Юта Мирум - Эпоха пепла [litres]

– Нет, что ты, – пошел на попятную Джонас, растерянно запустив пятерню в густые волосы. Он опешил, едва только понял, что Айя не шутит – похоже, его необдуманное замечание она поняла по-своему. – Я помогу, просто…

– Просто ты думаешь, что я не понимаю, как тяжело бессильным магам. Что никто, кроме тебя, не поймет. Боишься, что я могу навредить. Перестань. Мы с самого детства вместе. Я могу подумать, что ты и раньше был обо мне не очень-то хорошего мнения.

– Ты пела потрясающе! – Звонкий голос Антеи разнесся по всему коридору, и ее спутница вздрогнула.

– Ш-ш-ш, – приложила девушка палец к губам и воровато оглянулась. Коридор был пуст, что неудивительно – занавес опускался трижды, и Перея все еще была на сцене, принимая любовь зрителей. Все, о чем можно мечтать, если на твоем лице нет безобразного шрама. А если есть… что же, тогда и удел другой – при свете дня роль больше не твоя, сколько ни пой, как ни проси Владык. Раз став двуликою луной, навек останешься ею; если не на сцене, то вне ее.

Аоид нервно провела рукой по лицу, и губы ее дрогнули. Можно было уже и привыкнуть, но каждый раз, стоило только пальцам коснуться шершавого рубца, горло сжималось от тошноты. Его не спрячешь за толстым слоем пудры – только за маской, которую она так беспечно уронила на сцене.

Аоид резко мотнула головой, и рыжие локоны ударили по лицу, а шляпка упала. Антея ловко перехватила ее, пока медвежья дочь корила себя за рассеянность. Почему сегодня все валится из рук?

– Пойдем, – резко бросила она и, видя, как понурила голову Антея, пожалела о своем поведении. И так из раза в раз – покуда тени Тенебрис отступали перед сценой, она пела и пленяла других. Но стоило представлению подойти к концу, и всякое дурное вновь овладевало ее головой, заставляя срываться на невинной сестре.

– Я хорошо пела? – натужно спросила Аоид, желая разбавить гнетущую атмосферу.

Антея тотчас преобразилась, словно само воспоминание об увиденном грело ее изнутри. «До чего же дивное дитя!» – подумала Аоид. Сестра, пусть и не по прямой линии, она была ей куда ближе единокровных родственниц. Не считая матушки, Антея единственная знала о маленькой тайне, отдушине Аоид, ее второй личине. И как искренне восхищалась! Без тени зависти, с одной лишь бесконечной гордостью.

– Зрители ловили каждый твой вдох, – подтвердила Антея, расплываясь в улыбке. – Лорд Мельрис всю последнюю сцену держался за дрожащие колени, пока его супруга заливала слезами платок. И она была не одна, уж поверь мне!

Они вышли на улицу, пригибаясь от сильных порывов ветра. До кареты была всего пара шагов. Антея не сразу заметила, что сестра остановилась позади.

– Что-то забыла? – Вопрос повис в воздухе, и девочка, проследив за взглядом медвежьей дочери, охнула.

Чуть поодаль от их кареты стояла принцесса с молодым человеком, в котором Антея мгновенно признала Джонаса. Радость от встречи быстро сменилась нарастающей тревогой. Если бы Антея была одна, то немедля подошла бы к принцессе. А сейчас… только бы наследница трона не заметила их.

Но Айя и не думала смотреть в их сторону – она внимательно слушала своего друга, сложив руки на груди, после чего молча села в карету, оставив Джонаса сотрясать воздух в одиночестве. Драконий отпрыск, немного постояв, направился за ней, и Антея облегченно выдохнула.

– Я замерзла. Пойдем? – попросила она, дергая сестру за руку. Но Аоид аккуратно сняла пальцы спутницы со своего локтя.

– Надеюсь, мой голос не принес ей удовольствия, – зло пожелала Аоид, и ее собеседница вздрогнула.

– Вряд ли, – робко возразила девочка.

