Макс Мах - Альв [litres]

«Прямо сейчас, прямо здесь»!

В результате они задержались в бане до темноты. Несколько раз парились, сидели, отмокая – в тесноте, да не в обиде, – в липовой бадье с прохладной водой, пили эль и любили друг друга с такой страстью, что не оставалось сил для нежности. А потом снова стояли под душем, парились, курили – в основном, конечно, Яков, – пили эль и плескались в деревянной бадье, заменявшей им ванную. Самое странное, что Яков на время даже забыл, сколько ему лет и про то, что «такие подвиги» ему уже, по-видимому, не по силам. Это Альв заставила его обо всем этом забыть, и он форменным образом потерял голову. И только тогда, когда угомонились наконец и, надев банные халаты, хотели выйти из бани, Яков сообразил, как сильно он ошибался на свой счет. Оказалось, что ему все еще много чего в этой жизни надо, но главное – все это он может от жизни взять.

«Ну прямо-таки вьюнош!» – с некоторой иронией, но не без гордости подумал он о себе, обнимая Альв.

Обнимать ее ему отнюдь не надоело, и это тоже намекало скорее на безумства и нетерпение юности, чем на трезвый взгляд зрелости.

– Проголодалась?

– Да! – улыбнулась Альв. – Я быстро все усваиваю, сколько ни съем. Во всяком случае, так мне кажется.

– У меня в погребе, на льду, пельмени с олениной припасены. С зимней охоты остались…

– Пельмени – это пирожки? – спросила Альв, разумеется, не знавшая ни этого слова, ни этого блюда.

– Не совсем… – смутился Яков. – Легче показать, чем объяснить… Пошли!

Но оказалось, что до ужина еще далеко. Не успел Яков открыть дверь, как увидел направленный на него револьвер.

– Руки поднимите, пожалуйста!

1. Воскресенье, двенадцатое марта 1933 года

На самом деле револьверов было ровно три. Три типичных оперативника Особого бюро – пальто, шляпы, кожаные перчатки – стояли, рассредоточившись таким образом, чтобы не перекрывать друг другу линию огня, и держали Якова и Альв под прицелом. За их спинами маячил премьер-дознаватель Куприянов, в армии не служивший и особой подготовки не имевший. Оттого и без оружия, и за спинами бойцов. Но говорил, разумеется, он. У остальных оперативников роли в этой пьесе были без слов.

– Яков Ильич, руки поднимите, пожалуйста! – повторил Куприянов свой приказ. – И девушке своей объясните, будьте любезны!

– Совсем сдурел, Орест Олегович? – спросил Яков, но рук не поднял. – Ордер, подписанный министром, сначала предъяви, а потом уж требуй!

Ну это же очевидно: один премьер-дознаватель не может просто так арестовать другого. Для этого нужен более чем серьезный повод и, разумеется, ордер на арест, подписанный как минимум боярином Сыскного приказа.

– Нету у меня ордера, – развел руками Куприянов. – Ты, Яков Ильич, быстро соображаешь. Ну скажи на милость, кто бы мне его выдал? Да окажись ты хоть польским шпионом или серийным убийцей, мне и тогда ордер на арест начальника убойного стола никто бы просто так не выдал, да еще столь быстро. Но, понимаешь, какое дело, тебе мертвому суд надо мной ничем уже не поможет, а в перестрелке, не дай бог, конечно, может пострадать и мадемуазель.

– И кто же здесь с кем перестреливался? – уточнил Яков, расставляя в уме «точки и запятые».

– Ты с моими оперативниками.

– Даже так?

– Даже так, – подтвердил Куприянов.

– У них в руках оружие? – спросила между тем Альв, и голос ее прозвучал настолько равнодушно , что у Якова мороз по коже прошел. И не у него одного, судя по всему. Оперативники – народ жизнью тертый и всегда чувствуют, с кем имеют дело. Вот они что-то такое и прочувствовали . Даже Куприянова проняло.

– Ладно! – махнул рукой «политик», явно сдавая назад. – Ваша взяла! Руки можете не поднимать, но ты объясни все-таки госпоже Ринхольф, что дело серьезное. Я бы и сам сказал, но у меня немецкий такой скверный, что стыдно рот открывать.

– Альв, это полицейские, – объяснил Яков, начинавший не на шутку беспокоиться о девушке, которая могла и в обморок от напряжения грохнуться, и совершить по незнанию какой-нибудь безумный и бессмысленный поступок. – В руках у них оружие, и они нам угрожают. Я не знаю пока, что случилось, но, чтобы узнать, нам надо с ними поговорить. Будь рядом, ни о чем не волнуйся и веди себя… смирно.

– Весьма разумное замечание! – поддержал Куприянов, который, по-видимому, немецкий понимал совсем неплохо.

– Не беспокойся, Яков, – чуть улыбнулась в ответ Альв. Она была спокойна, лишь немного изменился цвет ее прекрасных глаз. Они потемнели, и это не предвещало ничего хорошего. Впрочем, говорила женщина все тем же холодновато-равнодушным голосом и на Куприянова не смотрела. Вернее, смотрела сквозь него.

– Хорошо, – кивнул Яков, пытаясь догадаться, чего именно следует ему опасаться. Вернее, кого именно, Куприянова или Альв. – А теперь, Орест Олегович, ты, быть может, будешь добр и объяснишь, что за балаган тут происходит?

– Объяснить? Изволь! Что за бумагу ты получил позавчера у нашего боярина? – подался вперед Куприянов.

– Так и будем беседовать, стоя около бани? – холодно поинтересовался Яков. – Мы, если ты, Орест Олегович, не обратил внимания, только что из бани вышли и стоим тут перед тобой и твоими бандитами едва ли не голые – в халатах и шлепанцах!

– Надеюсь, вы хорошо провели время? – осклабился Куприянов.

– Не хами! – предупредил Яков.

– Ладно, не злись! Пошли в гостиную! Я вам даже выпить и закурить позволю, но без глупостей! Договорились?

– А куда мы денемся? – пожал плечами Яков. – Если в доме трое да один-два под окнами бани, то в оцеплении не меньше полудюжины. Я прав?

– Ну, где-то так, – неопределенно бросил Куприянов и первым направился в гостиную.

Яков и Альв молча проследовали за ним. И так же молча сели на диван.

– Приступай! – предложил Яков.

– Я уже спросил, – парировал Куприянов.

– Я получил разрешение на проведение совершенно секретных мероприятий в связи с делом о гибели трех молодых людей в парке Академии. Полный карт-бланш «от и до».

– То есть у тебя такая бумага уже есть, и мне по тому же делу никто ее не выдаст, – покачал головой Куприянов. – Отлично сработано!

– Орест Олегович, – спросил тогда Яков, – объясни мне другое: с чего вдруг такой интерес? Это же не коммунисты, не к ночи будь помянуты, и не анархо-синдикалисты. Тебе-то все это зачем?

– Ну, зачем мне то или это, есть государственная тайна, – мило улыбнулся «охранитель». – Но вот представь себе, Яков Ильич, посылаю я человечка разведать, что да как происходит в Третьей градской. Зачем я его послал, сейчас не важно. Факт – послал. И еще один факт. Человек мой был на связи со мной в течение всего вечера. Последний раз позвонил по телефону в половине первого ночи. И все! Исчез! Испарился! Канул в неизвестность! Ты что-нибудь об этом знаешь?