Джесс Буллингтон - Божественная смерть Джиреллы Мартигор

— Прости, сестра, — промолвила Джирелла, подняв трясущуюся руку, — но прошу, не откажи мне в последней просьбе.

Боевая монахиня не ответила, но и не перерубила Джиреллу напополам. Пока еще.

— Разреши еще разок взглянуть на твое лицо, — попросила Джирелла с дрожью в голосе. — Если, во имя освобождения своего народа, ты готова стать мученицей, позволь себе быть первой, сбросившей цепную личину, анафемой. И раз уж мне суждено стать жертвой, принеся которою ты обретешь себе спасение, позволь мне воззреть на праведный лик своего палача, а не на прячущегося за маской наемного убийцу.

Вместо того, чтобы опустить массивный меч, боевая монахиня умудрилась одной рукой держать громоздкое оружие вскинутым, пока второй развязывала маску. Джирелла нервно зажевала губу. Анафема выглядела еще уродливее, чем отложилось в памяти. Когда ткань спала, и сестра Вора приготовилась исполнить казнь, Джирелла шагнула ближе, дабы принять волю Падшей Матери.

— Пускай надежные пути ведут тебя к ее груди, — прошептала она, глядя в испещренную шрамиками рожу ведьморожденной.

— Пускай небес надежный свод всегда… — подхватила сестра Вора, но не успела та закончить молитву Исхода, как Джирелла плюнула в приоткрытый рот анафемы. После чего резко развернулась, нырнула щучкой в кровать и четко по ней перекувырнулась, при этом ожидая удара мечища, или разрубающего ее надвое, или разносящего вдребезги кровать при попытке. Она приземлилась на пол по ту сторону постели и оглянулась посмотреть на свою погибель, как та злобно идет по ее душу…

Но сестра Вора не сдвинулась с места ни на гран. Меч выпал из трясущихся, тянущихся к пучеглазому лицу рук и задребезжал под ногами. Цирюльник Нортон не просто глаголил истину об изменении, что претерпит Джирелла — действенность ее яда поражала во всех смыслах: из бессильно раззявленного рта анафемы повалил дым. Сестра Вора вдавила свои крепкие пальцы в горло, вкогтилась в собственную плоть и из ран хлестнула кровь. Она упала на колени, скребя да раздирая глотку, зарываясь все глубже в шею, полоски плоти трещали и обрывались со звуком арфовых струн. И все это время не сводила своих фиолетовых глаз с Джиреллы, припавшей к полу с другой стороны ложа. У анафемы был такой вид, будто это ее предали.

Когда неутомимые пальцы обнажили белизну позвоночника и его владетельница рухнула изрытым лицом вниз, Джирелла пожелала чудищу:

— Пускай небес надежный свод всегда покой твой бережет!

Девушка обошла содрогающийся труп своей защитницы и отправилась наследовать Вороненую Цепь.

Как явствовало из помпезности древней церемонии и религиозной символики, этим утром на тронутой туманом террасе Багряного тронного зала Джирелла Мартигор усопла. Над головой клубились и вихрились холодные серые тучи. Ее место заняла папесса И’Хома Третья, Матерь Полночи, Пастырша Заблудших, блиставшая великолепным одеянием, исполненным из радужных перьев и чернильного меха совомыши и украшенным тысячей черных опалов. Перевернутый крест ее скипетра был вырезан из окаменелой крови древней демонской королевы. Ей было пятнадцать.

Все верующие на Звезде радовались.

После того как королева Индсорит возложила ей на голову митру, все подернулось легкой тревожной дымкой сомнений и беспокойств, ибо дядя сказал, что великих перемен ждать не стоит. Но она надеялась, что докажет ему его неправоту. Правда, не чувствовала нечего необычного. Ни в коей мере. Поди, помимо прямого общения, Падшая Матерь изыщет иные пути, дабы направлять И’Хомину длань. Во всяком случае, покамест.

А пока, она сама направляла свою длань, протягивая ту трем своим высшим должностным лицам для поцелуя папского перстня по завершении коронации.

Первой подошла кардинал Арцидр — стройная дама в почтенных летах, у коей шпионов больше, чем у всех остальных членов Коллегии кардиналов вместе взятых. Особа приложилась сморщенными губами к ониксу кольца и одарила своего новоиспеченного понтифика наимилейшей улыбкой. Папесса И’Хома представила, как та нашептывает на ушко Ектении, потом сестре Воре, и так же улыбнулась старой карге в ответ.

Следующей пожаловала кардинал Исан — женщина куда как моложе и миловиднее, нежели ожидалось. Она едва задела перстень, и И’Хома слегка стегнула пальцем, шлепнув той ониксом по губам, чтоб прелата Самота уж наверняка проняло. Будучи посредником между церковью и Багряным двором, уже не с таким трудом представляется, как она совместно с Индсорит разрабатывает предательский план по умерщвлению избранного преемника Шанату, подкупает сестру Вору решением, уже любезно одобренным Багряной королевой.

Подытожил святое лобзание кардинал Венделл — просто нелепая пародия на мужчину, губы которой жадно присосались к кольцу. С виду Министр Пропаганды Цепи даже близко не так умен, как предыдущая парочка, но как знать, тупоумный ли он от природы или же его поведение — попросту уловка, дабы отвести от себя подозрения? Разумеется, в своем деле — умащивать бесстыдную ложь сентиментальными оговорками и стараться раздувать каждую крупицу правды пустопорожним бахвальством до таких размеров, чтоб та чуть ли не лопалась — он еще та голова. Учитывая его льстивые воззвания к популистским настроениям, не мог ли он искусить сомневавшуюся анафему и склонить к предательству?

Впрочем, уже не важно, кто там из троицы пытался воспрепятствовать вознесению И'Хомы, ибо зубы в итоге обломали все, и теперь не остается иного выбора, кроме как признать ее верховенство. Хотя наслаждаться сей роскошью они будут не так чтоб долго. Цирюльник Нортон заверил, что контактный яд, который они нанесли на кольцо, замедленного действия, а посему не даст тем враз откинуть копыта. Но еще до следующего восхода солнца вся троица преставится в самых изысканных мучениях.

Конечно, дядя огорчится сему, но горе есть участь смертных. Если б Падшая Матерь и впрямь возжелала, чтоб высшие чины И'Хомы жили, то обязательно уберегла их, как не раз уберегала саму И'Хому. Наказание несет лишь виновный.

И'Хома искренне в это верила.

— Ну что, приступим, ваша всемилость? — предложила королева Индсорит, кивая увенчанной короной головой в сторону двух седалищ, высившихся на широченной веранде Багряного тронного зала, на самом гребне конуса Диадемы.

— Всенепременно, ваше величество, — согласилась папесса И’Хома Третья, принимая руку Багряной королевы.

Заключив с королевой перемирие — папа Шанату спас плоть Багряной империи. И теперь на долю И'Хомы выпало спасти ее душу.

Однако с этим придется повременить.

Ибо нынче утром ее величество предпочла надеть перчатки.