Юта Мирум - Эпоха пепла [litres]

– Ты сделал свой выбор, Тео. Сейчас – уходи. Как бы сильно ты ни хотел убить меня, уходи, прошу. Уходи, пока можешь. Ты едва стоишь на ногах – ни о какой битве не может быть и речи.

Но Глубина не сдвинулся с места. Под его кожей пульсировал свет, а губы едва двигались, шепча понятные ему одному слова. Он не собирался сдаваться.

– Ты не заставишь меня вступить в этот бой. – злилась Айя, в то время как Тео упорно призывал к себе воду. Орлиная наследница видела, как стягивались потоки воды к его рукам – их оказалось намного меньше, чем можно было предположить. Лацерна хорошо потрепала охранника – он едва держался, собирая остатки магии. Старательно черпал последние капли своей силы. Белое лицо Долора морщилось от боли. Наконец он потерял равновесие, упал на одно колено, упершись руками в землю. Тяжело задышал, опустив голову. Вода у его плеч пошла рябью, а после с громким шлепком опала на землю, обдав лицо Глубины грязью.

Сердце Айи рухнуло в пустоту, а ноги понесли к любимому человеку. Она осторожно коснулась головы Долора – его лихорадило. По липкой коже градом бежали капли пота. Целительной магии в руках принцессы было так мало – жалкий свет едва просачивался сквозь пальцы, маревом укрывая распоротое плечо Тео.

– Не выйдет, – прошипела Айя, придерживая Глубину под руки. – Джонас, помоги мне, – попросила принцесса, не в силах сама поднять водного мага. Охранник уже не реагировал на ее голос – его голова безвольно болталась.

Драконий сын нехотя подхватил предателя под мышки, и общими усилиями им удалось закинуть бесчувственного охранника на лошадь.

– Куда теперь? – спросил Джонас, дрожа всем телом. Ярость больше не грела, уступив место усталости. Зубы стучали от холода, а синие губы едва смыкались.

– Отвезем Тео к лекарю и останемся в городе. – Принцесса опустила ладони на плечи друга, и Джонас облегченно выдохнул, когда горячий пар прошел по его спине. Под огненными руками Айи одежда высохла в считаные секунды. После принцесса проделала то же для себя и – драконий сын едва воздержался от упреков – для Тео.

– Лучше вернись в замок, чтобы королева ничего не заподозрила, – предложил Джонас, но принцесса отказалась.

– Я не вернусь туда.

– Айя… – начал было Джонас, но она не хотела слышать друга. Дочь короля подошла к колодцу, с которого начались все беды, и ее охватило желание спалить дотла двери к святилищу Владык. Пока драконий сын молча наблюдал за ней, она присела у края колодца. Без страха перед силой, бушующей на его дне, Айя подняла руки и призвала черное пламя обратно.

Огонь тонкими языками послушно потянулся к ее пальцам, сворачиваясь в клубок на ладонях.

«Это просто сила, – как заведенная, повторяла про себя Айя слова Анте, сказанные ей напоследок. – Сила, не ограниченная нитью Владык. В детстве ты нашла к ней путь через боль от утраты брата, но не справилась с ее потоком. Ты продолжала искать над ней управу с помощью боли, полагая, что черный огонь появляется в моменты, когда ты теряешь контроль над эмоциями. Это так. Но если ты представишь черный огонь в виде клинка, которым неразумный ребенок может поранить руки, а взрослый мастер способен управлять с закрытыми руками, то поймешь, как обезопасить себя и других от ненужных ран. Научись управлять силой без страха. Стань во главе своего сердца, Айя, и тогда любой огонь покорится тебе».

Принцессе было жаль, что только Анте, от которого на этой земле осталось лишь перо в стеклянном шаре, не боялся проклятого пламени. Она знала, что Тео не станет ждать ее объяснений по поводу черного огня – Глубина скорее убьет ее, нежели даст шанс оправдаться.

Айя поднялась, напоследок прихватив шар Анте, который одиноко лежал на земле – там, куда опустил его охранник, едва выбравшись из колодца. Волны, созданные Долором, не сдвинули Глас Владык ни на сантиметр.

– Пойдем, – коротко бросила принцесса другу и не без труда взобралась на Баркару. Огненная грива лошади вспыхнула, стоило только хозяйке оказаться на ее спине. Дочь короля, удерживая поводья коня Тео, направила Баркару обратно в город, про себя молясь, чтобы ей никогда больше не пришлось возвращаться к колодцу.

Ночью, уже в столице, раненого водного мага приняли в лечебнице на окраине жилого квартала, не задавая лишних вопросов. Немалая заслуга в сговорчивости врачевателей принадлежала паре изумрудных сережек, которые Айя, не задумываясь, отдала в обмен на помощь и молчание. Куда сложнее ей было оставить самого Тео – принцесса до последнего цеплялась за его холодные руки и всматривалась в бессознательное лицо с такой мукой и раскаянием, что Джонас, не выдержав, вышел из лечебницы.

Драконий сын знал, что любовь принцессы умрет. Может, не сейчас, может, даже не в ближайшие дни или месяцы. Но рано или поздно Айя избавится от этих неправильных, болезненных чувств, которые терзают ее, вместо того чтобы дарить счастье и питать ее жизнь.

«Разве должна любовь приносить муки?» – думал Джонас. Он считал, что нет, хоть и не имел похожего опыта.

К рассвету драконий сын чувствовал, что у него совсем не осталось сил. Городские улицы были еще пусты, когда путники пришли к дверям небольшой захолустной гостиницы, которую в любой другой день они обошли бы десятой дорогой. Но сейчас монаршим детям нужны были крыша над головой и уверенность, что их не узнают.

Хозяин, которого пришлось ждать в затхлом коридоре больше десяти минут, хвала Санкти, не признал в Айе наследницу трона. Судя по его безразличному, заспанному взгляду, он не узнал бы и короля, предстань тот перед ним со всеми монаршими регалиями. Однако даже ранним утром хозяин не упустил из виду, что его гости хоть и потрепаны, но прилично одеты, и потому потребовал за комнату, в которой они остановятся на полдня, в два раза больше ее реальной цены.

Джонас согласился на такую плату лишь потому, что Айя в этот момент выглядела так, словно была готова провалиться в сон прямо здесь, на скрипучем полу. Она завернулась в свой дорожный плащ, словно в кокон, изнывая от усталости и холода. Похоже, Баркара, которую они оставили в конюшне, грела ее куда лучше, нежели теплая накидка. Возможно, Лацерна смогла бы помочь принцессе, но одно только ее присутствие подле Джонаса раскрыло бы их анонимность. Поэтому дракониха осталась в конюшне, спрятанная в сене, и ее хозяин не сомневался, что после этого она будет в дурном настроении не меньше недели.

Ступеньки на третий этаж выглядели еще более печально, нежели узкий коридор. Дверь в их комнату оказалась приоткрыта, как и низкое, почти у самого пола, открытое окно. С улицы доносились приглушенные расстоянием голоса и веяло холодом. Джонас потянулся закрыть створку.