С сестрой Аоид попрощалась холодно, мечтая поскорее оказаться в окружении родных стен. И позже, вечером, расчесывая тяжелые медные волосы, никак не могла перестать думать о неожиданной встрече. Аоид мечтала ничего не слышать и не знать про орлиную принцессу; но, увидев ее у театра, корила себя за упущенную возможность. Стоило ли ей высказать все, что вертелось на языке? Или просто ударить – даже от одной пощечины наверняка стало бы легче. А сейчас на сердце тяжесть величиной с целую гору. Как бы Аоид хотелось не думать о принцессе, не видеть ее, как не замечают ее саму…

Кажется, она уснула. Словно сквозь толщу воды донесся стук в дверь, и, услышав недовольное «Войдите», на пороге показалась любимая служанка. Она молча оставила на столике коробку и ушла, не сказав и слова – умение на вес золота.

Аоид с опаской потянула за бархатную ленту. Живя с когортой сестер, стоило ожидать всего, что угодно. На кровати сонно потянулся Морму, ее медвежий защитник. Ему тоже стало любопытно. Морму с интересом наблюдал, как аккуратно хозяйка берет в руки ажурную маску. Ее пальцы дрожат, а под кожей сплетается в крепкий трос ворох чувств: удивление, страх, недоверие, надежда.

Сложенный конверт хозяйка заметила не сразу, а когда увидела, тут же спрятала его в музыкальную шкатулку, строго приказав Морму отгонять от сокровища любого, кто подойдет слишком близко. Тот не знал, что такого особенного в паре слов, написанных чернилами; но в том, что они особенные, не было сомнений – сердце хозяйки начинало биться чаще, стоило только перечитать их вновь. А делала она это каждый день. И Морму был доволен, потому что хозяйка теперь стала улыбаться и вне стен театра.

Строгим почерком в записке было выведено:

«Двуликой луне, покорившей меня».

Злополучный вечер в театре был давно забыт. Айя взялась за следующее имя в списке с таким рвением, словно точно знала, что на этот раз ей выпадет выигрышная карта. Четвертое имя из семи – шансов на успех было меньше половины. Айя выглядела бодрой, и, не знай Глубина принцессу слишком хорошо, он счел бы ее энергичность нервозной Хотя история мальчишки Сальтера, которому вот-вот не повезет встретиться с принцессой, оставляла простор для домыслов. Ему не было еще и семнадцати, но выходец из старой семьи стеклодувов вел затворнический образ жизни, всего себя посвятив семейному делу. Аарон не предоставил никаких объяснений относительно перевода ученика на домашнее обучение – только огласил сумму, которое он получил взамен. Омарицы, кровные родители мальчишки, могли позволить себе купить молчание директора – их репутация, а с ней и состояние, не одно столетие выплавлялись в жаре печей.

Мастерская стеклодувов занимала небольшой двухэтажный домик в конце улицы Омариц. На улице, названной в честь именитого мага воздуха, и по сей день жили его отпрыски. «Гордяки Омарицы» – так их звали соседи, и не зря – днем с огнем не сыскать было более надутых стеклодувов. Но уж если по правде, то и более талантливых тоже.

До чего же дивные чудеса творились в неприметном здании под зеленой крышей! Круглыми днями из труб валил пар от разгоряченных печей, а в горнилах плескался жидкий огонь. Омарицы давно перестали выдувать из стекла простые чаши да блюдца – их талант позволял воплотить в реальность самые смелые замыслы. Однако всеобщее признание для семьи на долгие годы получил прадед Сальтера, который изготовил объемный витраж для городского собора. Округлые, будто застывшие капли дождя, тысячи и тысячи кусочков стеклянной мозаики складывались в огромную картину, изображающую Владыку. Среди лазурных волн и далекой полосы земли в ясную погоду тело Санкти играло светом, а солнечные блики горстью жемчуга рассыпались по белым стенам. Если же рассматривать витраж при хмуром небе, то с течением облаков да в переменчивом свете покажется, что Владыка медленно двигается, размахивая хвостом. Раз за разом взрослые маги, будто малые дети, верили, что Омарицу удалось вложить частицу магии в бездушное стекло, хотя на деле всему виной являлась игра света.