Филип Пулман - Янтарный телескоп [litres]

– А потом ведьма убила его…

Он так и не понял, почему она это сделала. Он повторил, что она сказала ему перед тем, как наложить на себя руки: она любила Джона Парри, а он отверг ее.

– Ведьмы вообще суровые, – сказала Лира.

– Но если она его любила…

– Любовь – тоже суровая вещь, – вмешалась Мэри.

– Но он любил мою мать, – сказал Уилл. – И я знаю, что он всегда оставался ей верен.

Взглянув на Уилла, Лира подумала, что и сам он, если полюбит, будет таким же.

Вокруг них, под теплым предвечерним солнцем, раздавались обычные негромкие звуки: что-то тихонько булькало в болоте, шуршали насекомые, кричали чайки. Отлив достиг нижней точки; широкий ровный пляж блестел так, что глазам было больно. В верхнем слое песка жили, питались и умирали миллионы крохотных созданий, и множество признаков – отходы их деятельности, дырочки для дыхания, едва заметные шевеления там и сям – показывало, что жизнь здесь кипит не переставая.

Тайком от детей Мэри осмотрела горизонт, ища взглядом белые паруса. Однако там, где синева неба бледнела, смыкаясь с морем, виднелась лишь мерцающая дымка, расцвеченная игрой солнечных бликов.

Мэри научила Уилла с Лирой отыскивать моллюсков особого вида – их дыхательные трубочки еле заметно высовывались из песка. Мулефа обожали этих моллюсков, но им было трудно передвигаться по песку и собирать их самостоятельно. Поэтому, попадая на берег, Мэри всегда старалась набрать их как можно больше, а сегодняшняя работа в три пары глаз и рук обещала настоящее пиршество.

Женщина выдала детям по матерчатой сумке, и они взялись за дело, слушая продолжение истории Уилла. Сумки постепенно наполнялись, и Мэри незаметно уводила свой маленький отряд назад к болоту, потому что отлив начал сменяться приливом.

Рассказ Уилла затянулся; было ясно, что до страны мертвых он доберется не раньше завтрашнего дня. В конце обратного пути Уилл стал объяснять Мэри, как они с Лирой открыли тройственность человеческой природы.

– Знаете, – сказала Мэри, – церковь – католическая церковь, к которой я принадлежала, – не пользуется словом «деймон», но святой Павел говорит о духе, душе и теле. Так что идея тройственности нашей природы не так уж и нова.

– Но тело – лучшая часть человека, – ответил Уилл. – Так считают Барух и Бальтамос. Ангелы мечтают о теле. По их словам, ангелы никак не могут взять в толк, почему мы не наслаждаемся жизнью по-настоящему. Иметь такую же плоть и такие же чувства, как у нас, – это их заветное желание. В стране мертвых…

– Не торопись – расскажешь об этом в свое время, – вмешалась Лира и улыбнулась ему такой ласковой, понимающей улыбкой, что он невольно смутился.

Взглянув на его просветлевшие черты, Мэри подумала, что никогда еще не видела на человеческом лице выражения такого безграничного доверия.

К этому времени они уже достигли поселка; пора было готовить ужин. Мэри оставила своих спутников на берегу реки наблюдать за прибывающей водой, а сама присоединилась к Аталь у костра. Ее подруга очень обрадовалась их роскошной добыче.

– Но послушай, Мэри, – сказала она, – туалапи разорили поселок выше по берегу, а за ним еще один и еще. Раньше они никогда так не делали. Обычно они нападали на какое-нибудь одно селение, а потом возвращались в море. Вдобавок, сегодня опять рухнуло дерево…

– Да что ты говоришь! Где?

Аталь назвала рощу неподалеку от горячего источника. Мэри была там всего лишь три дня назад, и тогда ничто не предвещало беды. Она достала телескоп и посмотрела в небо; действительно, поток частиц-Теней стал еще более мощным и стремился мимо гораздо быстрее, чем прилив, постепенно затопляющий речные берега.

– Что будешь делать? – спросила Аталь.

На плечи Мэри словно легла чья-то тяжелая длань – так давил на нее груз ответственности, но она заставила себя держаться прямо.

– Буду рассказывать им истории, – ответила она.

Когда с сытным ужином было покончено, трое людей и Аталь устроились отдыхать перед домом Мэри, под теплыми звездами. Вольготно растянувшись на ковриках в напоенной цветочными ароматами ночи, они приготовились слушать рассказ Мэри.

Она начала с событий, случившихся незадолго до ее встречи с Лирой: поведала им о своей работе в группе по изучению невидимого вещества и о возникших трудностях с финансированием. Как много времени уходило у нее на хлопоты по выколачиванию денег и как мало его оставалось на научные исследования!

Но Лирино появление быстро все изменило: не прошло и нескольких дней, как она совсем покинула свой мир.

– Я последовала твоему совету, – сказала она. – Составила программу – так называется последовательность команд, – чтобы Тени могли говорить со мной через компьютер. И они сказали мне, что делать. Сказали, что они ангелы, и… в общем…

– По-моему, не стоило говорить такое ученому, – вставил Уилл. – Вы же тогда вряд ли верили в ангелов.

– Ну, кое-что я про них знала. Понимаешь, я ведь была монашкой. Думала, что физикой можно заниматься во славу Божью, пока не убедилась, что никакого Бога нет, а если и есть, физика все равно гораздо интереснее. Христианская религия – это очень влиятельное и убедительное заблуждение, не больше того.

– А когда вы перестали быть монашкой? – спросила Лира.

– Я помню это очень хорошо, даже час, – ответила Мэри. – Поскольку физик из меня получился неплохой, мне разрешили продолжать научную деятельность; я защитила докторскую и собиралась преподавать. Наш орден был не из тех, что полностью изолированы от мира. Даже монашеское облачение надевать не требовалось: достаточно было одеваться скромно и носить на груди распятие. Так вот, я готовилась вести занятия в университете и попутно изучать элементарные частицы.

И тут я узнала, что скоро состоится конференция по моей теме; меня попросили приехать туда и прочесть доклад. Я отправилась в Лиссабон, где раньше никогда не бывала; честно признаться, до тех пор я вообще ни разу не покидала Англии. И все это вместе – перелет, гостиница, яркий солнечный свет, вокруг сплошь иностранная речь, именитые коллеги со своими выступлениями и мысли о моем собственном докладе: станут ли меня слушать и не забуду ли я от волнения, о чем надо говорить… словом, я ужасно волновалась, можете мне поверить.

И еще учтите вот что: я ведь тогда была совсем невинна. С детства, как послушная девочка, я регулярно ходила к мессе и думала, что у меня призвание к духовной жизни. Всем сердцем я хотела служить Богу. Мне хотелось взять всю мою жизнь и пожертвовать ею вот так, – сказала она, протянув вперед раскрытые ладони, – принести ее Иисусу, чтобы он сделал с ней все что пожелает. И мне кажется, я была довольна собой. Чересчур довольна. Считала себя умницей, ведущей праведную жизнь… Ха! Все это длилось примерно до девяти тридцати вечера десятого августа – с тех пор прошло уже семь лет.