Джо Аберкромби - Немного ненависти [litres]

– Ну что ж, Трясучка, старый пень, если тебе действительно захочется потолковать, дай мне знать. – Клевер поднял с земли свой щит и шагнул, высматривая, куда ему встать. – Мои уши всегда открыты для разговора о том, как сделать жизнь лучше.

Рикке надеялась, что ее ненависть к Стуру Сумраку растает, когда она наконец увидит его лицо – потому что ее ненависть к нему уже начинала становиться непосильным бременем. Она поглядит ему в глаза и увидит, что он совсем не тот монстр, который вопил о своих надеждах на ее кошмарную смерть, который спалил сад ее отца и перебил множество ее хороших знакомых, а просто человек со своими привязанностями и страхами, как и любой другой – и ее ненависть испарится.

Однако, как зачастую случается с надеждами – и ненавистями, – все вышло не совсем так, как она рассчитывала.

Будущий король горделиво вышел на круг под дикие вопли своих сторонников. Его восхваляли, ему аплодировали, его хлопали по спине, а он стоял посреди всего этого со своей мокроглазой ухмылкой, словно свадебный гость, который в предыдущую ночь перепихнулся с невестой.

– Это Сумрак? – вполголоса спросила Финри дан Брок, которая сидела рядом с Рикке, бледная и напряженная, не очень удачно стараясь прикрыть свое горе храброй миной.

– Да, это он.

Рикке прищурилась, жалея, что не может посмотреть сквозь него. Увидеть какую-то подсказку насчет того, что он собирается делать. Какую-нибудь слабость, которой Лео сможет воспользоваться. Или просто его надвигающуюся смерть.

Однако Долгий Взгляд не подчинялся ее желаниям, и все, что она смогла увидеть на его лице, – это его гребаную сводящую с ума ухмылку, словно это он был тем, кто может смотреть в будущее, и для него там не предвиделось ничего, кроме новых побед. Стур взглянул в ее сторону, и его волчья усмешка расширилась еще на зуб с каждой стороны. Он не спеша подошел к ней через добрую половину круга.

– Так, значит, это ты Рикке? – окликнул он, медленно обводя ее с ног до головы своим мокрым взглядом, приоткрыв рот и показывая кончик языка. – Ты симпатичнее, чем я представлял.

Она ответила таким же неторопливым взглядом, только ее рот был искривлен презрительной гримасой.

– А ты примерно такой урод, как я и ожидала.

– Говорят, ты можешь видеть будущее. И как, ты уже видела тот момент, когда ты будешь у меня сосать?

Раздался взрыв насмешливого хохота. Рикке стиснула кулаки.

– Нет. Только то, как ты будешь побит на круге.

Стур только усмехнулся, услышав это:

– Ну, тут-то ты врешь, это я точно знаю. Может быть, ты врешь и насчет того, о чем я спрашивал?

Он сально подмигнул ей и повернулся прочь. Подмигнул ей, ублюдок! Рикке ощутила, как в ней вздымается ярость, еще горячее, чем прежде.

– Насчет этого не волнуйся! – завопила она ему в спину, вскакивая и тыча в воздух скрюченным пальцем. – Когда Лео сложит тебя пополам, ты сможешь сам у себя отсосать!

Этим она заслужила несколько смешков, по крайней мере со своей стороны, плюс несколько мрачных взглядов со стороны Стуровых щитоносцев. Среди них она опознала Гвоздя – тот глядел прямо на нее, задумчиво сдвинув бесцветные брови. Она свернула язык трубочкой и плюнула в его сторону. Он ухмыльнулся и отвесил ей небольшой поклон.

– Полегче, – буркнул ее отец, придерживая Рикке за локоть. – Только глупцы и трусы не могут обойтись без грубостей. К Стуру, может быть, относится и то, и другое, но ни то, ни другое не относится к тебе.

– Подмигивать он мне будет, дрочила сраный! – прорычала она. – Ничего, мы еще посмотрим, как его будет трахать боров, мерзкого ублюдка! Как его вздернут на колючке и вырежут на нем кровавый крест! А потом я пошлю его папаше его кишки в шкатулке. С травами. Чтобы он ничего не унюхал, пока не откроет!

Она увидела, что отец глядит на нее во все глаза, и вид у него весьма озабоченный.

– Что? – рявкнула она, сдвигая плечи. – Думал, во мне не может быть ненависти к человеку?

– Я просто говорю: будь осторожна. Если будешь ненавидеть человека так сильно, ты дашь ему власть над собой.

– Может быть. Но она вернется в грязь вместе с ним. – Ее голос звучал жестко даже для нее самой. – Великий Уравнитель спишет все долги.

Улюлюканье и насмешки, несшиеся с их стороны круга, превратились в радостные крики, когда Лео протолкался сквозь толпу. Его друзья шли следом.

Отец наклонился ближе к Рикке:

– А любовь к человеку в тебе может быть? – Она подняла на него глаза, захваченная врасплох. – Я стар, Рикке, но не слеп.

Лео вздрогнул, когда стена щитов с лязгом замкнулась за его спиной – словно узник, услышавший поворот ключа своего тюремщика. Он сказал, что любит ее. Не то чтобы она подозревала его во лжи. Просто сомневалась, что он когда-либо любил кого-то больше, чем себя.

– В нем есть вещи, которые я люблю. – Например, великолепный живот, какой редко где увидишь. – А есть которые не очень. – Например, раздувшаяся от самомнения голова, какую редко где встретишь.

– Можно ненавидеть что-то в человеке и все равно любить его. Это нелегко – видеть, как твой любимый человек входит на круг.

Рикке стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони.

– Проще, если еще больше ты ненавидишь второго ублюдка.

Шум начал стихать, когда на выстриженную траву ступила Изерн-и-Фейл со своим длинным копьем в руке, медленно жуя. Дождавшись, пока вокруг воцарится нервная тишина, она засунула катышек чагги языком за нижнюю губу.

– Мое имя Изерн-и-Фейл! Мой папаша, Круммох-и-Фейл, был судьей, когда Девять Смертей дрался с Фенрисом Наводящим Ужас. Он был известный подонок. – Смех, согласные выкрики. – Но зато известный! И поскольку он к тому же был горцем, то лучше всего годился на роль нейтральной стороны – по крайней мере, лучшего было не найти.

Она задрала подбородок и ткнула пальцем в свою грудь:

– Я не менее известна, чем он! Главным образом своим острым умом и сногсшибательной красотой. – Снова смех. – Так что, поскольку я еще и горянка, на мою долю, похоже, выпало судить этот поединок.

Она сверкнула глазами в сторону Стура:

– Однако я должна с самого начала объявить, что терпеть не могу этого говнюка, который там стоит, и в принципе не прочь прикончить его собственноручно!

Поднявшийся хохот только добавил Рикке нервозности.

– Не могу не восхититься твоей честностью, – отозвался Стур.

– Ты хоть комариным членом можешь восхищаться, меня это мало волнует. Однако судить поединок – это священная ответственность и так далее, и все такое гребаное прочее, так что можешь рассчитывать на то, что я рассужу вас по всей со-вести.

– Мне-то что, – сказал Стур. – Когда я буду стоять над его трупом, судить будет особо нечего. Ты только скажи, когда начинать, а с остальным я справлюсь.