Маргарет Оуэн - Спасти Феникса [litres]

Сизари-чародеи, однако, умели играть судьбой, как на флейте. Они по собственному желанию сеяли смуту или благодеяния, призывая буйный урожай так же легко, как крысиное нашествие по всему городу. К счастью для Сабора, чародеи из Обычных каст были редкостью, а их непредсказуемые зубы – редкостью вдвойне.

И вот на рассвете Па поднял в вязкий воздух свой единственный сизариный зуб, сжал в кулаке и закрыл глаза.

Фу не увидела изменений, однако через мгновение Па опустил руку.

– Готово.

Подлец только покачал головой и побрел вдоль по дороге. Он считал это транжирством. Он был такой один. Остальная стая знала, что, после того как половина их скарба сгорела вместе с телегой, удача им ой как не помешает.

– И что теперь? – поинтересовался Тавин, стоя позади Жасимира.

Принц опустился коленями на утрамбованную землю плоскогорья, повернулся лицом на восток, навстречу восходящему солнцу. Его губы шевелились в немой молитве. Блевотка сидела рядом с ним, взбивая хвостиком пыль. Фу слышала, что в касте Фениксов блюдут ритуалы в честь зари. Сейчас она с большей радостью помолилась бы какому-нибудь завтраку.

– Не скажу, – ответил Па, почесывая бороду. – Но мы поймем, когда это произойдет.

Взгляд его был прикован к пустой дороге позади, где не было ничего, кроме земли, омытой серой тенью рассвета. Потом он скинул со спины тяжелый мешок, пошарил внутри и извлек два зуба.

– Фу. – Его рука потянулась к ней.

Она взяла зубы. Двойняшки сизариных искорок горели внутри – не искорки-чары, а обычные.

– Пора тебе научиться использовать два одновременно. Вчера вечером ты оказалась на волоске. – Это должен был быть голос Па. Вместо него говорил вождь, спокойный, непоколебимый… тревожный. Голос стал громче, когда он повернулся к остальной стае. – Обожатель, сколько еще осталось идти?

Долговязый парень выдернул торчавшую из его поклажи скрученную карту.

– Мы рядом с побережьем. Через день углубимся в Крылиную область. Оттуда до крепости Чепарок два дня.

– Прежде чем нас посадили в карантин, я послал почтового сокола нашему человеку в Чепарок. – Тавин помог принцу Жасимиру встать на ноги. – Он марканец, несет службу на рынках. Его старший офицер оповестит губернатора, и тот запалит чумной маяк, как только я подам сигнал. Это даст нам повод пройти прямиком к воротам губернатора Кувимира.

Па кивнул и свистнул сбор, бросив прощальный взгляд на обратную дорогу.

– Тогда будем надеяться, что удача побудет с нами какое-то время.

Удача не заставила себя ждать, явившись в обличье несчастья: черного столбика дыма, возникшего часом позже над макушками деревьев. Всю дорогу до маяка Подлец хмурился, а Фу никак не могла избавиться от донимавших ее сомнений.

Когда они вернулись на плоскогорье с щедрым причастным, состоявшим из двух речных быков, новой повозки и всего того, о чем они только могли мечтать из богатого имущества покойного грешника, от сомнений Фу не осталось ничего, кроме пыли в их следах. Ей даже не пришлось перерезать грешное горло.

– Сколько еще таких деревень?

Фу подняла глаза от зубов-близняшек в просоленной ладони. Ей разрешили ехать в повозке с принцем, когда она практиковалась в зубных чарах, но до сих пор два сизариных клыка только и делали, что спорили в ее кулаке, как непослушные дети.

– Каких таких? – переспросила она.

Принц откинулся на бортик повозки и, почесывая у Блевотки за ушками, поглядывал на проплывающие мимо кипарисы, увитые плющом. Кошка не отходила от него все утро, разве что ради привлечения к себе внимания Тавина.

– Дружелюбных. Щедрых. Это все действие зуба?

– Нет. – Она прилегла на мешок с рисом и тут же взвилась, поймав большим пальцем занозу из грубо струганной доски. – Завет пометил грешника задолго до того, как мы воспользовались зубом. Похоже, деревня хотела от него избавиться. Этот скупердяй высосал из односельчан все богатства и почивал на них. Удача тут была ни при чем. Она просто вынудила их ждать и не зажигать маяк, пока мы не окажемся ближайшей стаей Ворон.

– Понятно. – Жасимир потянул за капюшон, скрывавший его хохолок.

Грянула походная песня Обожателя, перекрывшая громыхание повозки.

Фу вытянула занозу и пососала палец, поморщившись от соли, забившейся под ноготь.

– А чего на самом деле хочется узнать твоему высочеству?

– Я… пожалуй, мне непонятно, почему Вороны все еще тут, если дела так плохи. – Жасимир подбирал слова медленно и тщательно. – У вас нет дома. Я не понимаю, с чего вы остаетесь там, где вас не хотят.

Кулак сжался вокруг зуба чуть сильнее, чем требовалось, а мысли понеслись в голове, как вода с горячего утюга.

Это почти так же, как когда Жасимир назвал ее костокрадом, когда забыл обмотать рукоятку кинжала. Он не хотел никого обидеть. Для принца это было всего лишь недельным маскарадом, после которого он, в лучах славы, отправится парадом обратно в Думосу.

Однако урон от этого не становился меньше.

Рука Фу дрожала, когда она указала на дорогу.

– Это мой дом, братец. – Она показала на гряду холмов в северном направлении. – И это мой дом. – На тонкую полоску синего горизонта на юге. – И это мой дом. – Наконец, она обвела рукой Ворон, бредущих вокруг повозки под стихающую песню Обожателя. – Вот мой дом.

Деревянные колеса уже перемалывали дорожный песок, корябая возникшее между Фу и принцем молчание. Почувствовав, что снова может доверять голосу, Фу продолжила:

– Мы остаемся в Саборе, потому что это наш дом. Да, деревни к нам негостеприимны в отличие от грешников. Всякая душа, боящаяся чумы, спит спокойнее, зная, что мы придем, когда нас позовут. Ты спрашиваешь, почему мы остаемся? Потому что чума остается. Потому что кому-то нужно милосердие. И потому что это наш проклятый дом.

– Я не хотел обидеть… – начал принц.

– Ты вот уже два дня труп, и никому нет до этого дела, – перебила его Фу. – Почему ты не уезжаешь? Поинтересуйся в деревне, где горит чумной маяк, кого они хотят больше, Ворон или королей, и ты узнаешь, без кого из нас эта страна обойдется.

Повозка покачнулась, когда Тавин свесился через борт.

– Лекари нужны?

– Чего? – переспросила Фу, застигнутая врасплох, но не удивленная.

Сокол как будто чувствовал, когда гордость принца рискует оказаться уязвленной. Блевотка ощетинилась на Тавина, но успокоилась, когда тот почесал ей под подбородком.

– Так лекарь нужен? – повторил он, наигранно размахивая своим колдовским знаком. – Потому что похоже, что кого-то поджаривают на вертеле.

Щеки Жасимира потемнели.

– Мы тут… дискутируем.

– Разумеется. – Тавин уткнулся подбородком в предплечье. – Знаете, у вас сейчас совершенно одинаковые физиономии.