

Деана чуть улыбнулась.

– Чей это знак? – Она указала на лаковую печать с некой странной птицей.

– Имперского посла. – Варала чуть улыбнулась.

Деана задумалась. Сразу после ее визита в Око меекханский посол «заболел», и с этого времени Империя молчала. По сегодняшний день.

Лаковая печать сломалась, зашелестела бумага. Элегантный мелкий почерк открылся ее глазам.

– Ну вот. Наконец-то наш друг сделал ход. Но ты не поверишь, какая у него просьба.

– Как посмотрю, копать-то тут все горазды… Я прав? Что за искусство махать лопатой, да? Каждый дурак умеет. По крайней мере, так утверждал мой святой памяти батюшка, прижми Владычица его душу милосердно к своей груди.

Люка-вер-Клитус сидел сбоку, под куском полотна, защищающим его от солнца, и смотрел, как Оверерс-кан-Сумор прохаживается перед сотней измазанных с ног до головы людей, бо́льшая часть которых сейчас напряженно глядела в землю. Опираясь на лопаты и кирки, задыхающиеся и грязные, они олицетворяли картину нужды и отчаянья. Кан-Сумор энергично размахивал руками, а его покрытое щетиной лицо налилось пурпуром. Слух гласил, что батюшка его был обедневшим меекханским дворянином, а мать происходила из одного из племен Великих степей, и, пожалуй, именно от нее он и унаследовал темперамент, поскольку продолжал, не выбирая слов:

– Но я уверен, он должен радоваться, что уже мертв и не имеет возможности увидать нечто такое, что Третья сраная рота сраного полка Волка осмеливается называть шанцами! Что это вообще, во имя поджаренных яиц Реагвира, такое?! Ваши отцы, трахая ваших матерей, наверняка думали о своих овцах, потому что как иначе объяснить, что я должен командовать стадом баранов?!

Он вскинул левую руку, показывая кожаный, окрашенный в желтый цвет карваш [1] Элемент защитного доспеха, надеваемый на предплечье; наручень. , охватывающий его предплечье.

– Видите? Кахель-сав-Кирху, кажется, решил, что не любит меня. Похоже, чем-то я ему не угодил, поскольку он решил, что после смерти Хамена я стану капитаном вашей банды. А потому вызвал меня лично, чтобы объявить об этом, и клянусь, морда его тогда была искривлена в по-настоящему зловещей ухмылке. Это случилось часа два назад, а потому я надеялся, что после возвращения застану тут нечто, что могло бы остановить пусть не целую армию, то по крайней мере банду безногих и безруких калек. Но это?!

Оверерс ткнул за возвышающуюся за спиной отряда призму земли, напоминавшую гигантскую коровью лепешку.

Третья рота продолжала смотреть в землю.

Люка вздохнул. Сам он участия в работе не принимал, поскольку в последней битве сперва получил чеканом в голову, а сразу после этого – обухом топора в плечо и теперь носил на лбу толстую повязку, а левую руку держал на перевязи. Зато мог прекрасно объяснить, что тут вообще случилось. Он начал вставать, чтобы закончить этот спектакль. В конце концов, у них была работа.

– Где Мафхус? – загремел новый капитан.

– Его вызвали к квартирмейстеру за доспехами и шлемами, – раздалось сзади. – Взял половину роты. Сразу после того, как ты… капитан, пошел в штаб.

Оверерс-кан-Сумор заморгал, пойманный врасплох.

– Э-э-э-э, тогда кто тут командовал, пока меня не было?

Тишина. Люка снова плюхнулся на землю. В этом-то все и дело.

Потом в стене солдат возникла щель, и отряд распался на две части. А между ними, по пояс в дыре в земле, показалась худая, перемазанная грязью по самую макушку фигура.

– Колесо?

Широкая ухмылка расколола маску засохшей грязи. Из-под нее виднелись куски обожженной красной кожи и обуглившихся волос. Но казалось, что девушка не обращает внимания на раны.

– Оверирс! – переврала она имя командира. – Мы копаем. Земля хорошая. – Колесо набрала горсть почвы в руку и сунула в рот. – Вкуссснотища.

Капитан повел по остальным взглядом. Ни один из нескольких десятков мужчин не пробовал посмотреть на него в ответ.

– Вы не пытались…

– Знаешь, что не получилось бы. – Бонмер-ове-Поск, один из самых старших солдат роты, наконец взглянул прямо на кан-Сумора. – Колесо снова навестили «они». Приказали ей быстро копать, а она приказала копать нам. Ты сам сказал, чтобы мы тогда не мешали ей и делали, что она велит. Фонмер пытался ее удержать, так Колесо сломала о его голову лопату. Нам пришлось его вон там положить.

Все глянули в сторону Люки, где лежал мужчина с перебинтованной головой.

– Ты ее не видел тогда, Оверерс. Вопила, ругалась и плакала попеременно, а мы махали лопатами, поскольку если кто-то переставал, то она напрыгивала на него с когтями.

Согласное ворчание подтвердило его слова. Колесо улыбнулась еще шире, показывая грязные зубы, и сунула в рот новую порцию земли.

Только что повышенный до командира Третьей роты Оверерс прикрыл глаза, а его челюсти минуту ходили из стороны в сторону, словно он жевал кусок старой конины.