Григорий Шаргородский - Цена жизни [litres]

Еще секунда – и они даже без приказа разорвут меня на куски.

Как ни странно, мне даже стало немного легче. Князь Шуйский точно так же орал, но я-то понимал, что это признак снижения накала обстановки.

Император, конечно, не генерал-губернатор, но тот же принцип сработал и сейчас. Еще раз устало помассировав виски, он откинулся на спинку кресла и произнес:

– Рассказывайте все. От начала до конца.

Ну вот на кой черт этот косолапый Гудков спалил мой отчет? Все было бы намного проще. Что же, придется поупражняться в риторике.

Я, конечно, опустил сам факт существования Мыколы и переписки с Нартовым, так же как и аферу с княгиней Голицыной и ее любовником, но в остальном выложил все без утайки. Даже рассказал о конфликте с бубновыми. Когда дошел до вмешательства профессора и боя в подвале, император недовольно поморщился:

– И вы все это время покрывали кровавого убийцу невинных девиц?

– Когда-то именно я поймал оного убийцу невинных девиц и сдал его властям. Они его благополучно прошляпили, а исправлять оплошности разных неумех – не моя работа. Оба раза, когда мы виделись после его ареста, за спиной профессора находились высшие вампиры господаря Дракулы. Может, я и бесноватый Ловец, но точно не идиот.

Мое откровение император оставил без комментария и сменил тему:

– Ту помощь Дарье, о которой вы говорили Гудкову, может предоставить Нартов?

– Да, ваше императорское величество.

– И вы хотите, чтобы я отдал свою дочь в руки омскому Мяснику? – Сейчас в нем говорил не властитель огромного государства, а простой отец, потому-то мне и был задан этот вопрос.

– Ваше императорское величество, – позволил я себе легкую иронию, – вы лучше меня знаете, что Нартов – не сбрендивший мясник, а фанатик науки. Риск, конечно, есть, но уверен, профессор сделает все, чтобы добиться успеха. А успех напрямую связан с жизнью и здоровьем ее императорского высочества. Нартов из кожи вон вылезет, и не для того чтобы угодить вам или мне, а просто стремясь одолеть еще один рубеж непознанного.

Император чуть подумал и внимательно взглянул на меня. Наконец-то растерянного родителя сменил жесткий и умный управленец:

– Так вы предлагаете мне простить все те зверства, что творил сей преступник?

– Это решать вам, но позволю отметить, что мне прекрасно известно, чем Нартов занимался в своем заключении. Уверен, вам тоже об этом докладывали.

Мой намек на жуткие эксперименты, которые профессор проводил в заключении уже по приказу имперских властей, тонкостью не страдал.

– Что он хочет за свои услуги? На полное прощение пусть не рассчитывает.

– А зачем ему прощение? – явно злоупотребляя использованием вопросов в качестве ответов, парировал я. – В Империи никому не известно, кто именно скрывается за личностью омского Мясника. Если мне не изменяет память, вся вина осталась на оборотне, которого уничтожила моя команда. Профессор хочет лишь перестать прятаться и иногда, под контролем соответствующих служб, приезжать на родину. Хотя я не уверен, что на это согласится валашский господарь. Но это уже другой разговор, и меня он не касается.

Император опять задумался, и решение явно далось ему с натугой:

– Хорошо, думаю, это решаемо. А чего хотите лично вы, господни Силаев?

– Я? – Вопрос императора меня откровенно удивил. – Если вы имеете в виду посреднические услуги, так это помощь друзьям и как таковая в оплате не нуждается.

– А в качестве награды за службу моей семье? – хитро прищурился Петр Третий.

Я сначала напрягся в ощущении подвоха, но затем вспомнил, как Даша постоянно говорила, что еще со времен их предка Рюрика было принято вознаграждать слуг за пользу, принесенную правящему дому. В отличие от Романовых из моего мира, да и тех, кто правил после них, Рюриковичи понимали, что патриотизмом сыт не будешь.

– Я служу не ради награды, – спокойно, без малейшего пафоса или вызова ответил я.

Хотелось, конечно, добавить и то, что служу не ему, да и не его Империи, но фатализм фатализмом, а мозги иногда включать все же надо.

– Это плохо, – подтвердил мои мысли император, – потому что фанатики своего дела слабоуправляемы. Но вам все же придется подчиниться моему приказу.

В ответ я лишь коротко поклонился и застыл по стойке «смирно». Вот теперь пошла совсем другая игра, так что нужно соответствовать моменту.

– Вы немедля покинете столицу и, пока не поступит мой личный приказ, будете находиться в пределах Западносибирского генерал-губернаторства. – Император говорил спокойно, но так, будто каждым словом ставил государственную печать на подзаконном акте. – На этом аудиенция закончена.

Ну, закончена так закончена. Если император думает, что мне хочется видеть его больше, чем ему меня, то он сильно ошибается. Плохо другое – столь категоричный приказ явно подразумевал, что встреча и нормальное прощание с Дашей также отменяются. Переговоры с Нартовым пройдут уже без меня, и мне, как тому мавру, самое время удалиться восвояси.

Так оно и оказалось. Из всего имущества мне вернули лишь кота и предельно оперативно загрузили в малый курьерский дирижабль. В плане удобств этот корабль был намного хуже, чем «Стремительный», зато все компенсировалось скоростью. Так что мы с Леонардом мучились недолго и вскоре оказались в Топинске, где к нашим услугам были все доступные блага цивилизации. А то, чего в моем доме пока еще не было, я планировал организовать в ближайшее время.

Жаль, конечно, оставленного в Новгороде добра, но надеюсь, еще не все потеряно. Как только я оказался дома, сразу дал телеграмму Василию и попросил его отыскать мое оружие и снаряжение, а в качестве награды предложил свой паромобиль. Все равно транспортировать его обратно в Топинск было бы еще той морокой. А так я хоть сделаю подарок хорошему человеку и подсуну огромную свинью тому, кто решит зажулить мою собственность. Очень хотелось бы видеть, как этот некто, кем бы он ни был, станет объяснять волколаку, что ему следует и дальше передвигаться по грешной земле на своих двоих, а не делать это в салоне комфортабельного авто.

Пробежавшись огненным потоком по пищеводу, коньяк ухнул в желудок.

Вот что за несправедливость? Ведь дорогой же напиток, а пьется как самогонка! Возможно, все это из-за моего не самого лучшего настроения. Хотя с чего бы мне печалиться-то? Такое впечатление, что выдаю замуж любовь всей своей жизни. Так нет же! В отличие от Игнаши, ничего, кроме простой симпатии, я к Лизе не испытывал, а если учесть все потраченные на нее нервы, то мое хорошее отношение – это и так верх терпимости и воспитанности. Но, поди ж ты, потянуло напиться. Даже приятный, теплый день, один из последних перед осенним похолоданием, слабо поднимал настроение.