Филип Пулман - Янтарный телескоп [litres]

А человек их не замечал. Он все еще силился понять, что произошло.

– Вы дух? – осторожно спросил Уилл.

Тот протянул руку, и Уилл хотел взяться за нее, но его пальцы схватили воздух. Он ничего не почувствовал, только холодок.

Незнакомец увидел это и в ужасе уставился на свою руку. Шок уже проходил, и он стал осознавать жалкость своего состояния.

– Правда, – сказал он, – мертв… Я умер и отправлюсь в ад.

– Тихо, – сказала Лира. – Мы отправимся вместе. Как вас зовут?

– Я был Дирком Янсеном, но я уже… я не знаю, что делать… Не знаю, куда идти…

Уилл открыл дверь. Скотный двор выглядел по-прежнему, сад за кухней не изменился, так же сквозь дымку светило солнце. И так же лежало в кустах тело человека.

Дирк Янсен издал тихий стон, словно у него исчезли последние сомнения. Стрекозы вылетели за дверь, пронеслись над самой землей и взвились в небо быстрее птиц. Мужчина беспомощно озирался, поднимал руки и с тихим криком снова опускал.

– Я не могу здесь оставаться… Не могу, – говорил он. – Это не та ферма, которую я знал. Не моя. Я должен идти…

– Куда вы пойдете, мистер Янсен? – спросила Лира.

– По дороге. Не знаю. Должен идти. Не могу оставаться здесь…

Салмакия слетела на руку Лиры. Крохотные коготки стрекозы укололи ее, а дама сказала:

– Из деревни идут люди – такие же, как этот человек, все идут в одном направлении.

– Тогда пойдем с ними, – сказал Уилл и повесил рюкзак на плечо.

Дирк Янсен уже проходил мимо собственного тела, отведя от него глаза. Он шел как пьяный, останавливался, двигался дальше, вилял из стороны в сторону, цеплялся ногами за камни и маленькие рытвины на дорожке, которую знал как свои пять пальцев. Лира тронулась следом за Уиллом, а Пантелеймон превратился в пустельгу и взлетел так высоко, что Лира даже охнула.

– Она права, – сказал он, спустившись. – Из деревни идет целая вереница людей. Мертвых…

И вскоре они увидели их сами: десятка два мужчин, женщин и детей; все двигались, как Дирк Янсен, неуверенно, будто оглушенные. Деревня была меньше чем в километре, и люди шли в их сторону, один за другим, посередине дороги. Дирк Янсен увидел их и побежал к ним, спотыкаясь, а они протягивали ему навстречу руки.

– Может, они и не знают, куда идут, но идут туда вместе, – сказала Лира. – Лучше пойти с ними.

– Думаешь, в этом мире у них были деймоны? – спросил Уилл.

– Не пойму. Если бы ты увидел такого в своем мире, ты бы догадался, что он дух?

– Трудно сказать. Выглядят не совсем нормально… У нас в городе я видел одного человека, он ходил около магазинов, всегда с одним и тем же пластиковым пакетом, ни с кем не разговаривал и никогда не заходил внутрь. И на него никто не смотрел. А я воображал, что он дух. Они на него немного похожи. Может, в моем мире полно духов, а я этого не знал.

– В моем – вряд ли, – с сомнением сказала Лира.

– В общем, кажется, здесь мир мертвых. Их только что убили, те солдаты, наверное, и теперь они здесь – и здесь все так же, как в мире, где они жили. Я думал, в нем будет все по-другому…

– Но здесь смеркается, – сказала она. – Гляди!

Она схватила его за руку. Уилл остановился и посмотрел вокруг: она была права. В Оксфорде незадолго до того, как он набрел на окно и шагнул через него в мир Читтагацце, случилось солнечное затмение, и вместе с миллионами других людей он стоял днем на улице и наблюдал, как гаснет яркий дневной свет и погружаются в жутковатый сумрак дома, парк, деревья. Все оставалось отчетливым, как днем, но освещение постепенно уменьшалось, словно вся сила вытекала из умирающего солнца.

Сейчас происходило нечто подобное, только страннее, потому что контуры вещей тоже теряли определенность и становились расплывчатыми.

– И не похоже на то, что слепнешь, – испуганно сказала Лира, – мы же видим вещи, они сами как будто гаснут и растворяются…

Краски уходили из мира, капля за каплей. Вместо яркой зелени деревьев и травы – зеленоватая серость, тусклый серо-песчаный цвет еще недавно желтого поля кукурузы, тусклая кроваво-серая окраска кирпичей, опрятного фермерского дома…

Люди, которых они постепенно нагоняли, тоже заметили это и показывали пальцами, хватали друг друга за руки, прося подтверждения.

Единственными яркими пятнами во всем ландшафте были сверкающие – красно-желтое и ярко-синее – тела двух стрекоз и их маленькие наездники, да еще Уилл, и Лира, и пустельга-Пантелеймон, вьющийся над ее головой. Они почти нагнали процессию, и теперь было ясно: это духи. Уилл и Лира невольно приблизились друг к другу, но бояться было нечего, потому что духи боялись их гораздо больше и не хотели к ним приближаться.

Уилл крикнул:

– Не бойтесь, мы вас не обидим. Куда вы идете?

Они посмотрели на самого старшего среди них, словно он был их проводником.

– Идем туда, куда все уходят, – сказал он. – Я как будто знаю, но не помню, чтобы когда-нибудь об этом слышал. Должно быть, по этой дороге. Мы поймем, когда придем в нужное место.

– Мама, – сказал ребенок, – почему стало темно днем?

– Тише, милый, не бойся, – отозвалась мать. – От того, что боишься, лучше не будет. Мы умерли, наверное.

– А куда мы идем? – спросил ребенок. – Мама, я не хочу быть мертвым!

– Мы идем к дедушке, – с тоской в голосе сказала мать.

Ребенок был безутешен и горько плакал. Остальные смотрели на мать – кто с сочувствием, кто с раздражением, – но помочь ей ничем не могли и уныло плелись дальше по угасавшей, расплывавшейся местности, а ребенок все плакал тонким голоском, плакал, плакал.

Кавалер Тиалис, что-то сказав Салмакии, помчался вперед. Уилл и Лира жадным взглядом следили за яркой энергичной стрекозой, уменьшавшейся вдали. Дама слетела на руку Уилла.

– Кавалер полетел посмотреть, что впереди, – объяснила она. – Мы думаем, местность погружается в сумрак потому, что эти люди ее забывают. Чем дальше они отходят от своих домов, тем темнее тут будет становиться.

– Но зачем же они уходят? – спросила Лира. – Если бы я была духом, я осталась бы в знакомых местах, а не побрела бы неизвестно куда, чтобы заблудиться.

– Они несчастливы здесь, – догадался Уилл. – Здесь они умерли. Поэтому здесь им страшно.

– Нет, их что-то влечет туда, – возразила дама. – Их гонит вперед какой-то инстинкт.

И в самом деле, теперь, когда их деревня скрылась из виду, духи двигались более целеустремленно. Небо потемнело, как перед сильной грозой, но никакого электричества в воздухе, как бывает перед грозой, не ощущалось. Духи упорно шли вперед. Перед ними лежала прямая дорога, а местность вокруг почти совсем уже лишилась деталей.

Время от времени кто-нибудь из них оглядывался на Уилла и Лиру или на яркую стрекозу с наездником – как бы с любопытством. Наконец самый старший сказал: